Первый раз я подрался с Уськиным, когда мне было лет пять. Я был худой, физически абсолютно не развит, да и морально был подавлен – я долго привыкал к «общежитию» детдома. Драться на кулаках я не умел, а бороться со мной было одно удовольствие для довольно упитанных деревенских. Серёга Уськин хоть и был мне ровесник, но весил наверно в два раза тяжелее. Ему не стоило особого труда уронить меня на землю и придавив своей массой, обездвижить меня. Я помню до сегодняшнего дня то унизительное состояние, когда ты лежишь на земле, на тебе валяется самое противное в мире существо, ухмыляется самой отвратительной в мире рожей, – а ты ничего не можешь сделать! Ты дёргаешься, ты ёрзаешь, ты пытаешься выползти из-под него, но у тебя ничего не получается. У тебя глаза набухают слезами от злости, – не от обиды за унижение, – но от злости даже не на Уськина, а на самого себя, за неспособность дать достойный отпор, за свою физическую слабость. И у тебя пена на губах от злости, – только толку от неё никакой. А вокруг тебя суетятся все его дружки, пинают тебя ногами, кидают в тебя куски земли, смеются над тобой, – а ты можешь только сопеть, выть, рычать и задыхаться.

Так было несколько раз. Дракой конечно это назвать можно с натяжкой. Это было просто избиение. И заканчивалось это издевательство лишь тогда, когда вмешивался кто-то из взрослых. Кстати, что я заметил, – из десяти взрослых, видевших что происходит, вмешивался лишь десятый.

В пятом классе я узнал, что во Дворце Культуры посёлка открылась секция по боксу. Тренировки проводились в спортзале ДК с шести вечера до восьми. Я конечно же записался. Три раза в неделю я жертвовал ужином в детдоме для того, чтобы научиться давать сдачи хулиганам. Начал заниматься в октябре, а уже в январе следующего года я поехал на свой первый соревновательный бой в наилегчайшей категории. И выиграл его, в качестве приза получив грамоту. Потом соревнования пошли каждые две недели. Я выигрывал бои один за другим. Тренер был доволен мною. Начиная с мая месяца я уже тренировался по индивидуальной программе. Количество грамот, кубков и медалей увеличивалось пропорционально росту уважения ко мне среди ребят, воспитателей и педагогов. Даже директор Владимир Петрович лично здоровался со мной за руку, и когда требовалось его личное разрешение на то, чтобы пропустить один учебный день для поездки на соревнование, он всегда без сомнений разрешал. Да и с чего у него могли возникнуть сомнения, если в учебной программе у меня всё было хорошо. По годовым оценкам отличником я не был, но и троек было всего две – по химии и физике. И глядя на мои успехи, ещё шесть наших парней пришли в секцию по боксу.

С Уськиным мы пересеклись уже в середине лета, когда я и несколько моих одноклассников собирали землянику в посадках. Уськин со своей шайкой, а один он не появлялся нигде, как раз шёл от родника. По старой схеме Уськин начал обзывать нас «сиротками», чтобы спровоцировать конфликт.

– Эй, сиротки, вы чё тут шастаете? Чешите отсюда пока по рогам не получили!

Мои одноклассники, понурив головы, засобиралась было уходить.

– Куда вы собрались? – спросил я их.

– Да ладно, пойдём. Ну его на фиг. – отвечали мне.

– Никуда не пойдём. Собирайте ягоды, как собирали. – я решительно отказался отступать.

– Ты чё, додик, оборзел что ли? – полез на меня Уськин.

Он по привычке потянул ко мне руки, чтобы взять за шиворот и бросить на землю. У меня как-то автоматически сработала «двоечка» – прямой левой-правой. Попало точно в подбородок. Уськин, как был с протянутыми руками, так и рухнул мешком, прямо лицом в траву у моих ног. Наступила тишина. Казалось что даже жаворонки в поле замолчали. Молчали и мы, и деревенские.

– Пошли. – Мишка Говорков слегка тронул меня за плечо. Я не стал нагнетать ситуацию или шумно праздновать. И мы потихоньку ушли. Деревенские также тихо склонились над Уськиным.

Мне бы хотелось конечно сказать, что с тех пор деревенские отстали от нас, они нас зауважали и драки прекратились. Нет. Ничего подобного. Так просто смириться с поражением от одного удара ни Уськин, ни другие деревенские не желали. Им хотелось отмщения. В детдом был прислан гонец с вызовом на бой "стенка на стенку". Место было назначено – поляна, с трёх сторон окружённая посадками, а с четвертой обрамлялась рекой Ржавой. Из деревни место не просматривалось, что исключало возможность прерывания боя кем-то из взрослых или милицией. Условия были следующие: не больше десяти человек, не старше 16-ти лет, только на кулаках (без кастетов, ножей и пр.), по яйцам не бить. Бой заканчивается только тогда, когда все бойцы одной из стенок лежат на земле и не оказывают сопротивления. Никто никого не добивает – упал на землю, значит выбыл. День и время так же были назначены – следующая суббота, в одиннадцать утра.

Вызов был принят. Но десять человек нам набрать не удалось. Шесть человек, которые недавно стали заниматься боксом, согласились пройти "боевую практику". Плюс я – семь. С трудом нашли ещё двоих. Ну что ж, девять – так девять. Уговаривать, кого-то убеждать пойти с нами "для численности", было безполезно – какой толк от человека который пошёл в бой без желания биться, а "за компанию"?

В субботу мы пришли. Хотел бы я рассказать о нашей блестящей победе, но мы проиграли. Не помогли мои успехи в боксе, не помогли боксёрские навыки ещё шестерых наших. Проиграли мы по двум причинам. Во-первых, вся наша команда состояла из 12–14-летних ребят. С той стороны пришли парни, которым было по 15–16 лет. В большинстве своём они были выше нас, здоровее нас, и, самое главное – опытнее нас в уличных драках. И вторая причина – у нас не было плана действий, не было ни тактики, ни стратегии, что в формате "стенка на стенку" играет немаловажную роль.

Надо отдать должное той стороне – когда нас всех «завалили», никто из них нас не добивал, не пинал, в общем никак не обозначал какое-то превосходство над нами и словесно нас не унижали. Видимо они также прекрасно осознавали, что победа была не совсем однозначной, потому что стороны имели разные исходные – они были старше и опытнее, и нас было меньше на одного человека. Поэтому они, без празднования победы, спокойно ушли по домам. А мы побрели в свой дом.

Ввиду того, что многие из нас вернулись с синяками и ссадинами, в понедельник директор собрал педсовет. Было длительное и подробное разбирательство. Присутствовал также участковый милиционер. Нас вызывали по одному и допрашивали о происшедшем. Все мы конечно же – шли, оступились, упали, лошадь хвостом хлестнула, коза рогами боднула, телёнок лягнул и прочие причины. Но шило в мешке не утаишь. Вскоре администрация знала всю информацию о происшествии и об участниках инцидента со стороны детдома. Про деревенских никто ничего не знал и даже при желании ничего сообщить не мог. Самым главным виновником был признан я. На утренней линейке во вторник директор прилюдно меня отчитал и "поставил на вид", вынес выговор и предупреждение, и в конце концов «разочаровался» во мне, потому что я "не оправдал надежд коллектива".

Отныне боксом заниматься мне было запрещено, все послабления в режиме и в учебном процессе отменялись навсегда. И тренер, приходивший к директору на переговоры, получил "от ворот поворот", потому как и на нём частично "лежала вина в моём антисоциальном поведении". Так же пострадали и другие участники "моей шайки". Им на месяц было запрещено покидать территорию детдома, а так же отказано в походах в кино и прочих экскурсиях на тот же срок. В общем виновными были признаны детдомовские. Пострадавшими получились тоже мы. Местные остались нетронутыми и вроде как не причём.

Потом, после месячного «карантина», я всё-таки умудрялся несколько раз сбежать на тренировку. Но каждый раз, прознав о моём "нарушении режима", администрация снова вводила мне всякие ограничения. А тренироваться от случая к случаю не имело смысла. Так, на самом взлёте, и обломалась моя карьера боксёра. Потом по жизни спортом я занимался, да и боксёрские перчатки на забывал, и боксёрские навыки не раз выручали, но о соревнованиях и медалях пришлось забыть.