Литмир - Электронная Библиотека
A
A

«Окрепли паруса. Отрадно кораблю…»

Окрепли паруса. Отрадно кораблю
Плыть к золотому краю.
Но для чего мне плыть, когда я так люблю,
Люблю и умираю?
– Нет, чувства этого любовью не зови.
Еще лукавить рано.
Еще живет рассказ о смерти и любви
Изольды и Тристана.

«Под окном охрипшая ворона…»

Под окном охрипшая ворона
Глухо каркнула. Взошла луна.
Город спит. Ни шороха, ни звона.
И не сплю теперь лишь я одна.
И теперь тебе, я знаю, снится,
Что ты в комнате своей сидишь,
Смотрят со стены родные лица,
И тебя оберегает тишь.
Вот вхожу к тебе я рыжей кошкой,
Мягкою, пушистою, большой.
Вспрыгнула бесшумно на окошко,
Зорко наблюдая за тобой.
Как иголки, ранят злые взгляды
Немигающих зеленых глаз,
И ты знаешь – нет тебе пощады:
Все окончится теперь, сейчас.
Не уйти тебе от кошки рыжей —
С рыжей женщиной ты был жесток.
Вот я подползаю ближе, ближе,
Вот сейчас я сделаю прыжок!

Отрывок

Ночь… Развалины… Море… Глубокая тишь…
Дымный факел чуть видно горит…
Бьется в стены большая летучая мышь
И протяжно и глухо кричит:
– Помоги! Помоги! С первым проблеском дня
Полечу, над морями кружа.
Стивен-Рой, разве мог не узнать ты меня?
Разве я не твоя госпожа?
Стивен-Рой, у тебя красный, пламенный рот.
Поцелуй же меня, Стивен-Рой!
Кровь рекой потечет, пламя замок сожжет,
И навеки я буду с тобой.
Но несется в ответ голос, слышный едва:
– Нет, пред смертью не верю я лжи,
Не такие глаза, не такие слова
У прекрасной моей госпожи.

Баллада о том, почему испортились в Петрограде водопроводы

В контору Домкомбеда
Является едок.
«Зашел я вас проведать,
Нельзя ли ордерок».
«Вот, гражданин хороший,
Вы распишитесь тут,
А ордер на галоши
Сейчас вам принесут».
Он подписал сначала,
Потом не стал читать,
Но в памяти застряла
Огромная печать.
Идет гулять, погожий
Похваливая день;
Как вдруг кричит прохожий:
«Вы потеряли тень».
Едок в оцепененьи:
«Ах! Буду я в аду:
Коль человек без тени,
То с чертом он в ладу».
Сошлась народу сила,
Глядит на едока,
И ордер уронила
Дрожащая рука!
Бежит он что есть мочи,
Торопится домой.
С тех пор и дни и ночи
Он бродит сам не свой.
И дом родимый тошен,
И с близкими разлад,
А новые галоши
Насмешливо блестят.
Едок таит заботу,
И молчалив, и тих,
Как вдруг в одну субботу
Его уносит тиф.
Вдова лежит, рыдая,
Не в силах слез унять.
«Сходи в Комбед, родная, —
Советует ей мать. —
Возьми там разрешенье
На гроб и три свечи,
На вынос, погребенье —
О всем похлопочи».
Контора очень близко,
Но заперт Домкомбед,
И на дверях записка:
«Приема в праздник нет».
Но председатель Громан
Живет в квартире два,
И, может быть, он дома!
К нему идет вдова.
Как видно, председатель
Был дома очень прост:
Сидит в цветном халате,
Расчесывает хвост.
«Спасите! Злая сила!
Рассыпься, сатана!» —
И с воплем закрестила
Нечистого она.
Он стал белее снега;
Разинув дико рот,
Взревел и вдруг с разбега
Вскочил в водопровод.
Из крана пламя пышет,
От грома дрогнул дом
Весь от земли до крыши,
И смолкло все кругом.
Но с той поры на годы
Нам не избыть беды:
Хоть есть водопроводы,
Но нет и нет воды.

Луна

     Ночью, когда наступает тишь,
К жабе прилетает летучая мышь.
Говорит о том, что мертва луна,
И о том, что ночь темна и длинна.
Пресвятая Дева, помилуй нас!
Добрый сон бежит от испуганных глаз,
Оттого что ночь длинна и страшна.
А дурного не надо сна.
     Далеко в темный лес заехал граф,
Преследовал вепря он.
Перед ним душистое море трав
И старые сосны со всех сторон,
А вепря запутался след.
Уж луна с небес льет холодный свет —
Граф обратно скачет на резвом коне
Вдоль узких лесных дорог
Туда, где звенит охотничий рог.
Два зеленых глаза горят в вышине…
Он взглянул и видит рысь на сосне,
А за ней на небе круглая луна.
Шкура рыси, как медь, красна.
На него спокойно глядит она
И кажется кошкой большой,
Рыжей кошкой, совсем не злой.
Тогда граф берет арбалет,
И в голову рыси летит стрела:
Рысь упала на землю. Лунный свет
Вдруг погас. Настала черная мгла.
Тишину прорезал в тот же миг
Человеческий отчаянный крик:
– Луна!.. Луна умерла! —
И стало так тихо потом,
Что слышно, как шепчутся лист с листом.
Граф рыси нигде найти не мог,
И, крестясь, он поехал своим путем
Туда, где звенел охотничий рог.
     Но странный графу приснился сон
В ту ночь, как с охоты вернулся он.
Будто в спальне он и стоит у окна,
Большая, круглая в небе луна…
Кто-то тихо-тихо ступил на балкон
(Так бесшумно ступать может только зверь)
И к нему вошел сквозь закрытую дверь.
И видит он: дева пред ним стоит
Такой удивительной красоты,
Что сердце графа громко стучит,
Когда он спрашивает: – Кто ты? —
Печально дева молчит в ответ,
А косы ее красны, как медь.
– Ты грустна? Позволь за тебя умереть! —
И, пред ней на колени став,
В любви клянется ей граф.
В зеленых глазах мерцает свет,
На щеках ее краска стыда.
Она не сказала ни разу «нет»,
Хотя не сказала и «да».
Она так прекрасна и так нежна,
И так упоительно-покорна она:
И впервые граф блаженство узнал,
Целуя рот, что печален и ал.
Слезы текли из зеленых глаз…
И графу деву было мучительно жаль.
Но желания наши сильнее нас,
И прекрасна в любви печаль.
Сон этот снился ему до утра,
А когда проснулся он,
Была подушка от слез мокра,
И страшный он помнил сон.
     В герцогском замке, одна и грустна,
Прелестная Виолетта сидит у окна,
Смотрит в вечернюю синюю тьму,
Песни поет и графа ждет…
Ах, не едет он к ней почему?
Прежде он был так нежен и мил,
А теперь, наверно, ее разлюбил.
Но вот проходит двенадцать дней —
Виолетта графа видит из башни своей,
И вниз спешит по ступеням она,
Оттого что в графа она влюблена.
Он в залу входит, и смутен он,
Изысканно вежлив его поклон,
Но поднять на нее он не смеет глаз.
И смертельно бледнеет ее лицо.
– Я давно уже, граф, не видела вас. —
Виолетта встает, холодна и горда.
– Наверно, другую любите вы.
Тогда прощайте, граф, навсегда.
Я отдаю вам ваше кольцо. —
И чуть слышно вздохнула: – Увы!
– Я люблю ту, – был графа ответ, —
Прекрасней которой на свете нет.
Но свободы моей не надо мне,
Оттого что это было во сне.
А вам, госпожа моя, я жизнь отдам
И покорным слугою буду вам. —
Виолетта подумала: «Бредит он,
И это грешно влюбляться в сон.
Когда я стану его женой,
Узнает он верное счастье со мной».
Граф от невесты едет домой
Полночной тихой порой.
За графом скачет его слуга.
Дремучий лес сменяет луга…
Но странно, что нет луны, хоть с небес
Огромные звезды смотрят в лес.
Два зеленых глаза горят в вышине.
И видят они – рысь сидит на сосне,
Шкура ее, как медь, красна.
На графа спокойно глядит она
И кажется кошкой большой,
Рыжей кошкой, совсем не злой.
Граф шпоры вонзает в коня:
– Пресвятая Дева, помилуй меня! —
Шепчет он, и мчится стрелой
Конь его по тропинке лесной.
А граф белей полотна
И все повторяет: – Луна… луна…
     Тускло сверкает жабий взор,
Жаба и мышь ведут разговор.
– Если бы звезды съесть,
Стало б еще темней.
Жаль, что на небо никак не взлезть.
У звезды, должно быть, вкус светляка,
Головка так же жирна и мягка,
Только еще вкусней.
– Девять раз в лесу прокричала сова,
Я понять не могу слова.
     Слушай, сталь звенит и льется кровь.
     Навсегда я с тобой, моя любовь.
     Нет, нет, ты – летучая мышь,
И ты мне изменишь, и ты улетишь.
     Как сладко пахнет свежая кровь…
Слушай, сова закричала вновь.
     В капелле ярко свечи горят,
Виолетта и граф под венцом стоят.
Да поможет им в жизни Бог!
Виолетта – нежный, хрупкий цветок,
Дрожит под белой своей фатой,
И крестится трепетною рукой,
И шепчет патеру: – Да.
– Да, – громко граф повторяет за ней
И мыслит: «Теперь навсегда!»
Поет торжественно свадебный хор.
Рассеянно граф поднимает взор
И видит: вдали от гостей,
Белой одежды своей белей,
Стоит у колонны одна
Грустная дева странного сна.
И это не сон, и это не бред…
Она живая, это она.
Теперь Виолетта его жена.
А там, у колонны, стоит она,
Та, прекрасней которой на свете нет,
И косы ее красны, как медь.
Ах, лучше бы графу вчера умереть.
Гнутся столы под тяжестью блюд,
Гости смеются, едят и пьют,
И все довольны, и весело всем.
Один новобрачный грустен и нем.
Подняв на графа взор голубой,
Виолетта шепчет: – Любимый мой! —
И во взоре от счастья блестит слеза,
И она опускает глаза.
Но в сердце графа смерть и ад.
Он слов не находит в ответ,
И на ту устремляет он страстный взгляд,
Прекрасней которой на свете нет,
На ту, что слишком поздно пришла.
Она так печальна и так светла,
И первого снега она белей.
И видит граф, что рядом с ней
Суровый, черный рыцарь сидит,
Глаза его черной ночи черней,
И на графа он мрачно глядит.
     Гости встают из-за стола.
– Граф, я к матери пойду моей,
Я с вами сегодня ехать должна
И с ней расстаюсь на много дней. —
И с улыбкой Виолетта от мужа ушла,
И рядом с матерью села она.
В зал входят жонглеры, певцы и шут,
Сейчас представленье они начнут.
Вдали от гостей сидит одна
Грустная дева из странного сна.
Граф к ней подходит. Низкий поклон.
И руку ей предлагает он.
И тихо с кресла она встает,
Рука ее холодна как лед;
Но по жилам графа пробежал огонь,
Когда он тронул ее ладонь.
Он говорит: – Я давно вас ждал,
Но я думал, вы – только сон! —
Она молчала, и он продолжал:
– Здесь душно, выйдемте на балкон. —
И они покинули праздничный зал.
– Отчего вы не приходили ко мне, —
Спрашивает граф, – как тогда, во сне?
– Граф, я не понимаю вас,
Я сегодня вас вижу в первый раз.
– Но ваш рот, что печален и ал,
Ваше нежное тело я уже целовал. —
И в страхе шепчет она, задрожав:
– Вы бредите, граф.
Я маркиза de Saint-Arlatte,
Вот там, у окна, стоит мой брат. —
Граф обернулся и встретил взор
Черных глаз, что глядели в упор,
И черного рыцаря он увидал,
И холод по телу его пробежал.
Она говорила: – Далеко мой дом,
Много дней и ночей плыть пришлось кораблю. —
Он тихо сказал: – Я вас люблю! —
И еще тише: – Дорогая, уйдем. —
И вниз по ступеням, мимо окон,
В темный сад ее уводит он.
Луны нет на небе, хоть в тихий сад
Звезды огромные глядят.
И покорно с графом идет она,
Грустная дева из странного сна.
Он приводит ее на цветущий луг;
На милом лице ее испуг,
А косы ее красны, как медь.
– Ты грустна? Позволь за тебя умереть! —
Пред ней на колени став,
О любви умоляет граф.
В зеленых глазах мерцает свет,
На щеках ее краска стыда,
Она не сказала ни разу «нет»,
Хотя не сказала и «да».
Но когда ее уст коснулся он,
Она испустила чуть слышный стон.
И стон этот сразу напомнил ему
Рысь, и луну, и ночную тьму,
И жадные пасти свежих могил…
Но граф сейчас же о всем забыл,
Оттого что так она нежна —
И так упоительно-покорна она.
Слезы текли из зеленых глаз,
И графу деву было мучительно жаль.
Но желания наши сильнее нас,
И прекрасна в любви печаль.
Вдруг с цветущего ложа встала она.
– Милая, уходишь ты отчего?
– Прощайте, граф, я идти должна. —
И она ушла от него.
Он умолял ее: – Вернись, вернись;
Милая, нежная, без тебя я умру. —
Меж низких кустов проскользнула рысь
И спряталась в черную нору.
     Граф вернулся в праздничный зал,
И всюду ее он искал,
Ту, прекрасней которой на свете нет,
И спрашивал всех, но был общий ответ:
Девы такой никто не видал.
И нигде он не мог ее найти.
И тогда он решил: «Это был сон,
Что приснился мне средь душистых трав.
Пресвятая Дева, сон грешный прости!»
И к Виолетте вернулся граф.
Нежной улыбкой был встречен он;
Виолетта сказала: – Я давно вас жду.
Не было ли холодно вам в саду?
     К отъезду трубят рога,
Уж дверцу кареты открыл слуга.
Граф с молодой женой
И пышной свитой едет домой.
Вдруг черный рыцарь к нему подошел,
И был он бледен, мрачен и зол.
– Граф, два слова сказать вам надо мне,
Но не при графине, вашей жене. —
Он низкий Виолетте отвесил поклон,
И в сторону быстро отходит он.
– Виолетта, я к вам возвращусь сейчас.
Простите, что ждать заставляю вас. —
И к черному рыцарю граф идет.
На графа смотрит с презреньем тот
И говорит: – Вы забыли, граф,
Что сестры рыцарей не для забав.
– Маркиз, не надо напрасных слов, —
Ответил граф, – идем, я готов! —
И в сад идут они на зеленый луг.
На луг, где графу явилась любовь,
Неужели же здесь прольется кровь?
Раздастся мечей лязг и стук?
Огромные звезды смотрят в сад,
Но странно, что нет луны.
На сук высокой сосны
Уселась рыжая рысь,
И злобой горит зеленый взгляд.
Вдруг черный рыцарь крикнул: – Молись!
Сейчас твою душу примет ад! —
Звон стали, короткий стон,
И раненый граф на луг упал.
И луг под ним стал влажен и ал.
Склонились сосны со всех сторон…
Так тихо стало кругом,
Что слышно, как шепчется лист с листом.
И граф простонал: – Луна…
Луна умерла! – И умер сам…
Рысь бесшумно подкралась к его ногам
И лизала из раны теплую кровь,
А на небе засияла вновь
Большая, круглая луна.
     Жабе говорит летучая мышь:
– Хорошо цепляться за выступ крыш
И висеть вниз головой.
Хочешь, полетим со мной!
– Я нашла на кладбище человеческий зуб, —
Ответила жаба, – там, где старый дуб.
В полночь зарою его, тогда
Станет отравой в колодцах вода,
И много новых будет могил;
А звон похоронный мне очень мил,
И много жирных будет червей.
Пойдем, помоги мне в работе моей! —
И с жабой уходит летучая мышь.
     Ночь, только ночь, и ночная тишь.
Пресвятая Дева, молитву услышь!
Я лишилась покоя и сна,
Оттого что ночь длинна и страшна,
Оттого что мертва луна.
5
{"b":"891755","o":1}