Утром в среду по дороге в Уинфилд-Хауз Шамун позвонил из телефонной будки. Сдвоенный английский гудок прогудел с дюжину раз, прежде чем раздался сонный женский голос.
– Да?
– Брик, доброе утро.
– Ты меня разбудил. И, отвечая на твой невысказанный вопрос, хочу сразу сообщить, что она до сих пор жива, а сейчас крепко спит, если ты и ее не разбудил.
– Что-нибудь удалось из нее вытянуть?
Бриктон издала странный звук – нечто среднее между кашлем и храпом. А он продолжал:
– Ладно, Брик, я очень тороплюсь.
– Разве я когда-нибудь говорила, что хочу от нее что-нибудь, кроме ее чудного белого тела?
– А, черт. – Он собирался повесить трубку, но, услышав ее ее слова, передумал. – Повтори. Что?
– Я говорю: было бы хорошо, если бы и тебе так повезло. Мне удастся с тобой увидеться во второй половине дня?
– Если нужно.
– Тогда как обычно.
– Хорошо. Ты уверена, что с ней все в порядке?
– Тебе это не понравится, Мойшелех, но сегодня эта девочка проснется новым человеком, гораздо лучшим, чем была раньше. Ты понял? Я разбудила этого ребенка, привила ей вкус и зажгла в ней огонь. Что еще я могу сказать, чтобы ты понял, мальчонка, как она изменилась?
– Ты себя-то не обманывай, – заметил он сурово. – Ее голова так пуста, что и менять-то нечего было.
– Ну, от этого только легче. Мне не пришлось сильно стараться.
– Перестань.
– Раз тебя мучит совесть, позволь со всей ответственностью сказать, что девочку я не унизила и не оскорбила.
Молодой юрист из Калифорнии Пол Винсент, сидя в среду утром в офисе Джейн Вейл, выглядел обеспокоенным. Хотя он занимался консульскими делами недавно, но уже понял: самый дурной способ держать начальника в курсе переменчивых событий состоит в том, чтобы изливать свои опасения, попусту тратя чужое время. Записка или телефонный звонок требуют гораздо меньше времени. Но в то же время он знал, что чем дольше будет откладывать попытку изложить все Джейн Вейл, тем больше она будет им недовольна.
– Входи. Она сейчас тебя примет, – сказала ему секретарша.
Винсент, чтобы лучше видеть, подвинул вверх свои толстые очки «порше» и вошел в кабинет Вейл. Она посмотрела на часы и сказала:
– Через несколько минут у меня десятичасовое совещание.
– Может, мне попозже зайти? – Голос Винсента слегка дрогнул. Ему казалось, что только он это заметил.
– Садитесь. Давайте коротко.
Молодой юрист сел и начал листать бумаги, лежащие в папке.
– Это по делу Вимса, – начал он.
– Я так и думала. В чем проблема?
– Помните, когда мы с вами беседовали в понедельник с мистером Лейландом, вы...
– Помню. Так в чем проблема?
Винсент нахмурился. Ему говорили, что она жесткий начальник, но никто не предупреждал, что сегодня она вообще встала не с той ноги.
– Просто дело в том... – Услышав в голосе предательскую дрожь, он остановился и проглотил слюну. Затем продолжал:
– Мне кажется, что...
Он снова замолчал и смущенно посмотрел на нее, пытаясь догадаться, что она знает о его опасениях.
– Что-нибудь серьезное? – спросила она мягче. – С вами все в порядке?
– Да, я... Мне только надо...
Он глубоко вздохнул.
– Я уперся в каменную стену, – сказал он наконец: потом, словно объясняя детали, повторил: – Я уперся в каменную стену.
– Поняла: вы имеете в виду, что уперлись в каменную стену.
Он поднял глаза и с облегчением увидел, что она улыбается.
– Кто-то дергает за ниточки, мисс Вейл. – На этот раз он понял, что дрожь в его голосе была заметна и ей. – Я имею в виду, что сначала все окружено как бы каменной стеной, а потом вдруг становится чистой и простой работой.
Она вежливо кивнула.
– Ну, да, чистенький кирпич. Понятно.
– Понимаю, что мои слова звучат странно, – признался он. – Мне очень неловко все это вам излагать, но...
В возникшей тишине Джейн Вейл кашлянула и снова посмотрела на часы.
– Но некому больше все это излить?
– Разрешите, я расскажу, что случилось?
– Да что вы? Это будет очень любезно с вашей стороны.
Он поморщился.
– Извините. Но все эти дела так меня запутали. Сразу после нашей встречи в понедельник я запросил по телексу в Вашингтоне досье на Вимса. Во вторник они ответили: ничего не известно. Это показалось странным. Если помните, мы заинтересовались Вимсом только из-за того, что минюст попросил задержать выдачу его паспорта, когда мистер Лейланд собирался его выдать. Теперь министерство юстиции заявляет, что никогда не слышало о Вимсе.
– Прямо так и говорит?
– Не совсем этими словами. Но могли бы и так написать. После всех этих телексов я решил позвонить. Вы уже ушли с работы. Я разговаривал в Вашингтоне с отделом, который просил задержать выдачу паспорта Вимсу. Они мне сказали, что я кретин и надо просто забыть об этом деле: спросили, неужели у меня нет чего-нибудь такого, что можно было бы сделать в интересах дяди Сэма, и так далее. Поэтому...
Он остановился, будто не зная, стоит ли продолжать.
– Поэтому?
– Я сделал то, что, может быть, и не следовало делать, то есть использовал другие каналы. У меня есть приятель в министерстве юстиции. Мы вместе кончали школу права. Я нашел его на работе и спросил, какого... что происходит? Он позвонил мне через час. Вот здесь-то и началась самое загадочное.
Он видел, что мисс Вейл изо всех сил старается не смотреть на часы, а поэтому торопливо продолжал:
– Он попросил меня позвонить позже, «как в доброе старое время, когда ты оказался прав».
– Это вас напугало?
– Я вспомнил, что это значит. – Винсент поправил очки. – Когда мы учились в школе права, то часто звонили домой, прося прислать деньги. Он тогда сказал, что надо самому платить за телефон. А я возразил, что если позвонить из телефонной будки за счет родителей, то это подчеркнет тяжесть положения. Оказалось, что прав был я.
Он заметил, что Джейн Вейл снова улыбается, и быстро продолжил:
– Вспомнив все это, я позвонил ему из телефонной будки вчера ночью, уверенный в том, что он дома, и попросил соединить меня с ним за его счет. Первые слова, которые он произнес, были: «Ты из телефонной будки?» Тогда я понял, в чем дело. Он боялся, что его или мой служебный телефон прослушивается!
