На лавке под навесом молодая женщина с детской коляской.

У центрального входа со ступеньками из потертых мраморных плит висит указатель: фамилия жильца и номер квартиры.

Белостенная А.П., Анна Павловна, квартира номер один. Вход крайний слева.

Михаил позвонил. Звонка он не услышал. Возможно, звонок далеко внутри квартиры. Позвонил еще. Женщина с коляской подала голос:

– Стучите! Звонок не работает.

Он постучал. Пауза… Шарканье ног, недовольное бормотание. Распахивается дверь и на пороге он видит Ларису, загримированную под неопрятную старуху.

Испитое морщинистое лицо, но ее лицо. Тусклые глаза в обрамлении набрякших век и мешков под глазами, ее глазами. Высокий лоб, густые седые волосы, которые, совершенно очевидно, были светлыми.

Разглядывание было прервано хриплым голосом:

– Вы кто? Вам чего надо?!

– Я от старых друзей Ларисы. Хочу с Вами поговорить. Есть планы написать о ней книгу как о безвременно угасшей восходящей звезде музыки… – Михаил мысленно ругал себя за неожиданное косноязычие. Нужно было подготовиться заранее, а не импровизировать.

– Какие разговоры? Какие книги? Хотите заработать на смерти моей дочери?! – Смрад винного перегара и табака достигли Михаила раньше, чем слова.

– Ее все любили. Все о ней помнят. Лариса достойна, чтобы увековечили ее память. Эта книга нужна людям!

Старуха замолчала, что-то соображая, наконец, заговорила:

– В доме ничего нет. Ни вина, ни водки, ни чая… Я так нуждаюсь! Последнее повышение цен совсем меня добило. Мне нечем встретить гостя. Не могли бы Вы… Магазин на углу.

– Не беспокойтесь. Я сейчас.

«Старуха с похмелья. Какая трагедия! Она не выдержала удара, спилась и опустилась. Да и кто может вынести такое?! Его, Михаила, ребенок еще не родился, а он в ужасе только от мысли, что с его ребенком нечто подобное может случиться».

Михаил купил крепленое вино, пустую бутылку от которого разглядел на полу в прихожей, пачку чая, печенье и полкилограмма сыра. Рассовал все по многочисленным карманам куртки. Вино завернул в оберточную бумагу, которую еле-еле выпросил у продавщицы, пустив в ход все свое обаяние. Не хотелось, чтобы соседи глазели, так как бутылку пришлось нести в руках.

На этот раз хозяйка впустила в квартиру. По извилистому коридору мимо каких-то полупустых комнатушек они прошли на крохотную кухню с газовой печкой, старым холодильником и столом. В углу – рукомойник с краном только холодной воды.

Хозяйка взяла бутылку, остальное отложила в сторону. Ловким движением обрезала пластмассовую пробку. Потом одумалась. Наполнила чайник и поставила на огонь. Газ был уже зажжен, когда они вошли – идиотская местная привычка экономить спички.

Они перешли в комнату, которая вероятно служила гостиной: шкаф для посуды, телевизор, продавленный диван и пара стульев у круглого стола. Очень мало предметов за стеклянной дверцей шкафа, разношерстная, старая, словно со свалки, мебель.

«Да, бедность – не порок. Бедность – следствие пороков!» – подумал Михаил, усаживаясь на стул, предложенный хозяйкой.

Она достала из шкафа два чистых стакана. Налила.

– Скоро четвертая годовщина как ее нет. Помянем! – выпила.

Налила еще. Потерла покрасневшие глаза. Выпила. Глаза заблестели от слез и вина.

Михаил отлил половину из своего в ее стакан. Старуха не возражала. Остальное он выпил.

– Вы покажете ее комнату?

– Идите за мной.

Опять извилистый коридор, заканчивающийся дверью в торце и дверью налево. За дверью налево комната Ларисы – угловая, в два окна.

«Так вторая дверь – на улицу!» – догадался Михаил. Уточнил у хозяйки. Да, это так. Ею пользовалась Лариса, чтобы никого не беспокоить, когда поздно возвращалась с концерта.

В комнате – платяной шкаф, зеркало на дверце шкафа, зеркало на стене, трельяж в углу между окнами и неожиданно – шикарная двуспальная кровать, слишком большая для маленькой девичьей комнаты.

– Говорят, она красиво одевалась, – Михаил подступался к одному из главных вопросов.

– О, да! Я ее одевала, словно королеву, и похороны были королевскими! Таких не было в городе…

Она быстро пьянела. Нужно приступать к делу, пока не поздно.

– Вы не могли бы показать что-нибудь из ее гардероба?

– Боюсь, что нет. Она меня простит! Почти все пришлось продать…

– И обувь?

– Да, и обувь.

– А где ее знаменитая скрипка?

– Скрипку купил ее преподаватель, очень просил, и я уступила.

– Как получилось, что скрипка не пропала? Может, вам мои вопросы кажутся неуместными!?

– Скрипка была дома.

– Вы не помните, в тот злополучный день Лариса до убийства заходила домой?

Старуха менялась на глазах. Злость исказила ее лицо:

– Писатель! Сказал бы сразу, что мент, может, я бы все рассказала. А так убирайся из дома! Тебя тоже купили эти жиды проклятые? Здесь всех купили! В области всех купили! В Москве всех купили! Откупились от суда, откупились от расстрела этому подонку! Как я вас всех ненавижу!

Ее окончательно развезло. Михаил поспешил удалиться. Он вышел за калитку на улицу, но не ушел, пока не разглядел как следует второй выход из квартиры Ларисы.

Чуть дальше в заборе была еще одна узкая, только для пешеходов, калитка. Дорожку от угла дома до калитки от остальной части двора отделяла плотная стена из сиреневых кустов и от соседнего двора – высокий сплошной кирпичный забор. Можно войти и выйти на улицу совершенно незаметно для соседей и даже для хозяйки квартиры.

«Что так разозлило мать Ларисы? Она что-то скрывает или просто подозревает, что вопрос как-то связан с попыткой доказать невиновность Ярмака и его друзей? Она фанатично убеждена, что убийство совершили они. Конечно, невозможно рассчитывать на объективность матери, понесшей такую утрату. Но, с другой стороны, у этих парней тоже есть родители. А если они жертвы судебной ошибки? Хорошо, что еще не расстреляли!» – Михаил размышлял и продолжал обход места события.

Переулок Санаторный очень короткий, всего четыре дома, и является тупиком, так как упирается в хозяйственные ворота ночного санатория «Каштан».

Одна сторона переулка – высокий забор этого же санатория. Вдоль забора тротуар с разбитым асфальтом. Проезжая часть переулка с двух сторон обсажена деревьями и несколькими рядами кустов, в основном, сирени. Кое-где встречаются шиповник и барбарис. Довольно глухое место вечером, хотя и в сотне шагов от оживленных улиц.

Михаил решил пройти по маршруту Ярмака и его друзей до дома Каролины, потом уже поговорить с соседями.

Погода была сырая, ветряная, но без дождя. И на том спасибо!

Дверь открыла женщина, явно старше Каролины.

– Здравствуйте! Я хотел бы видеть Каролину.

– Она давно здесь не живет.

– Но она прописана здесь.

– Я ее родная сестра. Сейчас она живет у меня. А вы кто?

– Следователь ГорУВД. Мне нужно с ней переговорить, задать пару вопросов.

– Вы и так своими вопросами чуть не погубили ей жизнь.

– Это утверждение спорно, но не хочу затевать дискуссию. Хуже будет, если ее начнет разыскивать милиция, оштрафует за проживание без прописки, потом пришлет повестку с вызовом к следователю и так далее… Право, лучше, если я переговорю с ней неофициально.

– Она не здесь. Мы живем в поселке Новая Шахта. После суда обменялись квартирами, но документы не оформили. Полтора года назад она вышла замуж. Муж очень ревнивый, а она дорожит семьей.

– Это далеко?

– Тридцать пять километров. Автобус от Северной автостанции ходит через каждый час.

– А телефон у вас есть?

– Нет. Обычно мы звоним на почту, которая рядом с домом, с уведомлением.

Михаил записал адрес и вежливо попрощался.

Он вернулся на злополучный перекресток улицы Приморской и переулка Санаторного. Его заинтересовал одноэтажный, как и все дома вокруг, дом, из которого должен хорошо просматриваться переулок Санаторный почти до места убийства.