– Самиздат, – густым басом сообщил грузный мужчина с типичным кавказским профилем.

Выглядела листовка убого по меркам моей прошлой жизни, но здесь она смотрелась нахально и смело. Неизвестный автор словно бросал мне в лицо свои домыслы, нещадно громя материал Зои о безопасности атомных станций.

Распечатанный на машинке текст хлестал по глазам, пугая страшными сценариями повторения чернобыльской катастрофы. А внизу подпись: Смелый.

«Не такой уж смелый, – усмехнулся я про себя. – Что же свое имя настоящее не указал?»

Я повторил эту мысль уже вслух, стараясь рассуждать максимально спокойно. Уж мне ли, человеку из будущего, не знать методы таких вот диванных аналитиков?

– Сплошные громкие слова, – добавил я. – Но ни одного факта. Страшилки, оскорбления, обвинения. Сравните со статьей в «Андроповских известиях». Наши сотрудники были там, все описали, отсняли, привели экспертные комментарии. А тут человек пишет, основываясь исключительно на своих домыслах.

– А может, того… – несмело проговорил кто-то. – Наврали эксперты ваши?

Голос неизвестного скептика потонул в возмущенном гомоне, и тот поспешил уйти в себя, затаиться. Однако напряжение по-прежнему чувствовалось – народ все же начал сомневаться. Такое случается: кажется, что слова правильные, позиция твердая, и тут одна-единственная реплика все меняет.

– Что ж, – я внимательно оглядел присутствующих. – Вы подали мне хорошую идею. Как вы смотрите, товарищи, если в одном из следующих номеров мы новую статью опубликуем? Разберем несколько экстренных ситуаций на атомной станции и объясним, как они будут решаться. Привлечем физиков, наших опытных ликвидаторов… Распишем возможные сценарии.

– А не боитесь? – спросил кто-то из задних рядов.

– А чего бояться? – улыбнулся я. – Городские вон гусей в деревне поначалу пугаются, потому что не знают, как себя с ними вести. А мы-то готовы. Чернобыль нас много чему научил. А самое главное, распишем все подробно, чтобы понятно было.

– Что, и формулы будут? – вперед аккуратно вырвался мужик лет пятидесяти в круглых очках и с типичной профессорской бородкой. Кажется, я его видел на выставке в нашем НИИ мелиорации. Или в статье про андроповскую химическую лабораторию, уже точно не вспомнить.

– Будут, – уверенно ответил я. – Естественно, те, о которых можно писать, не секретные. Так что желающие сами все смогут проверить.

– Я бы такое точно почитал, – одобрительно закивал «профессор». – Так сказать, наглядности ради…

– Можно, чего уж тут…

– Напишите, пожалуйста!

– Да, Евгений Семенович, побольше узнать не помешало бы!

– Значит, так и сделаем, – резюмировал я. – Спасибо, товарищи! Спасибо за критику!

Удивительное дело. Общество в этом времени хорошо образованно и в то же время ждет какого-то чуда. Вот почему его так легко толкнуть в объятия шарлатанов, что и произойдет уже очень скоро. Но если подпитывать думающую жилку, то в будущем этих людей обмануть станет гораздо сложнее…

Больше мне тут находиться не имело смысла, пора в редакцию, особенно если я все еще хочу прогуляться пешком. Обратная связь по статье еще только набирается, это же не лайки и репосты в интернете, тут людям дать время нужно, чтобы бланки заполнили и на почту отнесли. А вот новая статья по горячим следам народного интереса – это вещь выигрышная. Надеюсь, наверху меня и в этом плане поддержат. Все же в наших общих интересах, в конце концов.

– Громко выстрелили, Кашеваров, – едва я сделал всего пару шагов, рядом раздался знакомый гнусавый и нудный голос. – Должен признать, с такой пропагандой сложно сражаться.

Напротив меня остановился, зажав в руках свежий номер «Андроповских известий», диссидент Алексей Котенок, будущий лидер городской оппозиции. Неприятный человек, но чего не отнять – говорить о своей точке зрения он не стеснялся. По крайней мере, со мной.

– Из ваших уст это комплимент, – усмехнулся я.

– Нельзя недооценивать противника, – Котенок смотрел на меня сквозь затемненные стекла очков.

– Ваших рук дело? – я указал большим пальцем себе за спину, примерно туда, где на свежем номере был приклеен подпольный листок.

– О чем вы? – диссидент оскалился, словно строптивая лошадь перед тем, как укусить незадачливого ездока.

– Я о самопальном воззвании.

– А я ничего не палил…

Нашей намечающейся перебранке помешал скрип тормозов милицейского «лунохода». Из машины, хлопая дверцами, вышли патрульные в длинных зимних шинелях и меховых ушанках. Форма неудобная, но все еще вызывающая уважение перед органами.

– Котенок, пройдемте, – угрожающим тоном произнес старшина.

– Что? – диссидент растерянно повернулся к нему. – Уже прямо так? Просто? Даже ничего не предъявите?

Котенок, похоже, снова ломал комедию, привлекая всеобщее внимание. Главное, чтобы милиционеры не сорвались на нем, потому что тогда они потерпят фиаско. Задержать-то его задержат, вот только со стороны это будет казаться произволом.

– Вы подозреваетесь в незаконной агитации против советского строя, – в голосе старшины сквозило раздражение, но он держался. – К нам поступил сигнал, мы обязаны отреагировать…

– Чего? – взгляд Котенка упал на газету в собственных руках, потом он близоруко прищурился, глядя на стенд позади меня.

– Пройдемте, пожалуйста, добровольно, – милиционеры встали по бокам диссидента. – Давайте не будем усложнять.

– Дайте мне посмотреть! – от голоса Котенка заложило уши, словно кто-то скребнул металлом по стеклу.

Он рванулся к стенду, патрульные от неожиданности выпустили его. Вот только худощавый диссидент и не думал удирать. Уткнулся носом в машинописную листовку, пробежался по тексту, развернулся с перекошенным лицом.

– Это не я! – проскрипел он, глядя попеременно то на меня, то на милиционеров.

– Разберемся, – уже более благодушно сказал старшина. – Пройдемте.

Двое рослых патрульных аккуратно, но уверенно схватили Котенка под руки и повели к «луноходу». Диссидент не сопротивлялся, лишь задержал на мне взгляд и отрывисто проговорил, задыхаясь от возмущения:

– Кашеваров, это не я! Я за честную борьбу! Ты мне веришь, Кашеваров?

– Бодрее идем, Котенок! – старшина чуть повысил голос, и диссидент понуро побрел к машине.

Я смотрел ему вслед, борясь с неожиданным ураганом в душе.

На столе стояла белая кружка с масляно-черным кофе. Уже третья за этот день или даже четвертая, надо бы остановиться. Но у меня не получалось. Я сидел за макетом следующего номера основной газеты и все никак не мог перейти к располосовке вечерки.

С одной стороны, Котенок был мне абсолютно несимпатичен. Особенно после выходки во время демонстрации седьмого ноября, когда он ради пиара собирался испортить людям праздник. А с другой… Обдумывая его слова, я понял, что он не кривил душой – действовать диссидент предпочитал и вправду открыто, словно нарочно испытывая судьбу. Я ведь давно предположил, что Котенка опекает контора, иначе трудно объяснить его непотопляемость. И тут вдруг уверенного в себе почти системного оппозиционера задерживают – как там сказал старшина? – из-за поступившего сигнала. Кому-то наш Котенок перешел дорогу? Или вдруг надоел КГБ, после чего от него решили избавиться самым топорным образом?

Кем бы ни был на самом деле этот загадочный Смелый, подписавшийся так в листовке, он не мог не учитывать, что Котенок автоматически подпадет под подозрение. Значит, его подставили? Вероятно. Теперь нужно решить, праздновать ли мне чужую победу над моим врагом или сделать так, чтобы восторжествовала справедливость.

– Евгений Семенович, разрешите? – в кабинет осторожно заглянула секретарша Валечка. – На крыльцо подбросили, Гаврила Михайлович передал.

Я не сразу сообразил, что речь идет о вахтере Михалыче, а потом быстро закивал девушке, чтобы несла добычу ко мне на стол.