Профессиональная солидарность, подумал Нед Френч. Со мной любезны как с профессионалом. Если бы П. Дж. Р. Паркинс и инспектор Малвей занимались похоронным бизнесом, они бы сделали скидку для коллеги.

Сейчас было около трех или четырех часов утра. Четверг, 1 июля. Они несколько раз прочесали из конца в конец район Сент-Джонс-Вуд, дважды видели тело Риордана и копошившихся вокруг него криминалистов и фотографов. Весь гостиничный номер был засыпан специальным порошком – искали отпечатки пальцев. Когда они снова возвратились на место, от гражданина США Энтони Риордана остался только очерченный мелом силуэт на потертом шерстяном ковре.

Глупо, подумал Нед, эти двое пытаются дожать его. Они никогда не поверили бы тому, что он случайно бежал следом за Риорданом. На их месте он бы тоже не поверил. А теперь, когда Риордан мертв, вступили в силу новые правила игры. Началось расследование по подозрению в убийстве.

Риордан жил в большом современном отеле южней крикетной площадки Лордз. По случайному стечению обстоятельств из его окна открывался прекрасный вид на Уинфилд-Хауз, Большую лондонскую мечеть и своеобразную, похожую на зиккурат, Веллингтонскую клинику.

Местечко что надо. Нед понял: одно это убеждало копов в том, что за смертью Риордана крылось гораздо больше, чем бросалось в глаза.

На первый взгляд на теле Риордана на было заметно повреждений, кроме тех, которые он получил во время дорожного происшествия. Судмедэксперт, хотя и высказался вполне определенно, но от окончательного ответа на вопросы Паркинса и Малвея уклонился. Да, смерть могла наступить от церебральной эмболии, часто связанной с сотрясением мозга. Да, единственные следы насилия те, что зафиксированы после несчастного случая. Но он ничего не может официально подтвердить до вскрытия. Ни в коем случае. Он слышал о серьезных последствиях, к которым может привести сознательное – он выразительно растянул это слово – воздействие на уже имеющиеся повреждения.

Нед знал, что было бы хорошо воспользоваться правом прекратить все это, отправиться домой и урвать хоть немного сна. Но делать этого не стоило. Он еще не объяснил, где был вечером в среду, когда Паркинс позвонил ему домой и оставил для него сообщение. А как раз в это время, около семи вечера, было совершено убийство, если это вообще убийство. В девять тридцать тело Риордана обнаружила горничная, которая пришла разобрать постель.

По неписаным правилам Профессиональной солидарности ни Паркинс, ни довольно грубый Малвей ни разу не свели эти факты к прямому вопросу: «Можете ли вы рассказать, где были в то время, когда было совершено убийство?» Но из-за того, что этот незаданный вопрос висел в воздухе, Нед считал неудобным вспомнить вдруг о своих правах и уехать.

Кроме того, сейчас его не тянуло домой к Лаверн. Она наверняка проснется и захочет спросить о том же, что и Паркинс, хотя и по другим причинам. Сейчас Нед не собирался доказывать свое алиби кому бы то ни было. Это не было обязательно, не так ли? Он не имел никакого отношения к несчастному Риордану, не считая того случая в понедельник. Бедняга Риордан.

Симпатичный парень, даже мертвый, вспомнил Нед. На стене полицейского участка на Олбани-стрит стрелка электрических часов со щелчком перескочила на 3.59.

Но, подумал Нед, Риордану, непревзойденному, как говорят, мошеннику, и надо было иметь шарм, уметь льстить, обладать физической привлекательностью. Даже после смерти.

– Ну, пока мы ждем результатов судебно-медицинской экспертизы, не могли бы вы, – предложил Паркинс, – рассказать нам, что еще вы знаете о бедняге Риордане?

– Мне казалось, что я ничего вам не говорил. Я и не знаю ничего. По вашей просьбе я опознал убитого, как человека, которого сбила машина в понедельник утром. Но вам это и без меня известно. Кроме этого, как я уже сказал, я не могу ничего сообщить.

Может, настало время, подумал Нед, спросить Паркинса о том, кто же он на самом деле. Но с другой стороны, таким щекотливым вопросом можно добиться от Паркинса немногого. Ладно, пусть все пока идет своим чередом. Из опыта своей работы с полицией разных стран Нед знал, что при расследовании убийства как самый тактичный, так и самый продажный коп рано или поздно добираются до щекотливых вопросов. Ничего удивительного, все они ждут результатов экспертизы, чтобы объявить это убийство непреднамеренным или преднамеренным.

Если оно все же окажется преднамеренным, сколько им понадобится времени, чтобы задать вопрос о том, где он был накануне вечером?

Нет, говорила себе Лаверн, так жить дальше просто невозможно.

Во время редких приступов бессонницы, лежа рядом со спящим Недом, в те минуты, когда кажется, что ничего хорошего в жизни уже не может произойти, Лаверн часто мечтала оказаться со своими дочурками и родителями в Кэмп-Либерти в Калифорнии. Сегодня ночью, или уже утром – поправила она себя, взглянув на мерцающие красные огоньки часов-радио на тумбочке у кровати, – без Неда с его вечной иронией – ситуация кажется еще более невыносимой. Они просто не имеют права продолжать так жить.

Она начала с вопроса о том, кто для него Паркинс. Один из служащих посольства, если она правильно помнила. Она спустилась вниз в полночь, услышав, что Нед вернулся, и увидела, что он снова убежал из дома: на ее записке о Паркинсе, лежащей на столе в холле, были добавлены слова: «Срочно. Извини».

Сначала она подумала, что стоит позвонить ночному дежурному по посольству, но потом решила не нарушать неписаные правила. Безопасность. Но раз в этом деле замешан Паркинс, насколько оно может быть безопасным? Лежа без сна в кровати, Лаверн подумала о том, что звонок как-то связан с воскресным приемом. Что все это значит?

Она устала быть хорошим маленьким солдатом и отброшенным лишним колесом.

Она сделала ошибку, послав девочек домой в Калифорнию. Они, без сомнения, наполняли ее жизнь. Ей надо было уехать с ними. Тогда Нед мог бы хоть каждую ночь проводить вне дома, а ей было все равно – она не лежала бы без сна. Возможно, оставь они впятером Неда одного в Лондоне, он никогда бы и не вернулся домой. Лаверн понимала, что для такого умного человека, как Нед, жизнь так же увлекательна, как возня с головоломкой для ребенка.