«Проваливаясь в небытие…» Проваливаясь в небытие, Я узнаю черты оседлости Среди знамен, усталости и серости, Как среди красок черное лицо. Подрагивая на ходу, выдавливая взгляды, В мгновения запаздывающие вглядываясь, Как люди по трамваям в ватниках, Я и в движении на якоре. Разросшееся раньше убираю, Сворачиваю устремленья, как газеты И скверы, пыльные, как лето, Тоскливо спят в кольце трамвайном. Лишь движется твое лицо, и руки, как две ленты В пределах скверов и трамвайных остановок, И эти ощущения как новость, Как одичалость, счастие и верность. В Риге
Орган, чередующий муки, И вроде совсем любовь. Кафе и соборы, как мухи, И трески разорванных слов. На этих старинных проулках Застывшая статуей сна, Ты вяжешь притворство из звуков, Созвучное вязкости дня, Косые проулки в просветах, Негрубая яркость цветов Одежды, пропахшей рассветом, И руки длиннее мостов. Как музыка тонкие тени И шевеленье шагов, Белья кружевное движение, Спадающего с куполов. Разъезды всегда, как похмелье, И было иль не было все, Быть может, за замкнутой дверью Свершалось притворство мое. Звонков отрешенных гуденье, Спокойствие вязкое слов. Как глупо искать продолженье Истории прошлых веков. «Так много ртов и так немного пищи…» Так много ртов и так немного пищи. Во ртах, как ролик, катится напев, За окнами пурга, в ней бьется пепелище, И в окна кто-то смотрит, отупев. Я брошу все и выйду, и присяду, Обступит окнами глаза слепящий снег, Я буду сине и смешно из сада Глядеть в глаза за окна, спрятав смех. Грешно подумать, я хотел отмщенья, Себя измучить, вывернуть и сдать Им, как пальто. Так только отпущенье Приходит в комнаты, и музыка под стать, Она обсела все углы и плачет Пьяниссимо и тонко, как фарфор, Я с ней уйду, не глядя, наудачу, И в спину нам уставится укор. «Разрезы листьев, бульканье воды…» Разрезы листьев, бульканье воды, Смешение и резкость, как усталость. Мне ничего в гостиной не осталось. Удары клавиш, как удар судьбы. Притворство, и натяжка, и привычка Тянуться без желания достать, Дотронуться без влажности и встать, Уйти, как вынырнуть, и соскользнуть вторично, И в слякоть лечь, и в жиже умереть, Прислушиваясь к долгим мукам плоти. А вычурность во мне черней дыры полотен, Замызганных от сотни раз глядеть. И снова резкость, как охрип зевка Усталостью, венчанием конца. «В лиловом, быть может, от теней лиловым…» В лиловом, быть может, от теней лиловым Казавшимся платье, в лиловых чулках Играла чего-то, казавшимся долгим И нежным отрывком из розовых фраз. И паузы были тихи и покорны, Как платье лиловы. Высокая трель В коробке тяжелых и низких аккордов, Тяжелые фразы, холодный апрель. Но май будет жарким и солнечным, нежным, И будем лежать, загорать и стеречь, Но больше не будет лиловых и прежних Под мячики музыки тоненьких встреч. Покорно и нежно, глядясь в эту память, Чего-то надумаем, вспомним, зачем, То потянемся к центру, как лен — Та, Как сель. Но там будет черный, пустой и тревожный, Рассудочный, ложный и душный апрель. «Столько зелья, и цветов, и звуков…» Столько зелья, и цветов, и звуков, Как в импрессионистских маленьких картинках, В этом имени, как обостренье слуха, В этом неожиданном – Марина. Столько отражений, боли, счастья, Столько неожиданных сомнений, Столько – обострение напастья — Новых чувств и новых вожделений. Столько стертых, так недавно нужных, Разных рук, гостиных и каминов, С этим новым милым полукружьем, С этим миром – именем Марина. «Мне преподали в школе безразличья…» Мне преподали в школе безразличья И равнодушья. Я спокоен сам. Прощай, Марина, все пройдет отлично, Я все же благодарен Вам За эти дни тревоги, боли, счастья, За возмужание мое. Замкнулись рассужденья и запястья — Все. «Я люблю тебя, чудесная, родная…» Я люблю тебя, чудесная, родная, Не боясь пустых и глупых слов, Милая Марина, дорогая, Новой складкой правится любовь. Я ревную, я тащусь, мне больно, Всю неделю жду на уик-энд, Ты же равнодушно и покойно Одного бросаешь в этот энд. Ты все время разная, другая, В полутьме твой профиль так хорош, Как полуживые изваянья Сказочных богинь и складки тонких кож. То ты в фас довольно резко, броско, Как в октаве третьей нота си, Смотришься немного сине-жестко, Как следы в снегу у Дебюсси. Все ж ты всех прекрасней и чудесней, Я в тебя влюблен, как носорог, Но еще не начинались «Вести», Ты явилась вдруг. Спасибо. Кончен срок. |
