Последнее, что я помню, это маленький карий глаз, смотрящий на меня со стиральной машины. За его удивлённым взглядом последовала темнота.

***

Мне доводилось просыпаться с чудовищным похмельем и после операции под общим наркозом. Моё пробуждение на полу в коридоре не имело ничего общего с теми ощущениями. Скорее это было похоже на пробуждение после столкновения с поездом. Посреди завалов какого-то хлама я первые несколько секунд вообще не могла понять, жива ли, и если да – то правда ли это хорошая новость.

Потом пошевелила рукой, убедившись, что она у меня есть, и огляделась. Ведро на месте головы гудело как колокол.

– Твою же мать, – прохрипела я, переворачиваясь на спину.

Тогда мне показалось, что лучше было бы увидеть кровь и глаза, торчащие из стен, чем то, во что превратился ремонт, в который я вложила всю свою зарплату маркетолога. И на что были похожи обои, которые я мучительно выбирала два месяца. И как полки с книгами и коллекцией фигурок панд валялись на полу, перемешанные в салат.

– Ну твою же мать, – я закрыла лицо руками, сделала несколько глубоких вдохов и подняла себя на ноги. Квартира превратилась в руины. Всё содержимое шкафов и тумбочек свалено кучами на полу, посуда разбита вдребезги, кухонный шкафчик выглядел так, словно его рубили топором. Даже моё любимое полотенце, разорванное на куски, валялось по всему коридору.

Первым делом я, конечно, подумала, что меня ограбили. Непонятно, что у меня красть, но при некоторой доле воображения – почему бы и нет. Но среди обломков моего жилища нашёлся и ноутбук, и вся техника, которая могла хоть чего-то стоить. По всему выходило, что не пропало ничего. Да и дверь была заперта на ключ изнутри, как и балкон и все окна.

А потом, спотыкаясь о куски шкафов и книги, в разбитом зеркале я мельком увидела своё отражение. Всё в целом было хорошо, кроме порванной в клочья одежды. Ещё через секунду я разглядела свои руки и села прямо там же, где стояла – все ногти переломаны, костяшки пальцев стёсаны, ладони грязные, как будто я всю ночь рыла могилу.

Это что же такое.

Я не успела додумать мысль – меня прервал звук телефона, рыдающего из куртки на чудом уцелевшей вешалке. Не вставая, я вызволила его из кармана и увидела шестьдесят восемь пропущенных вызовов. Сначала, конечно, решила, что у меня что-то с глазами, потом – что кто-то уже вызвал полицию и скоро меня придут спасать. Но все вызовы оказались с одного и того же незнакомого номера, владелец которого тут же перезвонил снова.

– Камилла? – осведомился смутно знакомый голос.

– Да.

– Мне срочно нужна ваша помощь.

– А вы…

– У меня очень большие проблемы с квартирой вашей тёти. Пожалуйста, приходите как можно скорее.

– Я…

– Я совершенно не знаю, что с этим делать.

– Я тоже не знаю, что с этим делать, – зло огрызнулась я. – Я не могу прийти. У меня срочные дела.

– Камилла, вы меня слышите? – Александр на той стороне телефонной сети звучал странно, как будто и правда квартиру тёти Лизы вместе со спутниковой антенной прямо при нём пожирали термиты. – Вы должны немедленно прийти сюда.

– А вы меня слышите?

– Просто сделайте как я говорю.

– Да что вы…

Договорить я не успела – Александр лаконично повесил трубку. Где-то в глубине души пробудился гнев – да что он позволяет себе?! Он кто такой, чтобы мне приказывать? В противоположной части души в тот же момент зашевелилось любопытство – что он такое должен был натворить, чтобы ему срочно-немедленно понадобилась помощь? Если действительно сорвало злосчастный тётин кран, то при чём тут я, кто из нас мужчина? А если не кран, то что же там сорвало?

***

Любопытство во мне всегда побеждало прочие начала, поэтому я, старательно прогоняя из головы мысли о ждущих меня ужасах, выбралась из своего угла и попыталась восстать из пепла хоть немного. Получилось плохо – из дома я вышла в образе городской сумасшедшей, нацепив на нос тёмные очки, наспех завязав волосы и замотавшись в огромный шарф поверх пальто.

Все эти манипуляции немного привели меня в чувство, поэтому я не кралась по стеночке и не перебегала от кустов к кустам. Но это не особо помогло: Александр, встретивший меня у подъезда, смотрел с искренним сочувствием.

– У вас что-то случилось? – вежливо спросил он.

– У меня всё отлично! – с лёгким оттенком истерики в голосе отрапортовала я. – А у вас?

– И у меня. Но я не знаю, что делать с краном. Мне кажется, он вот-вот сломается. Поэтому без вашей помощи мне не обойтись.

– Что значит «вот-вот сломается»?

– Не знаю. Давайте я вам покажу.

С краном не было решительно ничего особенного. Он оставался старой доброй рухлядью, но всем своим видом давал понять, что всех нас переживёт.

Занятнее было с Александром. Как только мы оказались в квартире, он вроде бы совершенно потерял интерес к проблеме – ушёл на кухню и медитативно варил там кофе в тётиной турке. Кофе пах опьяняюще.

Я тем временем тупо разглядывала кран и жалела себя. Спина болела, шея болела, руки саднили невыносимо, зато разум наконец-то разморозился и теперь шевелился получше меня самой. Я мельком глянула на себя в зеркало: гнездо на голове, перекошенная одежда, синяки под глазами – ну просто королева красоты, и как Александр не испугался меня к себе впускать.

– Главное не то, что на голове, а то, что внутри головы, – сообщил он мне, застав за попыткой запихать растрёпанные пряди в резинку. Я, пожалуй, никогда больше не видела, чтобы человек с таким достоинством держал в руке совершенно идиотский тётин чайник с нарисованной улыбающейся физиономией.

– Это смотря для кого, – вяло пробормотала я. – Вот для парикмахеров – как раз наоборот. А у меня бабушка парикмахер.

– А у меня нет бабушки, – пожал плечами Александр. – Зато есть мятный чай. Кофе я вам не налью, вы выглядите как человек, которому и без того хватит бодрости. Я читал, что таких людей совершенно необходимо поить чаем, а не то они превратятся в тыкву. Если присядете вон там, пить чай будет ещё удобнее.

Я пожала плечами, всем своим видом выражая готовность присесть где угодно, если Александр прямо сейчас не начнёт выпускать себе кишки.

Он сунул мне в руки кружку и жестом указал на кресло. Я послушно приземлилась в него, каждая мышца отозвалась болью.

– С краном всё хорошо. Он был таким столько же, сколько я себя помню.

– Спасибо. Камень с души.

Несколько секунд мы сидели молча, я чувствовала себя странно. Вообще вся история странная: закатил мне истерику, заставил прийти, а я тоже хороша – зачем прибежала?

– Как дела у Ани? – спросила я первое, что пришло в голову, просто чтобы прервать молчание. Светские беседы никогда не были моим коньком.

– У Ани?

– У Ани. Которая нас познакомила.

– А, у Ани. Не знаю, мы с ней больше не виделись.

– А…

Я тут же решила, что моя миссия по заполнению пауз завершена. Горячий чай был так кстати, что я чуть не расплакалась от благодарности. Так и сидела, уткнувшись носом в кружку, умоляя, чтобы эта передышка продолжалась подольше.

Потом пялиться в чашку мне надоело и я стала разглядывать Александра. Интересно, сколько ему всё-таки лет? Тогда мне показалось, что за сорок, а теперь, со своей чашкой кофе в руках, сидящий на тётином подоконнике, он как будто скинул лет десять.

– Александр, сколько вам лет? Я ведь даже паспорт ваш не попросила, когда отдавала вам ключи от квартиры, обычно я лучше соображаю, честное слово.

Я мысленно покрутила пальцем у собственного виска: идиотизма мне явно не занимать. Ладно паспорт, ладно возраст, но я ведь даже фамилию его не знаю. Кем надо быть, чтобы сдать квартиру человеку без фамилии?

– А вы читали «Фауста»? – совершенно некстати спросил он, немало меня озадачив.

– Читала. И «Портрет Дориана Грея» тоже, но всё-таки надеюсь, что вы не к тому клоните.