Странно это…

Пока Алексей Семенович любезничал с Майей, Велька и Тая проскользнули в Шатон. Дежурный офицер изучил Велькины документы, связался с начальством и хмуро кивнул:

– Проходите. Майор Лютый вас уже ждет.

– Кто-кто?

– Замповос[3] наш, Лютый Михаил Уранович. Тебе, парень к девяти дьяволам отправляться, так что ни пуха.

– К черту.

У Вельки екнуло в груди. Замповос – мужик въедливый. Политическая грамотность, расовая терпимость (или нетерпимость – это уж как повернется), моральный облик гражданина доминиона – все в его ведении. Новому кадету с ним не встретиться нельзя. Но Велька-то рассчитывал сперва переговорить с отцом.

– Во влип… – помрачнел он.

– Ничего, выкрутишься. – Тая погладила его по плечу. – Удачи, Вельчик!

И Велька отправился к девяти дьяволам, в кабинет номер «99».

В приемной девяти дьяволов он оказался не один. На кожаном диване сидел мальчишка. Щупленький, узколицый, с испуганными черными глазами. Уши трогательно лопушились под фуражкой.

– Привет, Тилль, – стараясь выглядеть беззаботным, бросил Велька. – МУ у себя?

– Кто?..

– Ну, этот… начповос.

Пацан уткнулся взглядом в носки своих ботинок. Велька пожал плечами. Этого он никогда не понимал. Старшие офицеры, они, конечно, страшные, но здесь-то, в приемной, чего дрожать?

Однако беспокойство Тилля передалось и ему. Давя предательский холодок в груди, он шагнул в кабинет.

– Господин майор, – вытянулся в струнку, – курсант Велетин Шепетов по вашему приказанию прибыл!

Сидящий за столом офицер поднял глаза. Вот так сюрприз! Начповосом оказался «хилый человек номер раз». Тот самый, от которого Велька неудачно сбежал когда-то в подземные ходы Шатона.

– «Пикачу» прибывает, – без энтузиазма отозвался «хилый», – к барышням в интересные места. А курсанты… – он ненадолго задумался, – да, курсанты тоже прибывают. Но как именно?

– Бодро. С готовностью служить доминиону.

Такого майор не ожидал:

– Верно, курсант. А еще – дисциплинированно, без нарушений злостного хулиганства. – И добавил: – Давай направление. Сейчас с делами закончу, будем разбираться, – и кивнул в сторону табурета-вертушки.

Велька отдал бумаги и уселся на табурет.

За окном сгущались сумерки. Двое кадетов перетаскивали вещи: нуль-саквояжи, зип-контейнеры и гипербаулы со встроенными холодильниками. В траве стояла огромная клетка с неприятной на вид бородавчатой тварью. От нее мальчишки старались держаться подальше.

– Ну-с, Шепетов, – наконец сказал майор, – докладывай. Все как есть, без фактического утаения.

– А что докладывать?

– Сам знаешь что. – «Хилый» пошелестел разложенными на столе бумажками. – Вот на тебя рапорт. Путаный, дурацкий, но – рапорт. И разбираться с ним придется мне.

Дверь в кабинет была плотно прикрыта, но Вельке показалось, что спину обдало холодом. Как это иногда случается с мальчишками, он занервничал и оттого выбрал не самую удачную манеру для общения.

– Ну, и что там пишут? – с растерянной улыбочкой поинтересовался он.

– Пишут?.. Нехорошее пишут. Драка с патрулем, пишут, неуставные отношения с юнгами. Девицы-мамзелечки, карусель с мороженым. Ты, брат, у нас совсем как об стенку будешь… как его?.. Дуб. Понимаешь?

Майор перегнулся через стол. В зрачках его Велька увидел свое отражение: маленькое, скрюченное, невыразимо жалкое.

– А еще пишут про драку с патрулем. При отягчающих, заметь. Вот заключение ФЭДа, – он подцепил ногтями листок пластика, – пять лет исправработ. Что скажешь?

– На самом деле…

– Молчать! – Майор поджал губы. – Дело твое, парень, совсем хана. И лучше тебе не борзеть. В данный момент я твой лучший папа, мама и подружка. Понимаешь?

Велька не понимал. «Дохлому» пришлось объяснить поподробнее:

– Твое спасение, чтоб тебя в корпус приняли. Тогда все сладится: ты – гражданин Лувра, у тебя права и обязанности. Вот смотри, – он пошелестел бумажками, – патрульные не представились, гражданочку какую-то плетью пригрели. Несовершеннолетнюю. Ты сопротивление оказал, все путем. А можно ведь по-другому глянуть. – Он перевернул лист. – Вникаешь?

Велька кивнул.

– Так что давай, курсант, содействуй. Как говорится, служи доминиону.

– В чем содействовать?

– В чем, в чем… Вот тебе лист бумаги, пиши. Кто, с кем, как, куда, зачем. Ты же не один там был. Патрульные говорят, вас целая шайка околачивалась. Наши ребята, из корпуса. Что тебе за всех отдуваться?

Все стало кристально ясно и понятно. Мальчишка набычился:

– Не буду.

– Что значит «не буду»?

– Стучать не буду. Доминион людей – это доминион людей чести. Мне с этими ребятами, может, завтра штурмовать кинкарские звезды смерти!

– Говоришь, звезды смерти? – «Дохлый» хмыкнул и срифмовал неприлично. – Ох и дурак ты, парень… Ох, дурак! Думаешь, тебя батя отмажет?

Велька гордо отмолчался. Именно так он и думал.

– А вот хрен тебе. Все здесь по моему слову делается. И корпус этот у меня вот где. – Майор сжал кулак. – Последний раз спрашиваю: да или нет?

– Нет.

– Ну, как знаешь. Пойдем!

– Куда это? – дрогнувшим голосом спросил Велька.

– К бате твоему пойдем. И светит тебе, соколик, штраф-дом казенный. Ты у меня в невесомости тачками с тяжелой водой обтаскаешься. Молекулы кремниевые вручную сортировать будешь. Вспомнишь, как майор Лютый к тебе с душой, а ты ему в душу с нужниковым высокомерием.

Лютый поднялся из-за стола:

– Прошу, кадет Шепетов!

Судя по тону, каким была произнесена его фамилия, Велька понял: «хилый» давно и безуспешно копает под отца-генерала.

Майор выглянул за дверь, поднял с дивана кадета, и они отправились к начальнику корпуса: Лютый впереди, Тилль – рядом. Велька плелся сзади, чуть поотстав.

Интуиция подсказывала, что вперед рваться не стоит. Чем ближе они подходили к кабинету генерал-майора, тем явственнее становился запах опасности.

Запах этот Велька хорошо помнил. С ним связывались подземелья, «команидор» и рокочущие нотки в голосе Намсы.

Запах старой змеиной кожи.

Лувр, Версаль и Креси в незапамятные времена открыл капитан Лаперуз. Он-то и дал им ласкающие слух французские имена. Но – судьба-индейка – знаменитым он стал совершенно по иной причине.

Когда за великие заслуги перед доминионом Лаперуза награждали орденом Святого Кука, произошел конфуз. Празднество происходило в Михайловском дворце на орбите Земли. Император доминиона Филипп Экспансионист протянул первооткрывателю церемониальную чашу сидра. В этот момент сломался генератор гравитационного поля. Во дворце установилась невесомость.

Лаперуз не растерялся. Демонстрируя французскую живость характера, он вытряхнул из чаши сидр. Жидкость немедленно собралась в шар и поплыла к потолку. Оттолкнувшись от пола, знаменитый капитан воспарил следом за ней. Прикоснувшись губами к шару, он сделал глоток. Зрители по всему доминиону взорвались аплодисментами, приветствуя находчивого героя.

В этот момент генератор вновь заработал. Лаперуз полетел в толпу сановников. Сидр же пролился, забрызгав парадный мундир императора. Так возникло выражение «пролив Лаперуза», означающее неприятную и опасную ситуацию, возникшую по чьей-либо халатности.

Глядя на даму, сидящую у его стола, генерал-майор Шепетов слышал крики чаек и шелест волн. Пролив Лаперуза предстал перед ним во всей красе.

Даму эту Велька и Та узнали бы с первого взгляда. Высоченная, круглолицая, в платье пыльного монашеского бархата. По рукавам бьют рыжие стальные отсветы; нос с той характерной горбинкой, что бывает у ангелов и стерв. В кабинете Шепетова гостья чувствовала себя полновластной хозяйкой. Ни генерал, ни Таин отец, полковник императорского москитного флота Алексей Семенович Багря, ничего не могли с этим поделать.