— Самый чудесный звук, что я слышал, — отозвался Максимилиан и начал увереннее растирать подушечкой пальца внизу, разжигая огонь, заставляя тело пульсировать и мелко дрожать от его касаний. Мужчина не удержался и все же накрыл рот девушки своим, принявшись вбирать в свой её стоны, быстро скользя языком глубоко внутрь и уничтожая ритмичными движениями малейшие попытки мыслить здраво. Не осталось ни капли рассудка в жарком чувственном мареве, от которого тело выгибается, охотно подставляясь под пальцы мужчины, доводящие до исступления. Резкий вскрик и бёдра взмывают вверх, поддаваясь вперёд на бесстыдную ласку, затопившую экстазом всё тело.

— Прекрасно, — оторвавшись, наконец от губ девушки, лениво проговорил Максимилиан, выглядя при этом таким самодовольным, что сладкая нега моментально испарилась из головы Эмилии, едва она подняла на него свои глаза.

— Чудесно провела время, не правда ли? — усмехнулся мужчина, потрепав её ладонью по щеке, — не расстраивай меня, Эмилия. Похоже, из тебя выйдет толк. Нужно только научить тебя немного сдерживать столь страстные позывы плоти, чтобы добиться желаемого. Под моим началом из тебя выйдет опытная любовница, прикоснуться к заветному бугорку которой будет желать каждый мужчина в радиусе твоей видимости.

С этими словами Максимилиан намеренно медленно очертил круг по плоти, что ласкал совсем недавно.

— Ты будешь давать им желаемое, отбирая взамен то, что так нужно мне, — нагло заявил мужчина.

— Я не стану никого ублажать, — прорычала Эмилия, ужасаясь его словам.

— Станешь. Ещё как. Но только после того, как научишься справляться с собой и обещать экстаз одним только взглядом, — спокойно возразил Максимилиан, развязывая узлы на верёвках, что сдерживали руки девушки у изголовья.

— Я же сказал, не дёргайся так сильно, — недовольно заявил он, оглядывая стёртую кожу под толстой верёвкой, и нежно коснулся запястья губами. Это моментальное движение было настолько контрастно с его циничными словами, оброненными секундой ранее, что злость взметнулась в Эмилии черным смерчем. Она попыталась влепить ему пощёчину, но не успела — перехватил руку, сжимая в тисках, причиняя боль захватом.

— Не стоит поднимать на меня руку, если только не хочешь приласкать ей меня так же, как я только что доставил удовольствие тебе.

— Мразь, — выдохнула она сквозь сжатые зубы, в то время как он ловко развязал узлы на втором запястье и поправил халат, накрывая им обнаженную грудь, — Ненавижу! Ненавижу тебя и всё с тобой связанное!

— Кричи об этом громче, Эмиии, — издевательски протянул Максимилиан, неторопливо отходя от кровати. Холодные стальные глаза с удовольствием осматривали порозовевшее лицо девушки, совсем недавно подёрнутое экстазом, а сейчас искажённое от негодования. Она резко поднялась и, не обращая внимания на то, что тонкий халат разметался в стороны, открывая вид на округлые полушария грудей, принялась швырять предметы, попадающиеся под руку, в мужчину.

— Не смей меня больше касаться, чудовище! — от злости голос прерывался, а Максимилиан ловко уклонялся от летевших в него подушек, пары бокалов, стоящих на прикроватном столике, и даже хрустального графина, брызнувшего осколками во все стороны.

— Я буду касаться тебя тогда, когда захочу и так часто, как этого пожелаю. А вот графин ты разбила зря — придётся тебе самой ликвидировать беспорядок. Соберёшь все до единого осколки. Руками.

— Ненавижу, — задыхаясь от бешенства, выдохнула она, запахивая халат, — твои пальцы, руки, лицо… Всего тебя ненавижу!

— Ты так убедительно говоришь о ненависти, но твои стоны звучали гораздо убедительнее, — он оглядел напоследок её намеренно медленно, давая понять, что от его взгляда не укрывается ничего, тем более в этом полупрозрачном халате. И покинул комнату под её возмущенный, но беспомощный крик.

Максимилиан покинул комнату. Когда первая волна злости схлынула, следом за ней Эмилию затопило чувство стыдливости напополам с досадой. Покорно таять под напором его рук и губ было так унизительно и вместе с тем так приятно, что эти два чувства сплелись в единый клубок. И чего в нём было больше — пока ещё неясно. Запереть бы чувства в тёмном чулане и повесить на дверь замок так, чтобы ни одна эмоция не прорывалась наружу против её воли. Дверь отворилась и вошла прислуга, внеся ведро.

— Господин приказал принести вам это, чтобы вы убрали за собой беспорядок.

Эмилия вспыхнула.

— Передайте господину, — произнесла она как можно язвительнее, — что я не прислуга, чтобы выгребать горы мусора.

Женщина сухо улыбнулась:

— В противном случае, сказал он, придётся отвести вас в уютную и тесную камеру на одного человека. Томас, девушка желает посмотреть апартаменты.

Эмилия юркнула обратно на кровать, натягивая одеяло до подбородка. Находиться под пристальным взором постороннего мужчины в полупрозрачном халатике ей не хотелось. В комнату вошёл верзила с угрюмым лицом. Он выполнял роль охранника. Или тюремщика, мрачно подумала Эмилия.

— Пойдёте сами или Томас вас отнесёт?

— Никуда я не пойду.

Женщина устало вздохнула:

— Томас, отведи нашу гостью.

Мужчина двинулся вперёд и подхватил Эмилию вместе с одеялом так, словно та была спеленатым младенцем. Коридоры сменялись один другим, но верзила спустился по лестнице в подвал, располагающийся ниже первого этажа.

— Мы пришли, — женщина остановилась напротив проржавевшей железной двери, которая отворилась с жутким скрипом, — поставь нашу гостью, Томас.

Томас, согнувшись едва ли не вдвое, поставил девушку в камеру, словно куль с зерном. Камера была крошечной — Эмилия едва помещалась в ней в полный рост по высоте. А в длину и ширину она была примерно такого же размера.

— Камера сырая и холодная, но любима крысами, — ровным голосом произнесла женщина, — а теперь будьте так добры, отдайте Томасу одеяло.

— Нет, — вцепилась пальцами изо всех сил в одеяло Эмилия. Томас протянул огромную ладонь и дёрнул одеяло на себя.

— Да чтоб вы все сдохли вместе со своим хозяином! — топнула ногой от злости Эмилия, — ведите меня обратно, послушные шавки!..

Женщина никак не отреагировала на оскорбление, лишь подвинула ногой ведро на середину комнаты, когда они вернулись назад.

— Вам доставят одежду. После того, как вы уберёте беспорядок.

Чертыхаясь и пылая от негодования, Эмилия всё же принялась собирать хрустальные осколки. Подбирала осторожно, стараясь не пораниться, но острые прозрачные грани всё же успели несколько раз вонзиться в тонкую кожу и располосовать её так, что с кончиков пальцев капала кровь. Когда последний осколок был подобран и закинут в ведро, Эмилия затарабанила в дверь, требуя обещанное. Ответом ей была тишина. Они будто нарочно испытывали её терпение, заставляя пылать от негодования. Но огонь злости рано или поздно сходил на нет, уступая место усталости и апатии. Так и сейчас. После получаса возмущённых воплей и обдираний кулаков едва ли не в кровь, Эмилия, опустошённая, легла на кровать. И через пару минут послышался звук отпираемого замка. Если бы это произошло на пару десятков минут ранее, девушка непременно бы высыпала содержимое ведра на вошедшего. Но сейчас она лежала на боку, равнодушно разглядывая разводы на каменном полу.

— Разместите в шкаф пару комплектов одежды, — раздался голос, полный силы и самодовольства. Максимилиан.

— Как быть с остальным? — поинтересовалась женщина.

— Всё остальное разместите позднее, когда будет восстановлена комната. Я всё же намерен уделить нашей гостье должное внимание. Неправда ли, Эмилия?

Девушка даже не повернула головы на звук его голоса. Лишь слушала, как торопливо ходит прислуга, шурша тканью, развешивая одежду в шкафу.

— Прикажете что-нибудь ещё?

— Нет, оставьте нас, — обратился Максимилиан к прислуге. Быстрым шагом пересёк комнату и присел на корточки рядом с кроватью так, что его лицо оказалось вровень с её.