На первом курсе института друг детства Костя предложил покурить мухоморы. Где-то он прочитал, что курить мухоморы полезно перед экзаменами. В Серебряном бору, где жил Костя, росли крепкие, отборные мухоморы. Костя вообще был щедр на оригинальные идеи. Например, он сообщил Кире, что погибшая улитка Афродита еще вернется к ней, миновав несколько воплощений, явится непременно и, вероятно, в теле другого существа. Людмила Борисовна очень тогда опасалась, что дочь по простоте душевной и неопытности выскочит за «этого малахольного», но этого, к ее радости, не произошло.

Крупные осенние серебряноборские мухоморы манили Костю своей магической силой. С помощью этой силы он собирался подключиться в космическому информационному банку, в котором хранились ответы на все экзаменационные вопросы. Высушенные и измельченные грибы Костя хранил в коробке из-под чая. В первую зимнюю сессию он скрутил две самокрутки. Пока он кашлял после первой затяжки, мухоморы так мощно дымили, что комната наполнилась плотным густым туманом, из-за которого количество молекул кислорода резко снизилось до ничтожно малого уровня. Кира потеряла сознание. Пришла в себя она уже на скамейке, под голубой, цвета пасмурного неба, елью.

– Мама покупает гуся, – сказала она.

В этот момент Людмила Борисовна действительно покупала гуся.

С тех пор туман и духота действовали на Киру необычным образом.

Иногда она забывала, куда и зачем шла или кто она. Однажды утром, попав в плотную завесу тумана, она бродила по городу несколько часов, мучительно вспоминая вопрос, потому что ответ-то она помнила отлично, а вот сам вопрос из памяти испарился. А бывало, она погружалась в необъяснимое безвременье, на нее нисходило озарение, и знание вспыхивало внутри, как светодиодная лампа.

От духоты в трамвае у Киры закружилась голова. Чувствуя, что вот-вот упадет в обморок, она принялась расталкивать пассажиров локтями, не забывая, что в руках у нее стеклянный предмет. У дверей ее осенило: никто никогда не видел душу! Никто достоверно не знает, где душа обитает!

«Возможно, нет никакого рая, а вдруг как раз в банках они и живут?»

На четвертом этаже меняли деревянные окна на пластиковые. Рабочие в серых спецовках выносили старые рамы. В пустом проеме без стекла торчала голова овчарки. Собака деловито гавкала с четвертого этажа на прохожих.

– Девушка, близится наш последний час. Возьмите, почитайте слово Божье…

Женщина у подъезда протянула цветную брошюрку.

– Спасибо, не надо. – отмахнулась Кира.

– Разве вы не хотите спасти душу?!

– Пасти душу? – Кира остановилась и заглянула в банку. – Но она, наверное, пасется сама? Или надо пасти?

Женщина с брошюрками наклонилась и тоже стала смотреть внутрь пустой банки.

– А крышка зачем? – спросила.

– Просто, – ответила Кира.

– А откройте.

– По-моему и так хорошо видно.

– Пахнет компотом.

– А мне кажется, соленые огурцы.

Залаяла овчарка, и женщина рассеянно посмотрела вверх.

– Я люблю компот, – сообщила она.

– Хотите яблоко? – спросила Кира.

– Хочу.

Женщина взяла протянутое яблоко, вытерла его о ткань юбки и принялась неспешно есть.

– Я могу пойти направо, а могу налево, – сказала она, жуя. – Я могу пойти на юг или на север. И? Куда мне идти?

– Идите направо, потом налево, немного на юг и дальше на север.

– Пожалуй, – согласилась женщина и осталась стоять на месте.

Кислородное голодание немного раздвигает рамки восприятия мира. На ничтожно малую величину.

«На миллиметр или около того…»

Поставив банку на подоконник, Кира легла на диван, положив руку под голову, и принялась внимательно смотреть. Мир сквозь банку выглядел иначе. Он был нечетким, размытым. Знакомые очертания угадывались легко, но неожиданно возникавшие объекты, такие, например, как летевший над землей красный полиэтиленовый пакет, превращались во что-то совершенно иное – в истекающую кровью птицу или сорвавшийся с фотографии алый галстук последнего советского пионера.

Потом Кира уснула. Дыхание стало глубоким и ровным. Явь соединилась со сновидением, а на границе сна возник фианитовый океан под белым от нестерпимо яркого солнца небом, но можно было смотреть на солнце, совершенно не жмурясь. Над океаном парили чайки. Ветер трепал им крылья, перья топорщились, и чайки кричали. Они виртуозно закладывали виражи над водой перед тем, как спикировать на сверкнувшую в волнах пеламиду.

Волны плавной чередой накатывали на берег, увлекая за собой мелкую гальку. Сопротивляясь, галька шуршала.

А под этим океаном было еще одно запасное небо, и еще одно солнце, и еще один океан. А под тем – еще один. И все эти океаны были как огромный бигмак.

Этот сон всплыл в памяти Киры на следующий день, в «Макдоналдсе», во время обеденного перерыва. Откусив кусок от бигмака, она вдруг услышала крик чаек. Одна выпорхнула прямо из-под соленого огурца.

В июле Москву накрыло плотным облаком дыма с горящих в Подмосковье торфяников. Адова духота. Чистилище. Дайте холодную. Это холодная?! Озверевший вентилятор гоняет по офису консалтинговой фирмы удушливый запах торфа, пота и табака.

Светлана бухнула на стол книгу:

– Читала?

– Что?

– «Ешь, молись, люби»?

– Нет.

– Ты вообще читаешь?

– Времени нет. Работы завал. – Кира вздохнула.

– Скажи Вове! Пашем, как китайские крестьяне на рисовом поле. Почитать и то времени нет.

– Говорила. «А кому сейчас легко?»

– Сволочь. Технологии и прогресс экономят человеку массу времени, но не сокращают его рабочих часов. Жизнь проходит мимо. Нет, так жить нельзя. Жизнь одна. Мы за свою жизнь несем ответственность. Надо что-то делать. Надо что-то менять. Жизнь пройдет, а мы так и не найдем времени, чтобы ответить на животрепещущие вопросы.

– Жаротрепещущие?

– Господи, когда закончится эта жара?

– А что делать-то?

– Сдать квартиру и уехать к чертовой матери! Махнуть в путешествие. Как Элизабет. Элизабет – это главная героиня. Обязательно прочти. Пора просыпаться. Пора открывать глаза. Пора начинать жить!

Кире тут же захотелось открыть глаза и начать жить, но она не хотела никуда уезжать. Она только закончила ремонт и с пальцев ее еще не выветрился запах бледно розовой краски.

Но она уже чувствовала этот ветер перемен. Отдельная квартира требовала иного ритма жизни. Она намекала на существование иного пути. Но какого, прямо не говорила. Предпочитала, чтобы Кира догадалась сама. Будила воображение.

В тот день, едва поклонница Элизабет вернулась к своим обязанностям, оставив в воздухе духовитую нотку цитруса на изнуренной коже, это началось. Недоразумения.

Вместо слова «финансовый» Кире послышалось «фаянсовый». Вместо «бренд качества» почудилось «бред ткачества», деньги превратились в дребедень, исследование – в преследование, босс стал осой, а перекур вызвал панику и кратковременную потерю памяти.

Когда менеджер принесла Кире текст рекламной листовки «Персональные консультации – быстрый способ увеличить прибыль вашего бизнеса», Кира прочла текст так: «Инфернальная проституция – быстрый способ уличить былое вашего бицепса».

– Знаешь что, – сказала Кира менеджеру, – тебе надо показаться.

Следующий рабочий день Кира провела, метая в мусорную корзину цветные скрепки.

– Такая животрепещущая духотища, кто угодно живо сойдет с ума, – бормотала она, обмахиваясь отчетом.

Через три дня все было кончено.

Кира так расхохоталась, услышав слова «для поднятия корпоративного духа», что Вова, генеральный директор, мягко, но настойчиво предложил сотруднице взять отпуск. Над словом «отпуск» Кира несколько секунд размышляла. В конце концов она кивнула сама себе и написала заявление об увольнении.