С помощью других рас кинкаров удалось разгромить. Но прошло чуть больше полувека, и люди проиграли «Холодную войну» недавним союзникам. Из доминиона прэта пришла молодежная мода на ожирение. Асуры «подарили» людям свой уголовный жаргон.

В ответ поднялась волна ксенофобии – бессмысленная и беспощадная. По доминиону рыскали вооруженные кликуши, отыскивая тех, кто в прошлой жизни принадлежал к иной расе или кому предстояло родиться в чужом доминионе. Повсюду гремели лозунги «Понаехали тут» и «Доминион – людям».

Вселенная человека агонизировала. Чужаки теснили людей, понемногу подчиняя их своему влиянию.

Расклад сил изменила случайность.

Крохотная пинасса людей «Туранга Лила» потерпела крушение. Экипаж снял пролетавший мимо крейсер асуров. И так получилось, что капитаны кораблей Николай Макиавелли и Ньяша Убсаланг подружились. Асури пригласила человека в гости. Так Николай оказался первым человеком, посетившим планету асурского доминиона.

Однажды, гуляя по городу, Николай наткнулся на точную копию земной пятиэтажки.

– Двести пятьдесят тысяч сто двадцать восьмая кровью Ньяша Убсаланг, – повернулся он к спутнице. – Что это за здание?

– Зови меня просто – могущественный гигант крови Убсаланг, котик, – откликнулась та. – Хочешь взглянуть поближе?

– Был бы рад.

– Тогда пойдем.

На крыльце пятиэтажки играли дети. Девочка в красном платьице баюкала плюшевого сегментолапого муравьеда. Синелицый мальчуган копошился ступенькой ниже, связывая шнурки на девочкиных ботинках. Маленькая асури не протестовала: ей было интересно, сколько получится узелков.

Рядом играли другие малыши. Двое близнецов (один желтый, другой оранжевый) возились с увеличительным стеклом. Огненное пятнышко скользило по бетону, оставляя после себя дымную струйку. Приглядевшись, Николай понял, что асурята заняты важным делом. Девочку пытался ужалить скорпион. Насекомое несколько раз начинало ритуальный танец убийства, но, едва оно сцепляло клешни над головой и делало сальто, мальчишки прижигали его лучом. В воздухе стояла едкая вонь паленого хитина.

– А мы с папой вчера реблягу-ашку ели, – сказала вдруг девочка. – Большущую! Как от того дома до садика.

– Врешь, – без энтузиазма отозвался желтый.

Скорпион сделал первое сальто, второе и принялся вертеться с широко расставленными клешнями.

– Сам врешь! Она тыщу милионов лет на помойке тухла.

– Ирсигу – врушка, тетя непарнокопытного бородавочного тапира! Нос – кулинарное изделие с творогом![2]

– Сам с творогом! На ней была тыща миллионов опарышей!

– Ты до тыщи милионов считать не умеешь!

– А вот умею! Умею! Меня папа научил! Раз, два, три, пять, восемнадцать…

Оранжевый отобрал у брата стекло. Скорпион как раз готовился к финальному броску.

– …тридцать четыре, восемнадцать…

Желтый заткнул руками уши:

– Не умеешь! Не умеешь! Не слышу ничего!

Девчушка засопела. Нижняя губа ее выпятилась и задрожала:

– А ты, а ты… А мой папа кровее твоего!

– Врушка! У тебя нету папы!

Пнув растерявшегося скорпиона, девочка бросилась в драку. О связанных шнурках она забыла и кубарем полетела с крыльца.

– Нету! Нету! – кричал желтый, уворачиваясь от девочкиных зубов. – А-а-а-а! Ня-ань, чего Ирсигу-у куса-а-ется!

– У меня тыща милионов папов! А тебя иглокожий топотун проглотил и выплюнул!

Женщины асуров с рождения сильнее мужчин. Пацаненку пришлось бы несладко, не вмешайся няня.

– Прекратить немедленно! – Над детьми выросла огромная четырехрукая тень. – Ирсигу, Номченг, Лабсанг! Почему сидите на одной ступеньке?

Няня растащила детей и усадила каждого на своей высоте. Синелицый оказался выше всех, на следующей ступеньке – оранжевый, затем Ирсигу. Забияка желтый оказался внизу.

– Я – первый кровью, – обрадовался синелицый. – Меня все знают!

Послышался звук затрещины. Няня стянула хвастуна вниз и вновь принялась пересаживать детей. Теперь выше всех оказалась Ирсигу. Няня сделала южное лицо:

– Чтоб я этого непотребства больше не слышала! Поняли, червяки?

Дети испуганно притихли:

– Мы поняли, высший предел Урайам Байагу.

– Повторяйте за мной: шестилапый мускусный оцелот сдох. Кто слово скажет, получит лишь невкусную колючку от хвоста.

– …колючку от хвоста!

– А теперь брысь, червячата. Наловите куколок древесного жука на ужин. И следите, чтобы он не отложил вам яйца в глаза и ноздри. Иначе вы станете последними кровью и никто вас не станет любить. И у вас никогда не будет мам и пап. Поняли?

– Да, высший предел няня!

Асурята разбежались по двору. Няня почтительно склонилась перед Ньяшей:

– Двести пятьдесят тысяч сто двадцать восьмая кровью Ньяша Убсаланг, гляжу в небо. Уф, сорванцы! Что привело вас сюда?

– Встань, пятьсот миллионов девятьсот тридцать три тысячи сорок шестая кровью Урайам Байагу. Со мною гость без числа крови. Его имя – человек Николай.

Урайам посмотрела на Николая с сочувствием:

– Гость без крови… Вы хотите осмотреть интернат?

– Если можно, пятьсот миллионов девятьсот тридцать три тысячи сорок пятая кровью Урайам Байагу.

У асуров чем меньше число крови, тем лучше. На щеках нянечки вспыхнул румянец:

– Проказник! Сорок шестая, а не сорок пятая! – Няня смущенно спрятала взор. – Ах, высший предел Ньяша, – воскликнула она мечтательно, – кого вы привели сюда? Этот юноша учтив и образован, как скальный геккон Савицкого.

– Это комплимент, – шепнула Ньяша человеку, – благодарите. – И добавила громко: – Высший предел Николай – лучший из людей. Его слова заставляют меня трепетать, подобно бабочке, в которую паук впрыснул порцию ядовитой слюны с желудочным соком.

– Весьма польщен, – пробормотал Макиавелли, кланяясь.

Няня взяла его под руку:

– Пойдемте, человек, я покажу вам интернат. Он предназначен для детей с расовым несовершенством человека Бедные малыши!

– Расовым… как вы сказали?..

– Несовершенством. Малышам предстоит родиться людьми – самой презираемой расой во вселенной.

– А как вы это определяете?

Няня посмотрела на человека с удивлением:

– Это же очень просто!

И в нескольких словах объяснила как. Здесь мы эту теорию приводить не будем – она общеизвестна. Интересующихся отсылаем к двадцатитомному труду академика Преображенского «О введении в некоторые аспекты расового реинкарнационного полиморфизма в применении к дискретной модели Убсаланг-Преображенского».

– А вот, кстати, интернат для детей с расовым несовершенством прэта.

За сетчатым забором желтел песок. Валялись сброшенные в кучу игрушки: плюшевые уховертки, игрушечный автомат с плазменным подствольником, куклы, голографические кубики, аппарат для раздачи пиццы и мороженого. Из кучи выглядывали любопытные детские глазенки.

– Это Римпоче, сын величайших кровью. Ребенок весит в шесть раз больше, чем положено для его возраста, и до сих пор не умеет говорить. Видите папку с картой рождения?

На всякий случай человек кивнул.

– Это история болезни. И он ее спер! Представляю, какой бардак у них с документацией.

Няня хотела добавить что-то еще, но послышался детский рев.

– Святая бабочка! – охнула Урайам. – Это, наверное, Лабсанг. Он никогда не отрывает уховерткам головы перед тем, как есть.

Асури убежала. Николай прислонился лбом к сетке забора. Будущий прэта смотрел на него испуганными глазенками.

Вот она великая тайна рождений… Чтобы оставаться человеком, не нужно вести праведную жизнь. Молитвы и политика партии тоже ни при чем. Если верить Ньяше, все дело в честолюбии. Пока человек ищет славы и подвигов, он остается человеком.

Кто-то подергал его за штанину, отвлекая от растерянных мыслей. Николай опустил взгляд и увидел Ирсигу.

– Дядя, – сказала она, – а ты, что ли, мой папа?

– Нет, малышка. – Николай присел на корточки, с любопытством глядя на кроху. – Но твой папа скоро приедет за тобой.