Двери разошлись, пропуская гостей.

– …вот здесь будет твое место, кадет, – послышался тенор капитана Уфимского. Офицер-воспитатель посторонился, пропуская Вельку. – К синтезатору прикреплю завтра. Больно мороки много.

– А белье?

– Перетопчешься как-нибудь одну-то ночь. Не помрешь. Солдат армии доминиона должен быть вынослив и неприхотлив. Ясно?

Велька стоял, прижимая к груди рюкзачок. Глаза у него были сонные.

– А ты чего застрял? – повернулся капитан к кому-то невидимому. – Давай, ножками, ножками… Как говорил Толстой: «Же ву ку, же ву фа пер[10]».

– Со мной все в порядке, – отвечал Тилль деревянным голосом. – Устал просто…

– Вот и па де тру, кадет. Давай!

Уфимский собрался уже уходить, как вдруг заметил подозрительное шевеление.

– Оп-паньки! По-французски вуаля. А это у нас что такое?

Он подошел к Витьке и потряс его за плечо. Тот продолжал посапывать, изображая спящего. Офицер тряханул так, что у мальчишки клацнули зубы. Волей-неволей пришлось просыпаться.

– А?.. что?.. – Витька разлепил глаза. – Здравия желаю, господин капитан!

– Кадет Хоботов? Ну-ка встать!

Витька вскочил.

– Почему облик одежды неуставной? Место сна?

– Виноват, господин капитан! Не могу знать.

– А кто может? Це барон а це кви пари[11]… А ну пикачой в расположение сна. Одна нога здесь, другая там! И чтоб не чесался между!

– Слушаюсь, господин капитан!

Парня как ветром сдуло. Велька покосился ему вслед. Рыжего он помнил: тот самый, что кричал про экстремистов и первый бросился бежать. Почему, интересно, отец направил его именно в этот кубрик?

– Всем спать, – распорядился офицер. – Принцесс, оревуар![12]

И ушел, оставив мальчишек одних. Велька покрутил головой:

– Чокнутый какой-то…

– Точно, – печально подтвердил Вале. – С воспитом беда… У всех люди как люди, а нам достался элит-трепло.

Единственной свободной оставалась кровать на втором уровне. Велька забросил туда рюкзак и замер в центре комнаты.

– Даты садись, – буркнул Димка, – герой… Знакомиться будем.

Кадеты неприязненно смотрели на новичка. Велька присел на краешек Вадиной кровати.

– Велька меня зовут, – хрипло сообщил он. – Велетин. А почему капитан – элит-трепло?

– Потому что он с Таверии, – отозвался Вале. – Толстого читает.

И кадеты обидно засмеялись.

…Уже через каких-то полчаса Велька стал в кубрике своим. В другое время такое вряд ли оказалось бы возможным – все-таки чужак. Да и отец – начальник училища. Но мало на свете вещей, что объединяют лучше совместной драки.

– Ты нам, – втолковывал Димка, – страшно подгадил. Просто кровью не описать, как подгадил.

– Да брось, Димон, – отвечал Ваде. – Ну, взял бы ты языка. И это, заметь, еще не факт. А дальше?.. Патруль-то нас раньше засек. Я говорю, так и так получалось очень нехорошо.

Маленький, чернявый, с мохнатыми бровями, Ваде выглядел юным старичком. И говорил с расстановкой, тщательно обдумывая слова. От этого Велька проникся к нему доверием.

– Да я сам понимаю… Но Кобрик-то откуда про драку узнал?

– Патрульные, может, заявили? – робко вставил Тилль.

– Ну, заявили. И что они заявили?.. «Некоторые кассадовцы – нарочно писклявым голосом передразнил Ваде, – устроили драку. Мы стреляли по ним кинетической плетью, но промахнулись и чуть немножко не поубивали друг друга».

– Ну, положим, не так…

– Так, Димон, так. Имен-то наших они не знали. Кто-то им стукнул. Кто, интересно?

Мальчишки с подозрением посмотрели на Вельку. Тот ответил спокойным взглядом.

– А почему обязательно стукнул? – поинтересовался он. – Мы же бузу чуть не под окнами «Снежной королевы» устроили. А там камеры.

– Точно! – Димка хлопнул себя по лбу. – А патруль?

– Медведь вызвал.

– Бли-ин! Вот мы придурки… Такую операцию завалить.

Он посмотрел на Вельку с завистью. Сам Димка редко сопоставлял факты, предпочитая пути короткие и быстрые. Людей, которые владели этим искусством, он уважал.

Развивая успех, Велька стянул с шеи цепочку:

– Ничего не завалили. Смотрите, что у меня есть.

Мальчишки едва не столкнулись головами:

– Ну, даешь!

– Где?! Как добыл?!

Велька вкратце пересказал свою встречу с Яри. Даже узнав, что это копия, мальчишки не сильно разочаровались. Задачка-то решилась! Подложить тайком обманку в музей – и не придется никому из корпуса уходить. И с Бурягиным хорошо выйдет. А что пуля не пуля, а копия, тоже ничего страшного. В руки-то ее никто брать не будет.

Ваде покачал головой:

– Дубликопии долго не живут. Я книжку одну читал… – Он порылся в тумбочке. Темноту осветил экранчик планшетки. – «Технология дубликопирования» называется. Пуля хорошо, если неделю протянет. Да и проверку могут устроить. Говорю, она же легкая совсем.

– Ничего. В следующую пятницу поменяем обратно.

Мальчишки посмотрели на Тилля.

– Я верну, ребята, – сообщил тот торопливо. – Честно! Это же из-за меня все… А мне во вторник пост в музее стоять. Вот тогда и…

– Слушай, Тилль, – раздумчиво сказал вдруг Ваде, – а как же ты один с эмкаушниками? Не страшно?

Тот не ответил. Плечи его поникли.

– Тилльчик у нас трус. – Димка проницательно усмехнулся. – Свернет к мамочке в поселок, а скажет, что в Скалища ходил. Штаны-то отстираются. А?

– Не трогай его, – сказал Велька.

– Чего не трогай? Чего? Из-за этого ссыкла нас чуть патруль не замел! И из-за тебя тоже.

– Чего-о?! – Велька привстал с угрозой. Кулаки его сжались.

К счастью, вмешался Ваде:

– Ребя, не ссорьтесь! – сказал он. – Говорю, надо Тилля довести и проверить, чтоб ерунды не получилось. Кто пойдет?

– Я не пойду! – хмыкнул Димка. – Пускай сам расхлебывает. Трус!

– Я пойду.

Все трое с удивлением посмотрели на Вельку.

– Ну, что смотрите? Ну, пойду. В разговор лезть не буду, но если что – выручу. Слышь, Тилль? Честное доминионное!

На том и порешили. После этого полуночничанье как-то само собой сошло на нет. Корпус не гражданка – вставать всем рано. Велька лежал, завернувшись в тонкое солдатское одеяло (у мальчишек сыскалось лишнее), а перед закрытыми глазами мелькали пятна, полосы, точки – привет от бурного дня.

«По четвергам, когда синоптики небо чистят…» – звучал в ушах Тайкин голос. Затем что-то словно бы грохнуло, и перед внутренним взором поплыло облачко с квадратной дырой гравилуча.

Синоптики чистят небо каждые две недели, – думал мальчишка. Каждый раз в это время Шепетов-старший становится рассеянным. А вот еще вопрос: зачем на Луврском вокзале кабинки гравилуча? Они в самый раз для развитых планет с многомиллиардным населением. На Лувре же хорошо если миллионов двадцать человек наберется.

Кабинки эти появились после отъезда Вельки. Рассеянность отца, чистка неба и чересчур роскошное для планеты средство передвижения – все эти вещи как-то связывались между собой. Должны увязаться. Просто Велька пока еще не понимает как.

Постепенно мысли его перескочили на Майю и события у отцовского кабинета. Подслушать удалось немногое: «хилый человек» пришел слишком поздно. Зато Велька выяснил, где Майя будет жить. Пока таскали вещи, ему удалось еще раз увидеть шкатулку – ту, которую повар передал Майе на вокзале. Крышку шкатулки украшал стилизованный череп.

Череп этот Вельке был неприятен. Он напоминал о событиях давних и тревожных. Вокруг мальчишки словно сомкнулись своды шатоновских подземелий.

Воспоминания о Намсе вот уже шесть лет преследовали Вельку. Дурные сны надо пересказывать, хотя бы самому себе, тогда они теряют силу. И кадет решил перебрать их еще раз – вдруг вспомнится что-то важное?

– Человек… – просипел Намса прямо в ухо. – Пророчества наконец сбылись. Мы встретились вновь.