— Дорогая, давай остановимся на интрамаммарном сексе под пальмами. По крайней мере, не придётся волочь на берег озера подушку.
— Попробуй лучше заняться оральным сексом с моим strap-on dick, — усмехаюсь я, — будет забавно.
— Дорогая, теперь в двадцать первом веке всё работает на китайцев. Поэтому скажу на их птичьем языке: ты есть байчи, хотя во ай ни. Последнее на твой родной суахили переводится как накупенда или атака кутумба, что, на мой взгляд, одно и то же.
— Милый, не раскрашивай носорога! Бери в спальне подушку и пойдём на берег к пальмам. Don’t be silly! Or you want me to punish you? Maybe you want me to spank you daily after supper?
В этот момент я чувствую нарастание офигительной злобы. Я готова оторвать яйца своему русскому тембо, если откажется от пеггинга на берегу озера. Он, почуяв неладное, наливает в два стакана немного джина Gordon’s, мы чокаемся, и вот уже приятный алкоголь струится по моему пищеводу. Вешаю на плечо сумку с секс-игрушками, Энди покорно берёт в руки подушку, прихватывает с собой бутылку Gordon’s, и мы идём в душную южную ночь. Я знаю, на песчаном берегу Takawiri нас встретит прохлада.
Яркая полная Луна, свежий ветерок с озера и несколько глотков джина среди кокосовых пальм на пустынном берегу постепенно делают меня доброй. Отдаю бутылку Энди. Then I order Andy to drop his pants. Он понимает, мой приказ надо исполнить сию же минуту. От вида голого мужа возбуждаюсь до предела. Я шепчу:
— Andy, I just want to lay you back, spread your legs.
Ласкаю его cock, balls… I want to be the best Mistress Wife. And I love to fuck his ass! So, with deep strokes, I stuff Andy full with my red strap-on dick. I’m going to show Andy my love. My rubber dick is riding in and out… И происходит чудо, I fuck my husband like the cock-hungry pussy bitch he is. Нам — и ему, и мне — становится совершенно всё равно, кто мы, зачем оказались в кенийской глуши на песчаном берегу большущего озера среди здоровенных пальм. Нас не беспокоит, что будет дальше. И полная Луна, узнав наши тайны, бесстрастно смотрит на нас.
* * *
I felt in love with Andy forever. Мы лежим на пустынном берегу, тихо плещется вода. За нами два ряда кокосовых пальм; нынче сухой сезон, комаров почти нет. Над озером стелется ночной туман. Небо с висящей на нём Луной кажется таким близким, что хочется окунуть в него руку и зачерпнуть пригоршню звёзд. В Москве в нашем спальном районе Перово наверняка стоит сейчас тяжёлая предутренняя тишина, — думается мне. Даже дворники-таджики ещё не проснулись. Если в это время выбраться на улицу, то тебя окутает адский холод. Зачем люди живут там?! Даже на родной земле не стоит ебаться до могильного червя, а уж в Москве… Мир большой. Life is short and the world is wide.
8. ВОЗВРАЩЕНИЕ К ОКЕАНУ
Конечно, озеро Виктория, сказочный Takawiri и ежедневное поедание нильского окуня — это здорово. Но сколько-нибудь долго я готова жить лишь на берегу океана. И чтобы рядом был большой город. Энди согласен со мной. Поэтому мы возвращаемся в Момбасу.
На маленьком катере плывём пятнадцать километров до Mbita town на «большой земле». В этом городке долго ищем машину с водителем, потом едем в Homa Bay, куда летают самолёты. Вот уже и вечер, в Кении рано темнеет. Берём номер в «Hotel Hippo Buck».
— Энди, ты думаешь, как переводится название нашего отеля? — спрашиваю, когда мы разложили вещи.
— Ну… не иначе, как гостиница твоего тотемного зверя ипопо, — хрюкает он и валит меня на широченную постель. В «Hotel Hippo Buck» мы полночи занимаемся классическим сексом. Энди предпочитает миссионерскую позицию «глаза в глаза», а я позу наездницы, что вполне сочетаемо.
Следующим утром на местной airstrip садимся в двухмоторный самолётик компании «Fly 540». Потом пересадка в Найроби, ещё час полёта, и мы оказываемся в знакомом аэропорту «Moi International» в Момбасе. На этот раз не едем в «The English Point Marina», а направляемся на North Coast. Добираемся до Mtwapa. The person living in the area was «mtu wa hapa» in Swahili; this loosely translates to «he who lives among us». Здесь выбираем себе коттедж в аренду, благо что есть из чего выбрать. Останавливаемся на домике, поблизости от которого обретаются разнообразные рыбные заведения. Больше всего меня привлекают ресторан «La Marina» на 4th street mtwapa и расположенный на берегу океана «Monsoons Restaurant». В последнем сидим вечером за столом с видом на океан, поедаем морепродукты и запиваем пивом «Tusker». Энди принимается размышлять; делает он это вслух, на русском языке с вкраплением английских слов. Надеюсь, что сей язык не знаком тем, кто нас слышит.
— Путинский режим сейчас, в десятые годы, достиг терминальной стадии. Иногда ужасный конец длится долго и превращается в ужас без конца, особенно если dead body по глупости затащили в реанимацию. Такой труп может сильно нагадить, уничтожить Россию, начать мировую войну… Fuck! Выиграть войну, естественно, не может; но может превратить всех русских в злодеев и убийц. Проигрывая, труп готов уничтожить весь мир.
— Энди, ты думаешь у них деменция? — хихикаю я.
— Да. У тех, кто обитает за зубцами… — говорит он и, встретив мой непонимающий взгляд, уточняет: — За кремлёвскими зубцами деменция поселилась давно и навсегда.
— Деменция лучше, чем, например, болезнь Паркинсона: ведь лучше забыть заплатить за пиво, чем его расплескать, — смеюсь я и делаю пару глотков пива «Tusker».
— Самый знаменитый перл Путина — «мочить в сортире». Слабоумные за зубцами только это и умеют делать, когда после пива идут в сортир. Dementia forever! — вопит он.
Пытаюсь его успокоить, а то посетители ресторана уже с удивлением поглядывают на нас.
— Джей! Лучшее, чего достигло человечество — это либерализм. А в России его уничтожают. Путин толкает Россию в архаику. Кремлёвские решили утилизировать именно наше поколение, поколение тридцатилетних. Это классическая депопуляция. Сейчас Россию покидают лучшие! — патетически восклицает Энди. — Либерализм не может противостоять квазифашистам: вандалам способны противостоять только вандалы. Но поверь мне, типы за зубцами скоро допрыгаются. Люди, как и слоны, редко забывают плохое, — философски заключает супруг и заказывает ещё пару бутылок «Tusker»…
Потом мы возвращаемся в арендованный коттедж, ложимся спать. В темноте моя память складывает крылья и камнем падает вниз на Takawiri Island посреди озера Виктория. Там мы с Энди были счастливы, пусть и прожили на острове всего несколько недель. Я вспоминаю бар с надписью на английском о том, что это логово рыбаков, и чей хозяин готовил нам запечённого нильского окуня. Мне видятся пальмы в ночи на песчаном берегу, где так часто мы с Энди любили друг друга. Кажется, то был золотой сказочный мираж. Повторится ли? Хотя, наверно, мы уплыли с Takawiri навсегда.
* * *
Мы с Энди можем жить, не думая о заработке и хлебе насущном. Его средства и мои капиталы, полученные от отца, вполне это позволяют. В Момбасе в Mtwapa мы спим до середины дня; потом, не торопясь, завтракаем, пьём кофе и идём на прогулку к океану. Звуки океана меня всегда завораживают, возникает непреодолимое желание их поймать, унести, оставить себе. Я люблю купаться в звуках океана. В шестнадцатом веке, когда португальцы строили здесь на африканском берегу форт Иисуса, в далёкой Европе физик Делла Порто пытался изловить звуки. Он запаивал их в свинцовые цилиндры в надежде со временем звуки извлечь. Но сколько ни старался, открытые по прошествии времени цилиндры молчали. Так и мне не удаётся забрать звуки океанского прибоя с собой. Потому раз за разом я прихожу сюда вместе с Энди, чтобы услышать океан.
После прогулки к океану занимаемся любовью: чтобы не быть голодной, есть надо часто. Энди называет меня сексуальной африканской обезьяной и примитивной биологической машиной. Мне же нравится красивое тело Энди, его твёрдый почти восьмидюймовый член. Мне нравится сидеть с Энди на берегу океана и просто молчать: слова здесь не нужны; а потом неспешно шагать в «Monsoons Restaurant», поедать за обедом морские деликатесы, запивать их пивом «Tusker». Однако я не люблю, когда Энди напивается, строит из себя большого белого человека, а меня ни во что не ставит и обзывает обезьяной. Тем более здесь, на моей родине. «Ладно, милый, — думаю при этом, — вечером учиню тебе грандиозную порку».