— Что за порция? — спрашиваю я.

— Система торговли, — объясняет он. — Мы работаем вместе, каждый приносит пользу клану, но торговля справедлива. Вода — самая ценная вещь, поэтому она наш главный обменный материал. Порция — это норма воды на один день.

— Согласен, — подтверждаю я.

Я протягиваю ему руку, ожидая, когда он согласится на сделку. Он смотрит на мою руку с тяжелым молотом в одной руке. Повернув голову, он сплёвывает, кладёт молоток, затем делает шаг и берёт меня за руку, скрепляя нашу сделку.

Падрейг уходит работать, а Висидион уходит, и я следую за ним. Не могу не провести сравнения между кланом и Драконьим городом. Человеческое влияние на город в целом и на нас, змаев, становится более чем очевидным.

Почему? Почему такие яркие различия?

Падрейг и Араун ясно показали их для меня. Сила по-прежнему правит, дань биджасу. Это то, чего требуют наши первобытные инстинкты, доминирование, поклонение тем, кто оказался сильнее вас, и даже тогда неохотно. Указы, их мантра могут удерживать их от бижаса, но их общество всё ещё подчиняется ему.

В Драконьем городе у нас нет этой проблемы. Почему? Отличие в людях. У всех самцов змай в городе есть пары, или в моём случае я ещё работаю над этим. Другие самцы полностью обрели своё сокровище. Самки — это ключ.

— Что думаешь? — спрашивает Висидион.

— Здесь красиво, — говорю я, стараясь не сказать слишком многого.

Расскажу ли я им о Драконьем городе? Я так не думаю, пока нет.

— Тщательно подобранные слова, — говорит Висидион.

Мы идём обратно вдоль долины.

Лучший ответ, который у меня есть для него, это игнорирование его комментария.

— Людям нужен эпис, — говорю я, меняя тему.

— Слишком опасно, должен быть другой путь, — говорит он.

— Как вы выживаете без него? — спрашиваю я.

Змаю не нужно принимать его часто, не так, как людям, но нам нужно хотя бы раз в пару лет.

— Эпис — это корень хаоса, мы очистились от него, — говорит он.

— Очистились? — переспрашиваю я.

— Да, эпис стал причиной нашего падения. Эпис сделал нас рабами. Теперь мы свободны.

— Свободны от чего? — уточняю. — Нет будущего, наша раса вымирает.

— Тогда мы умрём достойно, но самки принесли нам надежду, — говорит он, останавливаясь и поворачиваясь ко мне.

Прищурив глаза, я изучаю его лицо, пытаясь понять, о чём он.

— Это бессмысленно, — говорю я.

Они не могут знать, что мы совместимы с людьми. Никто в Драконьем городе не знал бы, если бы Калиста не родила ребенка Ладона, и это было для всех неожиданностью. Знает ли Висидион, что женщины могут рожать наших детей? Если да, то откуда?

Висидион улыбнулся, затем постучал своим посохом по песчаному камню земли. Трижды он что-то проговорил, и, как и во многих других вещах, здесь есть атмосфера ритуала, хотя я этого не понимаю. Я ничего не могу вспомнить из того, что было раньше, но потом я потерял много воспоминаний из-за биджаса.

— Калессин — провидец, — говорит он, стуча ещё три раза. — Он предвидел войну, он пытался предупредить Совет, но они проигнорировали его просьбы. Он предвидел, что произойдет, и подготовился. Благодаря его видению мы имеем то, что имеем. будущее наступило. Он знал, что женщины придут и удовлетворят наши потребности.

— Он «видел» это? — недоверчиво спрашиваю я.

— Да, — говорит Висидион с прямым и серьезным лицом.

Он не шутит. Я не уверен, что с этим делать. Змай не занимается видениями и предсказаниями будущего, ведь так? Серый туман времени, который скрывает мою память, кружится, когда я пытаюсь покопаться в нём, но ничего не получается.

— Ну, — говорю я, не находя слов. — Какие у вас планы на самок?

— Твоя самка, Лана, поможет нам. Мы научимся общаться друг с другом. Каждая из них добровольно найдёт себе счастливых партнёров среди клана. Калессин сказал нам это.

Он говорит с такой убежденностью, что с ним не поспоришь. Это просто факты, которые ждут своего часа.

— Никто не будет навязывать себя человеческим самкам? — спрашиваю.

Висидион хмурится, качая головой.

— Конечно, нет, мы — змаи, — говорит он.

Я кивнул, соглашаясь. Если они не собираются принуждать самок, то у меня нет аргументов против.

— Хорошо, — говорю я.

— Они станут сокровищами. Они уже взывают к своим парам, хотя, возможно, ещё не знают об этом. Они станут их парами, это только вопрос времени. Посмотри, как Лана пришла к нам в трудную минуту.

Я не могу поспорить с его логикой, даже если она нереалистична. Мне нужно поговорить с Ланой, без посторонних ушей. Я не собираюсь оставаться здесь навсегда, и перед её мать, уверен, что она тоже не останется. А это меняет дело.

Ничего, нам необходимо вернуться в Драконий город, мы им нужны. Заузлы наглеют, это уже очевидно. Кроме того, есть целый новый лагерь людей и клан, о которых нужно им сообщить.

Будущее Тайсса меняется.

— Солнца садятся, мне нужно забрать Лану и отдохнуть, — говорю я.

— Вам предоставят жильё, — говорит он. Он махнул своим посохом, и прибежал меньший змай, которого я видел пресмыкающимся перед Падрейгом.

— Самил, проводи нашего нового друга в его место для сна.

— Да, вождь, — сказал змай, всё время склонивший голову.

Он ведёт меня к отверстию в скале, и внутри я нахожу маленькое спальное место. Есть незажженные свечи, меха для сна и небольшая полка для хранения вещей.

— Спасибо, — говорю я, поворачиваясь к нему как раз вовремя, чтобы увидеть, как он вздрагивает, когда я двинулся.

— Да, — говорит он, с поклоном выходя из комнаты.

Цивилизованные? Возможно, но они всё ещё рабы биджаса. Я зажигаю свечи, затем иду искать Лану и привожу её в жилище на ночь.

Глава 18

Лана

— Не могу поверить, что она жива, — говорю я, следуя за Астаротом в комнату-пещеру, которую нам дали на ночь.

Она небольшая, но функциональная и подарила нам немного личного пространства.

Свечи разгоняют тьму. Астарот хватает один из наших рюкзаков и достаёт для нас еду, я сажусь на тюфяк из мехов и кожи. У меня раскалывается голова, и я чувствую, что мне не хватает воздуха. Мои руки покрыты холодным потом, хотя в комнате жарко от сухого неподвижного воздуха.

Астарот становится на колени, предлагая мне немного нашего вяленого мяса гастера. Жевание облегчает боль в моём теле. Гастер использует пещеры эписа в качестве своего места для высиживания детей, и их малыши питаются эписом, наполняя своё мясо некоторыми его свойствами. Этих вкраплений мало, но достаточно, чтобы обмануть моё тело, заставив его думать, что оно получило очередной эпис. Прислонившись спиной к прохладной каменной стене, я пережевываю и перевариваю сегодняшний день.

Мама жива. Это чудо. Что-то, на что я не смела и надеяться или задуматься. Она здесь, и на планете остались и другие выжившие. Это всё меняет!

— Я рад, — говорит Астарот, садясь рядом со мной.

— Это так… странно, — замечаю я. — Я просто не думала об этом, понимаешь? Я уже смирилась с потерей.

Астарот пожимает плечами, кусая мясо. Он кладёт руку мне на плечи, и я кладу голову ему на грудь. Облегчение, которое приходит с мясом гастера убывает.

— Если я не приму эпис в ближайшее время, у меня будут проблемы.

— Всё будет хорошо, — говорит он.

— Ты ещё разговаривал с вождём? Он поможет нам получить эпис?

— Я не уверен, — говорит он. — Эти самцы… странные. Я не понимаю ни их, ни их обычаев.

— Что ты имеешь в виду? Они так сильно отличаются от того, каким был Тайсс до войны?

— Очень, — говорит он.

— Как именно?

Астарот задумался и молча жевал несколько минут.

— Они не принимают эпис, — говорит он. — По крайней мере, так он утверждает.

— Не принимают?

— Нет, — говорит он. — Висидион говорит, что они очистились от него. Эпис был источником жизненной силы Тайсса. Это был наш основной товар, мы торговали эписом по всей Галактике. Все принимали его. Эпис был самой жизнью, он наполнял каждую часть нашего общества.