Натаниэль прочистил горло и, не сводя с меня взгляда, вопросительно приподнял брови.
Я замолчала и закрыла глаза. Будь оно все проклято, я никогда не смогу избавиться от чувства, будто мне надо просить прощения за то, что я хочу добиться успеха. 2, 3, 5, 7, 11, 13…
– Я хочу оставить след в истории. – Что ж, меня не поразила молния. Я открыла глаза и сфокусировалась на когтях орла, но все-таки заставила себя перейти к самому сложному моменту, который крылся в сердце этого разговора: – Но ведь тогда… Если мы хотим завести семью…
Он начал теребить нитку, торчащую из ткани брюк на колене.
– Это может подождать, пока ты не вернешься.
– Может ли? – Я вздохнула, отрезая излишки карты, которые спорхнули на стол. Мы все время откладывали беременность, и у нас были на то веские причины. Но если я полечу… – Радиация. Долгое время, проведенное в космосе. Во что превратятся за это время мои кости, даже при постоянных тренировках? Когда я вернусь, может случиться так, что я не смогу иметь детей.
– Если не сможешь… И если эту проблему нельзя будет решить, то, скорее всего, человеческая раса и вовсе безнадежна. – Натаниэль потер шею, уставившись в пол. – Прости. Как-то резко вышло. Но… ладно. Давай предположим, что ты уйдешь из космической программы. Чем ты тогда займешься?
Я открыла рот, и вдруг новый вдох словно позволил мне увидеть этот вариант будущего внутренним взором. Я бы снова работала в вычислительном отделе до самой беременности. Потом меня бы уволили. Я бы готовила, убиралась и растила ребенка до тех пор, пока он не достигнет какого-то неопределенного возраста, и тогда я стану работать на волонтерских началах на благотворительные организации, как это делала моя собственная мать. Я бы делала что-то важное, но в очень маленькой, очень узкой области. Математика. Полеты. Космос… Эти двери навсегда закрылись бы передо мной.
– Проклятье.
Натаниэль фыркнул. Потом он наклонился и положил ладонь на мою руку.
– Ты была бы счастлива?
Мне хотелось и того, и другого. Почему я не могу получить сразу все? Но он был прав. Я не хотела бросать космические полеты. Конечно, сейчас я была хваленым водителем автобуса, но и эта работа была полна красоты, которая невозможна на Земле. Экспедиция на Марс все еще была нерешенным вопросом, но…
– Нет. – Я потянулась за еще одной перфокартой, чтобы не смотреть в глаза мужу в момент признания собственного эгоизма. – Я хочу детей, но жизнь, которой я хочу жить, будет несправедлива по отношению к ним. Если и не Марс, то наверняка найдется что-то еще, что потребует от меня внимания и времени.
Он втянул воздух, как будто собираясь что-то сказать, а потом задержал дыхание. Я не стала давить в попытке выяснить, что же он решил оставить при себе, и сосредоточилась на вырезании. Я так говорю, но на деле я отвечала на его молчание своими руками. Птица продолжала обретать форму, а я укладывала перфокарты слоями, и они превращались в яйцо, лежавшее под когтями.
Наконец, Натаниэль откинулся на спинку кресла, которое отозвалось скрипом.
– Ладно. Значит, детей можно из уравнения выбросить. Это все упрощает. Ты хочешь полететь?
– Не знаю.
Три года. Три года вдали от мужчины, который понимает меня настолько хорошо, что даже не стал сомневаться в моих словах или попытаться убедить меня в неправоте. В отличие от космоса, здесь слезы могли капать и не застилать взор, но орел, которого я держала в руках, все равно казался размытым.
Натаниэль мягко вызволил его из моих рук и заключил меня в объятия. Оглядываясь назад, я понимаю, что орел, которого я сделала, скорее всего, ответил на все его вопросы.
Орел летел, но голова у него была повернута чуть в сторону, как будто он оглядывался через плечо. В когтях он сжимал яйцо. Символизм был грубоватым, но весьма ясным.
* * *
Даже после разговора с мужем я была сама не своя и понятия не имела, какой ответ дать Клемонсу. Поскольку у Натаниэля еще было много работы, я притворилась, что все в порядке. Он это принял, но, судя по всему, не особенно поверил. Я вышла в вестибюль, намереваясь вернуться в крыло космонавтов, и остановилась.
Мне не дали никакого задания, потому что Клемонс освободил мое расписание, чтобы я могла наверстать упущенное с марсианской командой. Он был уверен, что я соглашусь. Конечно, я могла бы благосклонно допустить, что он просто хотел предоставить мне свободу действий, чтобы я спокойно приняла решение, но к чему спорить с опытом прошлых лет?
Бережно держа готового орла из перфокарт в одной руке, я направилась в крыло космонавтов за своей сумкой. Если мне не дают работу, я вправе уйти. Может, заскочу в книжный, а потом пойду домой и утоплю пальцы ног в ворсе нового ковра.
У входа в офис я наткнулась на Хасиру и Паркера, которые как раз оттуда выходили вместе с Бетти. Ее ранее перевели из корпуса космонавтов в отдел по связи с общественностью. По мере расширения корпуса требовалось все больше узких специалистов, и Клемонс рассудил, что данная специальность подходит Бетти куда больше, чем пилотирование. Кажется, ей и впрямь там нравилось больше. Она брала интервью как на Земле, так и в космосе. Я бегло кивнула Паркеру, но он тут же мне улыбнулся. Я никогда не доверяла его улыбке.
– Йорк, а мы идем к воротам автографы раздавать. Пойдешь с нами?
Он знал, что я терпеть не могу эту историю с автографами. Бетти просияла и даже чуть привстала на цыпочки. Хасира за ее спиной смерила меня взглядом заложницы и сложила руки в мольбе. Сложно было взять и бросить ее: вид у нее был как у несчастного щенка.
– Конечно. Минутку, я только сумку заберу.
Я протиснулась между ними в крошечный офис и схватила со стола сумку, в которую осторожно положила своего орла. Он отправится со мной домой.
Когда я вернулась к коллегам, Паркер стоял, уперев руки в бока и выпятив челюсть вперед.
– No lo hiciste[11].
– Mach quatro. Honesto[12]. – Хасира подняла руки вверх. – Você pode verificar os logs do computador da minha trajetória, mas isso vai mudar a maneira como viajamos[13].
Паркер нахмурился, и между его бровей пролегла морщинка, когда он произнес какое-то слово одними губами. Потом он решительно кивнул и спросил:
– De que maneira?[14]
Я вопросительно приподняла бровь.
– Ты по-португальски говоришь?
– Пытаюсь. – Он пожал плечами и развернул нас к передней части здания. – Думаю, может пригодиться в общении с бразильцами на марсианской миссии. Но четыре Маха[15]? Серьезно?
– Ага, – кивнула Хасира.
– Это на «Тибериусе 47»?
Я пристроила сумку на локоть, чувствуя довольно сильную зависть: Хасира провела испытательный полет на этой штуке.
– Он красавец. – Она остановилась: Паркер открыл для нас входную дверь. – Мы с ним тренируем параболические дуги. Надеемся, что это даст возможность скользить вдоль поверхности планеты с меньшими затратами топлива.
Паркер вышел вслед за нами, и тяжелая дверь из стекла и стали захлопнулась за его спиной.
– На какую полосу можно его посадить на такой скорости?
– Мне понадобилась вся длина… о, черт, – Хасира вздохнула и покачала головой: – Девочка с фермы Уильямсов опять здесь.
Я не сразу поняла, что она имела в виду под фермой Уильямсов. Как-то у нас упала ракета на ферму, в результате чего погибло большинство ее жителей. Хасира не отрывала взгляда от маленькой девочки с каштановыми волосами, убранными в хвостики. На ней был потрепанный комбинезон, и она стояла среди группы таких же детишек.
Я ее уже видела, но так, как каждый день видишь одних и тех же людей, не обращая на них никакого внимания. Даже теперь, когда Хасира на нее показала, она не особенно выделялась из толпы. При взгляде на девочку невозможно было определить, что она пережила такую трагедию. Бедный ребенок.