В 1980-х годах теория тела в культурологии и социологии только зарождалась, поэтому Сервос выносил танцевальное искусство Пины Бауш и Танцтеатра за логику сознания и языка. Ее творчество, по его словам, показывает, что «заданность, предопределенность и логическое объяснение являются смертельным врагом всей жизни и всего движения»[24], ее пьесы следуют логике не сознания, а тела, «которое существует не по принципу причинности, а по аналогии»[25]. Объектом театра танца является «движущееся тело»[26], а темой – то, что социально и исторически «вписалось» в тело и проявлялось в его повседневном поведении. Наконец, во вступительной главе Сервос предлагает размышления в стиле теории цивилизации[27], где искусство танца рассматривается как культурно-критическая антитеза рациональности и логике сознания. Танец – это попытка бегства из рационализированной, враждебной телу современности.

Эту тему критики цивилизации я теоретически обосновала в своей первой книге «Танец женского тела. Цивилизационная история танца», в которой есть глава о Пине Бауш. Уже тогда, в отличие от Сервоса, я представила танец в его амбивалентности, одновременно сопротивляющимся и консервирующим средством: он и инструмент (телесной) революции, и в то же время позитивно влияет на социальный порядок и является средством социальной реставрации[28].

Как и многие другие монографии[29], книга Сервоса объясняет читателю искусство Пины Бауш через описания постановок в хронологическом порядке. Этот подход основан на дискурсе интерпретаций постановок, часто неявно, с использованием семиотического метода, распространенного в театроведении в 1980-х годах. Перевод наблюдаемой постановки в текст основан на парадоксе: с одной стороны, само искусство рассматривается как лингвистически недоступное, а с другой, именно перевод должен наделить постановку предполагаемым смыслом. Здесь авторы/переводчики выступают как посредники между искусством и аудиторией, то есть как посредники смысла.

Описания и интерпретации постановок до сих пор распространены в газетных статьях, а также в художественном и театральном анализе. В этой главе используется иной подход – без дополнительных к существующим интерпретаций[30] и углубления в хронологию творчества. Также я не рассматриваю танец как нечто материальное, что невозможно облечь в словесную форму. Скорее перевод танца и хореографии в язык и текст понимается здесь как уподобление, краткий контакт между танцем и письмом, хореографией и текстом по Вальтеру Беньямину (см. главу «Теория и методология»). Эффективность и «избыточность» перевода связаны именно с тем, что любые попытки найти языковую однозначность обречены на неудачу.

Вместо хронологического подхода с описанием и интерпретацией отдельных постановок я выбрала системный. В этой главе рассматриваются рабочие этапы, на которые впервые[31] были разделены постановки, а особенности творчества анализируются вне содержания отдельных произведений и встраиваются в исторический, социальный и политический контекст. Это позволит дать ответ на вопрос, которым ранее редко задавались при исследованиях Танцтеатра Вупперталя: как определенные этапы работы связаны с событиями в обществе и искусстве? Другими словами, как эти события переведены в пьесы?

Хореографическое творчество Пины Бауш можно разделить на пять основных этапов, и только первый не был связан с Танцтеатром Вупперталя: 1967–1973, 1973–1979, 1980–1986, 1986–2000 и 2001–2009. Их характеристики будут представлены ниже, при этом не все пьесы будут перечислены[32]. Рабочие фазы развивались по-разному и не характеризовались единственным определяющим признаком. Как правило, в постановках Пины Бауш присутствовали старые и новые элементы, в результате на каждом этапе прослеживалось много противоречивых тенденций и отсутствовали однозначные трактовки. То, что было характерным для одной фазы, обычно формировалось задолго до нее и прослеживалось после. Возможно, именно из-за этого до сих пор никто не пытался выделить периоды работы Пины Бауш с Танцтеатром Вупперталя и связать их с общеполитическим, культурным и художественным контекстом.

Когда Пина Бауш в сезоне 1973–1974 годов возглавила балетное направление Вуппертальских сцен, словом года было «бунтарский». Смелый новатор, директор Вуппертальского театра Арно Вюстенхёфер долго уговаривал молодую танцовщицу и хореографа устроиться к нему на работу. После нескольких выступлений, инициированных им в Вуппертале («Действия для танцовщиков» («Aktionen für Tänzer», 1971), где он организовал художественное «противостояние» Пины Бауш с тогдашним шефом Вуппертальского балета Иваном Сертицем, и «Вакханалия Тангейзера» («Tannhäuser-Baccanal», 1972), которую она поставила, еще будучи руководительницей танцевальной студии «Фолькванг» в Эссене, она наконец приняла предложение. «Я никогда не хотела работать в театре. Не доверяла себе. Я очень боялась. Мне нравилась свободная работа. Но он [Арно Вюстенхёфер] не сдавался и спрашивал меня все снова и снова, пока я наконец не ответила: „Я могу попробовать“»[33].

Это согласие в ответ на годы упрашиваний стало переломным для Пины Бауш. В 1955 году она поступила в Школу музыки, театра и танца Фолькванг, где началась ее танцевальная карьера и где она могла развиваться под присмотром наставников. И вот она перешла из этого института в спокойном и буржуазном Эссен-Вердене в муниципальный театр региона, пострадавшего от постиндустриального кризиса, в Вупперталь – соседний город с ее родиной, Золингеном.

Всего за шесть лет до этого, в 1967 году, Пина Бауш начала заниматься хореографией в Высшей школе Фолькванг, которая получила статус университета в 1963-м. Через год она перенимает у Курта Йосса художественное руководство Танцевальной студией Фолькванг, возникшей на базе балетной. Два года она ставит хореографии и выступает со своими артистами на международных сценах. В то же время она начинает преподавать танец в Высшей школе Фолькванг и в других местах, например на Летних курсах во Франкфурте-на-Майне. После короткой, но очень напряженной работы руководителем и хореографом, которая принесла ей премию для молодых художников земли Северный Рейн-Вестфалия за несколько одноактных постановок, переезд стал отважным решением. Смело это было и для Вуппертальских сцен. Хотя такой процесс был обычным явлением для театров в период демократических потрясений и побудил многих директоров театров решиться на смелые эксперименты.

Экспериментаторы пришли не только в танцевальное искусство, но и, например, в область неоклассического сюжетного балета. Это направление в свое время учредил Джон Кранко, англичанин, родившийся в ЮАР и работавший в традиции Джорджа Баланчина. Кранко развивал его в Штутгартском балете, когда работал там директором, и создал «Штутгартское балетное чудо»[34]. Он новаторски ослабил традиционную иерархию балетной труппы и позволил молодым танцовщикам разрабатывать собственные хореографии. Кранко внес значительный вклад в то, что 29-летнего американца Джона Ноймайера, одного из молодых штутгартских танцовщиков, назначили директором балета во Франкфурте-на-Майне, несмотря на небольшой хореографический опыт. Это произошло в 1969-м, а через четыре года он перебрался в Гамбургскую государственную оперу: директор Август Эвердинг доверил ему реформирование балета. Ноймайер был на год старше Пины Бауш, он разработал первые групповые хореографии в тех же 1968–1969 годах и возглавил балетную труппу в 1973 году – принес ей мировую славу и выработал особый эстетический почерк. У Пины Бауш и Джона Ноймайера были всемирно известные наставники Курт Йосс и Джон Кранко и признанные, влиятельные и смелые художественные руководители Арно Вюстенхёфер и Август Эвердинг. Первые помогали им пройти путь от танцовщика до хореографа, вторые же дали им необходимые поддержку и уверенность для того, чтобы найти творческий путь в первые годы работы руководителями балета.