Для пополнения музея новыми материалами и выпуска газеты пришлось принять фотографа. За кандидатурой он обратился к знакомой корреспондентке газеты «Тюменский комсомолец», та порекомендовала Кукушкина Александра.

– Хороший фотограф, но пьёт, можно сказать – пьяница. Жалко, пропадёт, классный специалист. Поговорите с ним. Сейчас сидит без работы.

Строев пригласил фотографа, переговорил с ним. Вроде нормальный мужик. Принял на работу, оборудовал ему мастерскую, купили необходимое оборудование. Работал тот прекрасно более двух лет, не пил. Однажды Строев зашёл в его мастерскую без предупреждения. У того сушились развешанные фотографии.

– Что это у вас?

– Фотографии.

– Вижу, кто на них? – На всех фотографиях была одна и та же голая женщина.

– Женщина, не видите?

– Вижу, Александр Александрович, не энергетик ли наша?

– Она, а чего особенного? – Он снял одну фотографию. – Смотрите, какая фигура, просто класс!

– Хватит, уберите, сколько вам времени на увольнение?

– Понял, завтра уйду.

– Подотчёт сдайте коменданту в АХО.

Сказать правду, хуже ему от того не стало. Он создал свою газету «Блиц», агентство, которое до сего времени пользуется спросом у определённых кругов населения.

Как минимум один раз в неделю Строева приглашали на телевидение, радио, печатали в газетах статьи. В городе рос авторитет ДСК. Алмазом был он и ранее, предстояло его огранить в бриллиант. Перед очередной датой телевизионщикам потребовалось провести в прямом эфире круглый стол передовиков производства. Строев контролировал ход подготовки. Несколько раз в разные дни свозил своих передовиков в телецентр на репетицию. Вести передачу по их замыслу должен был главный инженер Кадочников.

В день эфира перед заходом в студию у того заболел живот.

– Геннадий Евгеньевич, сбегаю на минутку.

– Давайте быстренько, до начала эфира пять минут.

Прошло две-три минуты. Проверили туалет – нет его. Исчез, и след простыл.

– Геннадий Евгеньевич, ведите вы, куда деваться?

– Дайте хоть сценарий.

– Нет сценария.

– Сколько отведено времени для передачи?

Целый час Строев отдувался за своего главного инженера.

Зрители не заподозрили подмены. Всё прошло на ура.

На вопрос «Что же с вами произошло?» главный инженер честно признался:

– От страха живот разболелся, пронесло.

– Чего же сбежали?

– Говорю же, от страха…

При работе в парткоме приходилось писать доклады. Обычно с трибун пленумов райкома, горкома партии он выступал открытым текстом, обращаясь к присутствующим. Брал с собой на трибуну для памяти только тезисы выступления, клал их на трибуну перед собой, размером с ладонь, вроде шпаргалки и говорил. Но иногда, особенно готовясь к отчётам, готовил доклады.

От докладов его, естественно, тянуло к рассказам, повестям, даже при отсутствии свободного времени. Он не мог равнодушно смотреть, как действовали руководители партии. Страна отдалялась от своих идеалов. Надо не так, и он писал, как понимал, видел будущее страны, опираясь на происходящее. Писал он не для того, чтобы люди читали, для самовыражения.

Для отвлечения от тревожащих его мыслей занялся резьбой по дереву. Резал портреты, картины, цветы. Даже изготовил резное кресло Петра Первого из Петродворца, из сверхпрочного дерева – ильмы. Провозился с ним всю зиму.

Времена стремительно менялись. Горбачёв Строеву сразу не понравился: много говорит, не видно практики, опыта работы с народом у него нет. Пришёл, сразу заявил:

– Советский народ сам знает, что делать…

– Откуда ты выпал такой? Советским народом надо руководить, вести за собой. Почему он не знает, что делается внизу, под ним? Видно, не работал он с этим народом. Обстановку в стране знает только по докладам подчинённых. Оторван от реальной жизни, отпустил вожжи, распустил людей, окружил себя подобными себе, и им всё кажется, что они руководят страной. Страна стала совсем другой, и люди изменились. Нет истинных революционеров. Конечно, они есть, но вперёд выступили горлопаны, воры, бездельники. Процесс разрушения идеалов идёт и снизу, и сверху.

Кого сейчас избирают секретарями комсомольских организаций? Не того, кто этого достоин, а кто больше говорит, хочет быть при начальстве. Хорошие люди, комсомольцы прямо отказываются от этой нужной, кропотливой, но сложной работы, остаются на производстве.

Из этих «говорунов» с низкими или отсутствующими идеалами комплектуются районный, городской, областной состав, актив «ведущих» за собой народ к светлому будущему. Потом они плавно переходят в партийную организацию. Свои своих передвигают вверх. Так вот и Горбачёв, видно, попал на самый верх. Жизни как таковой не видел, всю свою жизнь говорил, угождал, рос.

Взять Ельцина – да, производственник. Но предал нас, предаёт страну. Что же делать? Понятия преданности делу поменялись на противоположные.

Если ранее на каких-то мероприятиях Строев выступал с критикой, его потом самого приглашали в большие кабинеты и прессинговали, рассказывали ему, как он некоммунистичен, слушали, но двигались вперёд. Теперь по-другому, наоборот.

На очередном пленуме райкома, как обычно, ему дали слово для выступления, зная, что он «даст прикурить». От него этого теперь ждал секретарь райкома. Но он, наоборот, похвалил конкретно первого секретаря за действительно оказываемую помощь комбинату. Тем более что у него сегодня день рождения…

Секретарь остановил Строева на полуслове:

– Нам не надо таких докладов. Геннадий Евгеньевич, мы ждали от вас деловой критики, а вы? Садитесь на место.

Сидящий в президиуме второй секретарь обкома не удержался от смеха…

С концертами в Тюмень приехал артист Евгений Леонов.

– Надо пригласить в коллектив. – Строев пошёл в отдел культуры горкома партии договариваться.

– Мы ему скажем, только по времени договаривайтесь сами, у него много выступлений. Завтра с двенадцати до двух у него свободное время. Если согласится приехать к вам – забирайте. Обед за вами.

– Какой разговор? И накормим, и напоим.

– Вот напоим – этого не надо.

Вечером Строев поехал в филармонию договариваться. Поднялся за кулисы. Шёл концерт. За кулисами был его директор.

– Вам кого? Я директор Леонова.

– Вас мне и надо. Я секретарь парткома ДСК.

– Звонили, увы, не может он, полностью загружен.

– Но мне сказали, что завтра с двенадцати до двух он не занят.

– А отдыхать ему не надо?

Возникал конфликт. В это время Леонов вышел со сцены за кулисы, видимо, в перерыв, подошёл к столику, на котором стояла недопитая бутылка водки, налил себе в стакан, выпил.

– Что за шум, молодые люди?

– Прогоняю очередного вашего почитателя.

– Совсем не так, я от коллектива ДСК пришёл вас пригласить на завтра к нам на встречу. Наши рабочие очень хотят с вами встретиться.

– Что говорит мой директор?

– Отказывается.

– Почему?

– Говорит, вы очень заняты, хотя мне в горкоме партии сказали, что завтра с двенадцати до двух вы свободны, просили вас покормить обедом.

Он посмотрел на директора:

– Вечно ты такой. Тут народ просит, а ты… – К Строеву: – Поеду я. Приезжайте завтра за мной в гостиницу без пятнадцати двенадцать. Успеем до концерта. – К директору: – У… нехороший человек… – К Строеву: – До завтра. – Побежал на сцену.

– До завтра. Видите, сам сказал.

– Идите вы все, так мне надоели.

Строев вышел из филармонии.

– Нормальный человек, сразу понял.

Как и договорились, Строев заехал за Леоновым в гостиницу, привёз в ДСК. Актовый зал был плотно заполнен сотрудниками аппарата, рабочими завода, уптк, механиками…

Леонову не обязательно было проводить представление. Не успел он появиться на сцене, присутствующие бурно встретили его овациями. Он просто рассказывал о себе, кино. Показал некоторые отрывки, монологи из фильмов. В конце встречи на сцену вытолкали заводского электрика – копия Леонов. Тот такой подставы не ожидал. Обнялись, сфотографировались на память.