Граф расхохотался.
— А у вас хорошая память.
— Во всём виновата латынь.
— Латынь? — переспросил он?
— Это древний мёртвый язык.
— Тот, которому обучал вас ваш учитель? Из него вы так много говорите неизвестных никому слов?
Я промолчала.
— Значит, нет, — прозорливо заключил мужчина, другой бы решил обратное, но он умел шокировать, — И всё же, расскажите, что стало с Элизой Преокой?
— Она погибла семь лет назад, — решилась я сообщить правду.
Мужчина помрачнел, и я продолжила.
— По нелепой случайности попала под колёса лошади.
И я поведала всё, что знала об этой несчастной девочке и о месте, где она похоронена.
— Вам так сказали?
— Я разговаривала с тем, кто видел это, и он был искренен. Поверьте, когда человек лжёт это заметно.
— В большинстве случаев да, — согласился граф, — но есть и таланты. Лида, я не спрашиваю, почему вы воспользовались чужими документами, вряд ли вы скажете мне это сегодня, но откуда они у вас?
Я промолчала.
— Даже так? — взгляд его стал очень серьёзным и задумчивым.
Граф ведь не умеет читать мысли?
— Ваше сиятельство, я умоляю, не берите детей в столицу, — опять попросила я.
Мужчина нахмурился.
— Тогда не привозите ко двору.
— Увы, лора Преока, от прямых приказов короля не отказываются.
— Но ваш же дед смог.
Я протянула бутылёк.
— Это фукорцин, пить его категорически нельзя, но он безвреден для кожи. Если тонкий стержень обмотать тканью, обмакнуть в эту жидкость и дотронуться до тела, получится розовое пятно. Нанесите много пятен на лицо, руки, живот детям. Это неизвестное здесь средство так, что лекари наверняка решат, что это опасное заболевание.
Я открыла пузырёк, плотно приложила горлышко к тыльной стороне ладони и резко перевернула его, на коже появилось розовое пятно. Мужчина подошёл, дотронулся до пятна, растёр подушечками пальцев, кожа на них порозовела, понюхал, скривился.
— А где известное? — задумчиво пробормотал он.
— Фукорцин высохнет, не будет краситься и пахнуть, — проигнорировала я его вопрос.
Закрыла и протянула графу.
— Спасибо, Лида! Вы тоже осторожнее. Не думаю, что здесь вам грозит опасность, но всё же.
— Берегите детей!
— Спокойной ночи, Ли-да!
— Спокойной ночи, ваше сиятельство!
Я вышла из кабинета, всё что могла я сделала, но всё равно уходила в свою комнату с тяжёлым сердцем.
Утром зашла Морика в красивом дорожном платье, коричневым с тонкой золотой вышивкой. Оно было немного свободным, поэтому девочка казалась ещё более хрупкой.
— Мне жаль с вами расставаться лора Элиза, надеюсь на скорую встречу! Спасибо за всё!
Она прижалась ко мне так доверчиво, что у меня потянуло в сердце, я крепко обняла девочку в ответ и погладила по тёмным спутанным волосам. В этом мире дети обычно ходили простоволосыми, но я предложила:
— Я могу сделать причёску, чтобы они не мешали тебе в дороге.
Она кивнула и робко улыбнулась, я заплела ей колосок.
Мы обменялись душевными пожеланиями и вышли в холл.
Вокруг суетились слуги, сворачивали со столов салфетки, складывали в какие-то чехлы посуду и столовое серебро, было видно, что граф с семьёй покидают этот дом надолго.
Адриан приехал в поместье, когда мы стояли в гостиной и ждали, когда погрузят наш багаж. Размашистым шагом подошёл ко мне и крепко обнял.
Мы постояли так немного.
— Береги себя, родная, я скоро вернусь за тобой, — прошептал он.
— И ты береги, — сказала в ответ и погладила по волосам.
О шалой ночи я ничего не стала говорить, я и так запуталась в своём вранье, а пришлось бы придумывать ещё одну небылицу. Граф скажет, если посчитает нужным.
Нас подвезли к дому. Все торопились, лошади томились в предчувствии дальней дороги. Только Адриан спешился. Он поцеловал меня в губы, я уткнулась носом в его шею, нежась в крепких руках, вдохнула его солнечный аромат запоминая.
Наш багаж выгрузили, карета покатила по улице.
Морика с Маркусом махали нам из окон.
Адриан запрыгнул в седло, поднял руку и поскакал за экипажем.
Мне почему-то казалось, что вижу их в последний раз.
Экзамен неожиданно перенесли на две недели, и я ещё с бо́льшим усердием погрузилась в изучение книг, которые лор Фуртис любезно предоставил.
В доме практически ничего больше не происходило. Пациентов не было, рук, ног, голов не отрастало.
В госпитале тоже не было неожиданностей.
Я бы наслаждалась передышкой, если бы не ощущала растущего внутри напряжения. Без Бони в доме стало совсем тихо. Даже Липу мы чаще всего видели сидящую у окна и печально повесившую ушки.
Я несколько раз пыталась связаться с Дроком, но он не отвечал.
Через три дня Адриан по кристаллу сказал, что они доехали, попросил не волноваться и сразу же отключился.
Я приняла окончательное решение, когда он приедет, я расскажу ему о себе всё. И будь что будет.
День сдачи экзамена на звание лекаря был особенно жарким. С раннего утра палило нещадно солнце.
Курт напросился со мной в палату лекарей, шёл рядом и прикладывал холодную флягу к разгорячённому лбу.
В здании было прохладно.
Несколько студиозусов тоже сдающих экзамен судорожно штудировали учебники и поглядывали на меня настороженно.
Лор Фуртис, чтобы не мучить, пригласил меня в аудиторию первой.
Сначала мне предстояло ответить устно на пять теоретических вопроса, потом все студиозусы отправились в госпиталь. Там мы должны были обследовать недавно поступивших, записать на специальном бланке диагноз и протокол лечения. Ещё одного пациента мене дали, чтобы я провела нехитрую операцию по вскрытию фурункула и последнее, самое психологически сложное — нас повели на вскрытие тела. Каждый должен был понять и записать причину смерти.
На последнее испытание зрителей тоже пускали, Курт позеленел, но держался, нескольких студиозусов стошнило.
Один просто отказался от испытания.
А я сдала.
Я думала, мне выдадут диплом, но на запястье мне поставили золотую метку лекаря, эмблему птицы.
— Хоть у вас, лора Преока, и нет своей магии, но метка позволит вам собирать магию, рассеянную в воздухе, и использовать в вашей работе. Так что вам придётся пройти курс по лекарской магии и выучить ряд магических формул. Советую вам прямо сейчас пода́ть заявление для зачисления на факультатив.
Он вручил мне небольшую золотую карточку.
— Это официальная лицензия лекаря на год, если всё в вашей карьере сложится хорошо, можно будет попытаться продлить её в следующий раз на три года.
Я поблагодарила.
Мы вышли на улицу, чувство опустошённости накатило внезапно. Я так давно этого хотела, даже были моменты, когда мечта казалась неосуществимой, но неожиданно она практически сама пришла ко мне в руки.
Или уставшее изменённое сознание мне всё это так представило?
Нет, это ощущение не было синдромом самозванца, просто все три года мне казалось, что это очень сложный, почти непреодолимый рубеж, а стоило этим серьёзно заняться, нашлись и способы, и вполне приемлемые решения.
Правильно у нас говорят, глаза боятся, а руки делают, просто иногда нужно шагнуть в непроглядный туман, чтобы он рассеялся и показались очертания того, что в нём было скрыто.
Да, я все эти три года попаданства училась и практиковала, а благодаря земному багажу порой даже больше знала, чем многие лекари, но я была уверена, что придётся выгрызать у этого мира право оставаться собой.
Курт сказал, что даже не сомневался, что так и будет.
Мы почти дошли до Линстрит, и я решила ещё раз попытаться связаться с Адрианом, чтобы поделиться приятной во всех смыслах новостью, когда нас стали окружать незнакомые люди. Хотя нет, одного мы знали, а с ним, скорее всего, были наёмники.
— Ба, смотрите-ка кто здесь! Подстилка Дрока!
— Сиплый Скив! Так вот кто крыса, — прошипел Курт, — и за сколько продался?
Но мужчина не ответил, только рявкнул:
