БАСНИ МАСЛОВИЧА
В ХАРЬКОВЕ,
в университетской типографии,
1814 года.
Печатать позволяется
с тем, чтобы по напечатании до выпуска в публику представлены были в Цензурный комитет: один экземпляр для Цензурного комитета, два для департамента Министерства просвещения, два для Императорской публичной библиотеки и один для Императорской академии наук. Мая 1 дня, 1814 года.
Профессор Иван Срезневский.*
БАСНИ МАСЛОВИЧА
Хотя дитя моё горбато и хромое;
Но я его люблю: моё, а не чужое.
К Г.
Почтенный Г….., ты желал, чтобы мои басни были изданы в свете, ты, далёкий от лести, часто говорил мне: зачем я их не напечатаю? – Совет твой совершается, ты их прочтёшь, и ежели переменится вид лица твоего, не они будут виноваты и не я. Большая разница, когда кто слушает или читает сам.
Автор, произнося сочинение своё, может скрыть встречающиеся в оном ошибки или каким-либо приятным телодвижением, или многозначащим или смешным выражением лица. И прельщённый слушатель делает приговор в пользу декламатора.
______________________
Предисловие
– Как, ещё другое предисловие?
«Точно так-с, милостивый государь».
– Да я и первого не читал.
«Прошу вас, милостивый государь, прочтите это, потому что оно писано единственно для вас».
– Но я предугадываю, что беглое перо ваше в оном начертало.
«Много чести!»
– Верно какое-нибудь приятно начинённое извинение, например: «Не смейте отнюдь сравнивать басни мои с баснями нашего Лафонтена, Хемницера, Крылова, Сумарокова, Княжнина, с двумя или тремя баснями великого Ломоносова, с 35 Неведомского, с несколькими Богдановича и многими другими*, рассыпанными по старым и новым ежегодникам, ежемесячникам, еженедельникам, ежеденникам, ежеминутникам…» и прочее, и прочее.
Нет, господин автор без бороды, это не спасёт вас! Будьте готовы выдержать самую злейшую критику, я не премину, чтобы не познакомить вас с нашею публикою. Да вы же так молоды... О, право, это преобильная материя: измарать целый лист кругом.
Нет, нет! Читайте предисловие ваше сами, нам – скорей басни. Какова-то первая? Уж, верно, лучшая из всех, где цветкам, остротам, двусмыслиям, бессмыслиям нет числа. Посмотрим:
Заглавие недурное. «Чтение басни». А! Понимаю. Это род пролога. Как интересна в ней простота безымянной пастушки! Конечно, не нашей, а немецкой, наши читать ещё не научились. – Она рассуждала по пастушьи, т. е. как все пастухи и пастушки, они все, верно, рассуждают на один манер.
«Лжот» надлежало бы написать «лжет»; но не будет рифмы к «кот». Ну, далее...
Нет, этого не может быть,
Как могут звери говорить?
Нет, я Эзопу не поверю,
Ей, говорить неможно зверю!
Idem per idem...* Посмотрим, что за нравоучение?
«Тем, всем». Какая школярская рифма. «Которы» – это позволительная licentia* пиитическая, за которую никому не прощают, а кольми паче вашей братьи. «Нравученье», опять для стопы исковерканное слово. Фи! Господин баснописец!
Баснь вторая.
«Перо, Чернильница и Чернило».
Она, верно, вашего изобретения? Недурна, годится, сносна, может занять две, три минуты, несмотря, что и в ней бездна непростительных ошибок. Я вам скажу некоторые: в самом заглавии ошибка: вместо «чернилы» вы поставили «чернило», а всё рифма, рифма!
Неу̀жели б ты на бумаге
Писать бы без меня могло?
Претяжёлые два стиха, я не могу легко перевесть дыхания. «Дало, могло». Вы в рассуждении рифм очень нерадивы, такого рода сочиненьица требуют наилучших. «Шалим». Это двузнаменательно, другой вам этого не простил бы, а мне ужасть как нравятся экивоки!.. «Влаги, на бумаге». Это что за золотая рифма?
Баснь третья.
«Два мешка».
