Тот одичавший кусочек земли, и деревья, и трава и были моим домой, родиной, местом встреч с возлюбленным, которого нет, но которого ищет любая девочка, девушка. Любила эту часть парка еще и потому, что казалось, именно так выглядит лес Туркужина, в котором никогда не была.
Рассеченная кинжалами аллей культурная часть парка была и меньше, и слишком для меня многолюдной.
Мысль, что теперь мне предстоит жить почти в лесу, на краю легендарного старинного парка, страшила и радовала: «Я буду далеко от мамы, и могу делать – думать! – что хочу».
13
Со справками и направлением мы с мамой поехали в интернат. Полчаса в душном такси под сальными взглядами ухмыляющегося водителя показались пыткой. Но едва выйдя из машины, бабье лето, в моем случае вновь живое и вновь субъектное, отогнало, унесло куда-то назад шум и запахи старой «волги»: «Не думай о нем, не думай о них – смотри вперед; смотри!»
Тихое, нежаркое солнце; ажурная калитка с высокой аркой, в венке густой багряно-желтой листвы; аллея, усаженная с двух сторон самшитом; дымчатые виноградные лозы, свисающие со сводчатого каркаса перголы крупными гроздьями ароматной «Изабеллы» …
Пройдя до конца аллеи, мы вышли к двухэтажному зданию с широким козырьком и площадкой; и клумбами с кустами роскошных желтых и красных роз.
Здание оказалось спальным корпусом, пустым в этот час, так что мы продолжили поиски воспитателя, чье имя значилось в направлении городского отдела образования. Теперь мы вышли на аллею с густым еловым частоколом. От аллеи, с одной из сторон, шли асфальтовые ответвления к небольшим подиумам, на которых стояли удобные деревянные скамейки. Подиумы со скамьями скрывались от постороннего взгляда еловыми ветками с фасада и боков, и густым вольно-растущим кустарником с тыла.
«А вот и укромные местечки для свиданий».
Эти ассоциации напросились сами собой, на фоне кухонных разговоров Зои и Розы о распутной жизни интернатского сообщества. Объяснить с другой точки зрения существование такого количества лавочек в кустах не хватало воображения. Хотя справедливости ради нужно отметить, интернат тонул в зеленых насаждениях…
Перед зданием школы тоже имелась площадка. Ее скрывали от нас ели и клумбы, обсаженные самшитом. В школе шли занятия, двор пустовал. Мы намеревались обойти клумбы и проследовать внутрь здания.
«Куда делось солнце и откуда эта сырость?» – подумала я и в следующую минуту увидела, как отворилась дверь с торца школы.
14
Кустарник не позволял видеть приближавшегося к нам человека во весь рост, только его торс. Ни мясистые плечи и пивной живот, ни зеленого цвета мужская фетровая шляпа и такого же цвета мужское пальто, ни размашистая походка не убеждали, что к нам приближается именно мужчина. Возможно, из-за слишком длинных волос: седых, и сухих как солома. Они торчали из-под шляпы, обрамляя немолодое лицо с глубокими носогубными складками и обвислыми щеками.
Когда существо обошло, наконец, кустарник, я увидела ноги – мужские ноги с крепкими жилистыми икрами в мужских же туфлях, но почему-то в хлопчатобумажных женских чулках, какие носили мои бабушки, Уля и Нуржан. «Мужчины не носят женских чулок, но кто знает, может, этот мужчина особенный».
– Добрый день, меня зовут Гилдред; я воспитатель параллельного класса, но хочу забрать Я к себе.
Я – мое имя, читатель, конечно, помнит.
Едва взглянув на меня, Гилдред устремила взор на маму…
«Все-таки это женщина».
Мама стояла, словно неискушенная миром девушка – яркая и скромная одновременно. «Наверно, удав именно так смотрит на кролика, перед тем как съесть, или голодный аллигатор – на козленка, пришедшего на водопой».
Вплотную приблизившись к маме, Гилдред принялась объяснять, чем ее класс лучше того, направление в который у нас на руках. В конце монолога она спросила:
– Согласны отдать дочь в мой класс?
Гилдред зря распиналась перед мамой – все решения принимала я. Она еще не задала маме этот вопрос, когда я дала согласие быть в ее классе.
«Да, – подумала я, – почему бы не поучиться в ее классе?»
– Да, – ответила мама, – я согласна.
И да, за спиной Гилдред стояла моя Тень.
15
Этот текст, основанный на реальных событиях, все же не документальная повесть; не документальная, но кто-то может решить, что узнает регион и прототипы некоторых персонажей. Однако кому бы что ни казалось, это, прежде всего, художественно осмысленная, дополненная история моей внутренней жизни. Так что любые совпадения безусловно и категорически нужно считать случайными, в том числе имена; кроме одного – Гилдред.
Гилдред – суровый воспитатель и учитель, благодарность к которой росла пропорционально моей способности воспринимать глубину и масштаб ее личности. Именно благодаря этой женщине я справилась с шоком от первого в своей жизни преступления. Или нет, не так – справилась с первым в своей жизни шоком.
Гилдред казалась безжалостной не только мне – многим: своим коллегам-воспитателям, учителям, остальным работникам интерната. Возможно даже, она такой была. Возможно, и я бы осталась при таком мнении, если бы не один единственный эпизод.
Как-то, ругая меня за бессердечность, упрекая в готовности откусить руку всякому, кто протянет мне палец, она вдруг выдала: «Неужели ты никогда не задумываешься над тем, насколько ты жестокосердна? Я, например, каждый вечер перед сном вспоминаю прожитый день и прошу у Бога прощение за вольные и невольные свои грехи» …
Вряд ли я смогу до конца осмыслить и втиснуть в какие-то категориальные рамки то, с чем столкнулась в жизни. Но реально, мир вообще – или только мой мир? – не вписывается ни в какие каноны.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
