Сад выглядел так, словно растениям разрешили расти, как им вздумается, но если как следует приглядеться, то станет понятно, что много здесь лекарственных трав. И хотя Хиромасе самому может быть и не понятно, какой смысл в этих растениях, но, наверное, для Сэймея смысл в них все-таки был. Однако вполне может быть и так, что трава просто здесь выросла. Если вспомнить о том, что за человек Сэймей, то легко можно представить себе и то, и другое. Ну и что, все равно сад был хорош. На садовой дорожке трава аккуратно скошена, чтобы дожди и ночная роса не замочили края одежд тех, кто по ней пройдет, а в некоторых местах сама дорожка даже выложена камнями.

На травы, на камни лился мелкий, мельче иголок, мягкий, мягче шелка, бесшумный дождь. Почти что туман. Вся одежда Хиромасы пропиталась влагой и отяжелела. Он пришел без зонта или накидки, и без сопровождающих слуг. Он всегда уходит один, когда направляется в гости к Сэймею. Без повозки, без лошади, пешком.

Несколько секунд Хиромаса стоял в воротах, любуясь садом, а затем, когда собрался идти дальше, вдруг увидел людей. Кто-то приближался через сад. Двое. Один — буддийский монах, бритый и в сутане. Рядом — девушка. Она была одета в многослойное одеяние со шлейфом цвета нежно фиолетовых цветов глицинии. Монах и девушка молча прошли мимо Хиромасы, слегка ему поклонившись. Хиромаса торопливо поклонился в ответ. И почувствовал слабый аромат глицинии.

Мидзумуси!

Да, в прошлом году примерно в это время, когда бива по имени Гэндзё была похищена демоном и они ходили вместе с Сэймеем к воротам Расёмон, как раз в то время с ними вместе ходила девушка. И сейчас, может быть, это была она? Ведь Сэймей использует духа глицинии как своего сикигами.

Сикигами — так называют духов природы, демонов и злых духов, которыми управляют Онмёдзи.

Но ведь ту, прежнюю, девушку убил демоном? Или нет, может быть, если она — дух цветка, то возрождается в ту пору, когда цветам снова следует цвести? Может ли она появится в этом мире как новый сикигами?

Хиромаса, конечно же, не знал, как этого нового сикигами назвал Сэймей. Он проводил взглядом спины удалявшихся монаха и девушки, а затем обернулся обратно в сад и прямо перед собой обнаружил еще одну девушку. Это была та же самая девушка в одеяниях цвета глицинии, что только что ушла с монахом. Хиромаса вдруг захотел к ней обратиться, но она сама тихо и спокойно поклонилась ему и почти прошептала:

— Господин Хиромаса, добро пожаловать за мной. Господин Сэймей уже давно ожидают Вас.

Сикигами? Если да, тогда понятно, откуда она так внезапно появилась, и почему выглядит такой призрачной, словно цветок или травинка, намокшая от дождя.

Девушка, легко поклонившись Хиромасе, пошла вперед. Хиромаса последовал за ней в комнату, из которой был хорошо виден сад. Там уже было приготовлено сакэ и рыба на закуску: пузатый кувшин, наполненный сакэ до самого горлышка, и тарелка, на которой лежала слегка обжаренная на огне сушеная рыба.

— Ты пришел, Хиромаса?

— Давно не виделись, Сэймей. — И Хиромаса устроился, скрестив ноги, на круглой подушке напротив Сэймея. — Слушай, а я сейчас там с монахом столкнулся.

— Ах, этот.

— Я так давно не видел, чтобы люди к тебе приходили…

— Это монах.

— А откуда он?

— Из храма Кёогококуодзи. — Сэймей согнул ногу в колене и небрежно устроил локоть на колене.

Кёогококуодзи — другое название Тодзи, Восточного храма. Он был построен к востоку от ворот Расёмон на южной оконечности Большой дороги Феникса в 15-й год эпохи Энряку (796 год) для охраны столицы, а затем этот храм отдали монаху Кукаю и он стал центральным храмом буддийской секты Сингон.

— Как-то странно, что буддийский монах в одиночку приходит к онмёдзи. И без слуг даже.

— Ты же тоже приходишь сюда всегда один, разве нет?

— Ну, да, но…

— А с каким делом ты сегодня пришел? Опять что-нибудь случилось? — Сэймей наполнил из кувшина стоявшую перед Хиромасой чашечку для сакэ, и себе тоже налил.

— Ну, в общем-то да, случиться кое-что случилось, но не со мной… — с этими словами Хиромаса поднял полную сакэ чашечку и без лишних церемоний отпил.

— Хорошо беседовать за чашечкой сакэ… — заметил Сэймей.

— А ты с давешним монахом сакэ не пил?

— Ну, он же монах. Да ладно, Хиромаса, у кого там что случилось?

— Тут вот какое дело, имя этого «кого»… — Хиромаса даже поежился, — вот, короче говоря, у меня есть просьба насчет этого случая, понимаешь, Сэймей.

— Просьба?

— Да, вот, понимаешь, это дело, в котором только ты можешь разобраться!

— Но я срочно, прямо сейчас, не смогу пойти разбираться!

— Почему?

— Да я пообещал монаху, его зовут Гэнкаку, что завтра наведаюсь к нему.

— Наведаешься?

— В Кёогококуодзи.

— Однако, Сэймей, и у меня тоже очень срочное дело! И даже, между прочим, есть длинный и интересный рассказ.

— Какой такой интересный? — но на этот вопрос Сэймея Хиромаса не ответил, сложил руки на груди и уткнулся взглядом в пол. — Не расскажешь?

— Нет, нет, нет. Расскажу, чего там. Тебе следует знать. Но только это рассказ о господине Сугавара-но Фумитоки.

— Неужели? О Фумитоки, почтенном внуке того самого великого Сугавара-но Митидзанэ?

— Да!

— Это же он пять лет назад по приказу императора стал советником третьего ранга?

— Да, — кивнул Хиромаса. Действительно, Сугавара-но Фумитоки был одним из интеллигентов того времени и пользовался большим доверием императора. Он был поэт и ученый, занимал последовательно посты летописца, советчика, старшего летописца, и наконец дошел до должности, соответствовавшей третьему придворному рангу.

— И что же с этим Сугаварой случилось? — подливая сам себе и небрежно прихлебывая саке, спросил Сэймей.

— Представь себе такую ситуацию, будто бы однажды господин Сугавара заинтересовался некой танцовщицей, и у них родился ребенок.

— Ну, такое дело — не хитрое! А этот Сугавара-то, оказывается, еще молодцом!

— Нет, Сэймей! Это дело двадцатилетней давности. Вот тогда это было дело не хитрое и молодое.

— Ну и?

— Ну и эта девица, бывшая танцовщица, ушла с ребенком в горы, далеко, за Камигамо, построила келью и живет там.

— Хм.

— Ну и, появляется!

— Кто?

— Чудище!

— Да ну!

— Если пройти мимо храма Камигамо-дзиндзя, и немного пройти дальше в лес, там будет ее келья. А на тропинке к этой келье появляется чудище. Вот как! Это ведь дело как раз для тебя, Сэймей.

Впервые чудище появилось ровно один месяц назад. Ночью. Двое слуг Сугавара-но Фумитоки шли по вышеописанному маршруту. В этот вечер Сугавара-но Фумитоки собирался прийти в хижину к бывшей танцовщице, но внезапно заболел и ему пришлось отменить свой визит. Он послал двух слуг письмом, в котором были извинения в стихах, обращенные к возлюбленной. Слуги шли сначала по густому лесу из тысячелетних криптомерий, а затем дорога пошла по лесу смешанному, где росли и лиственные деревья. По дороге в смешанном лесу был невысокий холм, а на самой вершине этого холма, почти в том самом месте, где начинался спуск, был пень от огромного дерева хиноки — японского кипариса.

— И вот, когда двое слуг прошли это самое место, появилось оно! — Хиромаса потряс головой.

Была лунная ночь. Но дорога шла по лесу, так что один из слуг нес в руках факел. Слуги не были воинами, но у каждого из них на боку висел короткий меч. Когда справа от дороги показался силуэт пня, тот слуга, что шел впереди, вдруг остановился, да так резко, что шедший за ним второй слуга чуть было не врезался в его спину.

— Что случилось?

— Там — человек! — сказал шедший впереди мужчина с факелом. — Ребенок!

— Ребенок? — второй слуга прошел вперед и внимательно вгляделся в вечернюю мглу. Там действительно что-то белело. В том месте деревья как раз расступались немного, и лунный свет с небес падал на землю. В лучах луны стоял кто-то, словно соткавшись из лунного света. И если как следует приглядеться, можно было признать в этом ребенка. Но…