— Что с тобой, Хиромаса? Ты сегодня как-то мистически настроен, вроде бы.

— На грани времен года кто угодно будет так себя чувствовать.

— Да, пожалуй. Уж если даже и тебя так пробрало…

— Эй, Сэймей! Не обращай мои слова в шутку, прошу! У меня сегодня было много над чем подумать…

— Да?

— Хочешь послушать?

— О чем?

— О том, почему преподобный Дзюсуй из Коя ушел в монахи.

— И?

— Мне вчера вечером рассказали об этом у его светлости Фудзивара Кагэмаса, где я останавливался на ночлег. Это был рассказ, пронзивший меня в самое сердце…

— Ну и что это за история?

— Преподобный Дзюсуй был раньше наместником в области Ивами-но Куни.

— Ага.

— А до этого он вообще жил в Столице, но потом получил назначение наместником в Ивами-но Куни и уехал туда. Когда он уезжал, он позвал с собой свою матушку и свою супругу, и стали они вместе жить в той области.

— Так.

— На взгляд преподобного Дзюсуя, его матушка и его супруга жили душа в душу, и все у них было ладно.

— Хм.

— И вот, говорят, однажды вечером… — Хиромаса понизил голос. — В одной комнате матушка и супруга преподобного Дзюсуя в полной любви и согласии играли в шашки «го». А Дзюсуй случайно проходил мимо и их увидел, и…

— Что случилось?

— Там были закрыты сёдзи, а напротив горел свет, и фигуры его матушки и супруги, играющих в го, тенями отражались на этих сёдзи…

— Так, так…

— Увидев эти тени, Дзюсуй так и обмер…

— Что так?

— Волосы у двух теней стояли дыбом и, оборотившись змеями, грызли друг друга!

— Ха-ха-ха!

— Ужас-то какой, а? Две женщины, на первый взгляд дружно играющие в го, на самом то деле в глубине души ненавидят друг друга, и эти их мысли превратили волосы у теней на сёдзи в клубок сражающихся змей, вот какие дела… Очень страшно. Преподобный Дзюсуй разделил все, чем он владел, между своей матушкой и супругой, а сам в одном лишь кимоно ушел из дома и постригся в монахи на горе Коя!

— Понятно, вот, значит, как было.

— Сэймей! Вот и человек живет и думает, что сейчас у него самый расцвет, а сам как-то, не знаю как, где-то уже, наверное, начинает готовить следующие дела. Иначе же, как может быть так, чтобы, словно преподобный Дзюсуй, самому отвернуться от своего счастья и успеха, и уйти в монахи?

— Хм.

— И вот еще, бывает же такое, чтобы волосы у теней выглядели словно змеи, а?

— Слушай, Хиромаса! Ну да, волосы заключают в себе большую силу заклятий, но в случае с преподобным Дзюсуем не стоит во всем винить только его почтенную матушку и уважаемую супругу.

— Почему?

— Потому что бывает так, что человек смотрит на вещи, в глубине своей души незаметно для себя накладывая на них заклятия «сю».

— Что это значит, Сэймей?

— Короче говоря, скорее всего преподобный Дзюсуй уже давным-давно собирался уйти в монахи, и очень хотел найти какой-нибудь повод для этого. И в тенях, отразившихся на сёдзи, он случайно увидел то, что было в глубине его души. Возможно.

— Так как же на самом деле?

— Этого я не знаю, сразу тебе говорю. А может быть это такие хитросплетения души, что этого не знает и сам преподобный Дзюсуй, если его об этом спросить.

— Хмм… — Хиромаса кивнул, хотя было не понятно, согласен он с объяснением, или нет, и поднес чашечку саке ко рту.

— Кстати, Хиромаса, а не составишь ли ты мне компанию сегодня ночью?

— Составить компанию? А разве я уже не составляю: мы тут вроде вместе сидим?

— Нет, не это. Я сейчас должен кое-куда пойти. Так вот, не составишь ли ты мне компанию в этом деле?

— А куда идем?

— К женщине.

— Что? К женщине?

— Да, госпожа Такако. Она проживает в доме неподалеку от речки Хорикава в четвертом квартале.

— И мы туда пойдем?

— Да.

— Слушай, Сэймей! Это что еще за мужланство: идти к любовнице и вести к ней другого мужчину? Идешь, так иди один!

— Подожди, Хиромаса, это не то, что ты думаешь.

— Что, Сэймей?

— Сегодня ночью я иду к женщине, но это моя работа.

— Работа?

— Ну, вот послушай, Хиромаса. Тем более, у нас есть еще немного времени до того, как пойти. Послушаешь мой рассказ, а потом решишь, идти тебе, или нет, поздно не будет.

— Послушать-то я послушаю, но…

— Что с тобой?

— Я-то решил, услышав, что ты идешь к женщине, что ты как обычный человек, делаешь то, что делают все люди, вот к женщине идешь, например…

— И что, жалеешь, что не так?

— Нет, не то, что мне жалко…

— Тогда, радуешься, что не так?

— Нет, не спрашивай меня, Сэймей! — Хиромаса рассержено сжал губы и отвел глаза в сторону. Сэймей подавил смешок и сказал:

— Ладно, послушай, Хиромаса! — сказав так, он снова поднес чашечку с саке к красным губам.

Жил один мужчина по имени Ки-но Тосукэ. Он был выходцем из Мино-но куни, и уже долгое время жил в доме у реки Хорикава в четвертом квартале. Когда его послали в Столицу, он взял с собой и свою жену Сасамэ. Обычно он жил при господском доме у реки Хорикава, но достаточно часто, когда позволяло время, уходил в западную часть Столицы, где у него был свой дом, и там проводил время с женой. Хозяйкой поместья у реки Хорикава в четвертом квартале была безупречного происхождения благородная женщина, звали ее Такако.

Однажды хозяйка, госпожа Такако, послала Тосукэ по какому-то делу в Оцу. На выполнение дел ему было дано три дня, но сами дела столько времени не потребовали. Так что на утро второго дня Тосукэ выполнил все, что ему было сказано. Можно было бы провести еще одну ночь в Оцу, а на следующий день явиться в хозяйскую усадьбу, а можно было поторопиться, добраться еще до конца дня в Столицу и ночь провести в своем доме с женой Сасамэ. Подумал Тосукэ, да и решил возвращаться в Столицу.

Солнце зашло как раз когда он добрался до моста через реку Камогава, что совсем недалеко от Столицы. В сумерках он перешел мост через Камогаву, но когда сходил с моста, его кто-то окликнул.

— Простите… — Это был женский голос. Когда Тосукэ обернулся, он увидел, что у перил моста стоит женщина в кацуги, легком кимоно, которое накидывают путники на голову словно покрывало. Надо же! Только что он переходил этот мост, и ему показалось, что никого там не было. А сейчас там стоит женщина. Это как же надо спешить, чтобы не заметить на мосту стоящую женщину!

Солнце уже зашло, и вокруг уже стемнело.

— Вы что-то хотели? — спросил Тосукэ, повернувшись к женщине.

— Да, — кивнула та. — Я когда-то давно имела очень отдаленное отношение к Вашей уважаемой хозяйке, госпоже Такако. — сказала женщина.

«И что?» — подумал Тосукэ. Хорошо, эта женщина раньше была знакома с его хозяйкой, госпожой Такако. Но откуда она узнала, что он сам является слугой госпожи Такако? Об этом Тосукэ спросил женщину. Та ответила:

— Я несколько раз проходила мимо усадьбы и видела там Вас.

Это Тосукэ мог понять.

— А два дня назад я случайно увидела, как Вы переходили мост, направляясь куда-то на восток от Столицы. Вы не выглядели так, словно собрались в дальнее путешествие, и я подумала, что, возможно, дня через два или три Вы возвратитесь. И вот, решила Вас здесь дождаться.

«Вот в чем дело!» — подумал Тосукэ.

— Так, и зачем же Вы меня ждали? — спросил он.

— Да-да! — женщина в широкополой шляпе кацугину, так что лица всего не видно, Тосукэ видны только белый подбородок и красный рот. Этот красный рот растянут в улыбку.

— Дело в том, что у меня есть одна вещь, которую я бы хотела передать госпоже Такако. — Женщина отняла руку от кацугину и запустила ее за пазуху, откуда достала что-то вроде шкатулки для писем, завернутой в прекрасный шелк. — Не могли бы Вы передать эту вещь госпоже Такако, когда вернетесь в ее дом?

— А почему Вы не можете отдать это сами? — Эта женщина, судя по всему, два дня здесь дожидалась его, а за это время она могла бы сходить в усадьбу госпожи Такако и сама все передать, — так думал Тосукэ.