Его пламенные шесть лет наводят на одну радостную мысль: какие же гигантские силы запрятаны в человеке, — уверен, в любом человеке — какая невероятная мощь заложена в нем, и на другую, нерадостную: и почему из-за каких-таких причин, они — эти гигантские силы, эта невероятная мощь зачастую так и остаются запрятанными, дремлющими, нерастраченными или недорастраченными.

Георгий Николаевич Бабакин родился 13 ноябри 1914 года в Москве. Дед, Алексей Бабакин, был именитым московским купцом, другом Саввы Морозова. Но его сын, Николай Алексеевич, отец будущего конструктора, не пошел по торговой части, а окончил химический факультет Московского университета. И только у него с женой, Марией Сергеевной, родился сын Георгий, как молодого специалиста забрали на первую империалистическую войну.

Воевал Николай Бабакин храбро, за чужие спины не прятался, был ранен, награжден орденами «Анны на шее», «Владимира», ментиком. А в мае 1917 года скоропостижно скончался от сердечной недостаточности. Сыну его в ту пору шел всего третий год.

По отцовской части биографии Бабакина и Королева схожи: оба растут без отца; в доме появляется отчим, к счастью, у того и другого, хороший.

Детство Юры (так называли его в семье) пришлось на трудные годы становления Советской власти. Отличительной его чертой была увлеченность техникой. В этом ничего нет удивительного: все его поколение увлекалось техникой — авиацией, радио-электротехникой. Время формировало будущих главных конструкторов!

Их звали романтика неба, большие скорости, беспредельные возможности радио, но увлеченность рождалась не случайно. Страна, строящая социализм, не могла обойтись без передовой науки и техники. Именно в первые годы Советской власти закладывался фундамент будущих достижений в космосе.

Увлеченность техникой не ослабевала. Она осталась на всю жизнь. Георгий Бабакин любил не только проникать в суть проблемы, но и создавать конструкции своими руками. Чувствовать технику руками и душой. Не отсюда ли берутся истоки его поразительной технической интуиции?

С шестнадцати лет начался трудовой путь Георгия Бабакина. Первая его должность — радиотехник парка культуры и отдыха «Сокольники».

…И до войны, и во время войны, и после победы Бабакин создает новые приборы, системы, аппаратуру, в которых остро нуждались народное хозяйство и оборона страны и которые всегда отличались оригинальностью технических решений. После войны судьба не раз сводила Королева и Бабакина.

В те трудные годы Бабакины жили в одной комнате многонаселенной московской квартиры. И когда московский телецентр начал вести передачи, Георгий Николаевич, используя списанный осциллограф, смастерил телевизор, установил на крыше антенну. Теперь каждый вечер комнатка Бабакиных набивалась до отказа «своими» соседями, «чужими» соседями и соседями соседей. Семейная история называет число в пятьдесят душ.

Сам Георгий Николаевич находился в это время если не на работе, то на кухне, где не было ни души, и он мог спокойно чертить курсовой проект.

Постоянно, упорно, всю свою жизнь Георгий Николаевич учился. Основной его метод — самообразование.

Рассказывают, как удивил он генерального конструктора, отвечая на вопрос, что он думает по поводу выбора оптимальной системы управления для одного класса летательных аппаратов.

Недавно приглашенный специалист Бабакин тут же на доске дал сравнительный анализ существующих систем, раскрыл их преимущества и недостатки, обосновал необходимость проведения новой разработки и исписал при этом все доски в кабинете такими сложными формулами, легко беря труднейшие интегралы, свободно дифференцируя (не имея диплома!), что поверг руководителя фирмы в изумление.

Генеральный, славящийся чувством юмора, мягко улыбнулся: «А шпаги вы глотать умеете?»

Именно упорное самообразование, постоянная работа над собой, высокая требовательность к себе сделали Бабакина одним из самых высокообразованных специалистов современной техники.

Георгий Николаевич учился сам, учил других, не считал зазорным учиться у подчиненных. Вспоминаю, как будучи уже членом-корреспондентом Академии наук, он, желая придать нужное, по его мнению, направление работам недавно созданного отдела надежности, попросил составить аннотацию лучших книг по надежности как отечественных, так и зарубежных авторов, новейших журнальных статей. А спустя пару месяцев, летя в самолете из Байконура в Центр дальней космической связи, несколько часов беседовал о сложнейших проблемах надежности и рассуждал, какими вопросами в первую очередь, на его взгляд, следовало заняться специалистам отдела, причем демонстрировал при этом глубину знания предмета.

Он увлекался французским языком. …Вот письмо на французском. На обратной стороне приписка, сделанная рукой Бабакина педагогу: «Если Вы найдете много ошибок (а они, конечно, есть), верните, пожалуйста, мне с пометками». Началось широкое сотрудничество в области космоса с Францией, и Бабакин трижды ездил в Париж и Тулузу: на марсианских аппаратах, спутниках и на луноходах ставились французские приборы, и он хотел обходиться без переводчика.

Недавно возвращался с Байконура. На аэродроме встретился с давним знакомым — голубоглазым, нестареющим Димкой Солодовниковым, нашим боевым смежником-телеметристом еще со времен пуска первых «Лун», великолепным знатоком космодромного фольклора и множества удивительных «пусковых» историй.

Мы не виделись с ним несколько лет, а потому, удобно разместившись в соседних креслах, проговорили весь полет. Как всегда в таких случаях, разговор перескакивал с прошлого на настоящее, пытались заглянуть в будущее и вновь возвращались к минувшему.

Димка неожиданно вздохнул: «Ах, как жаль, что нет среди нас романтика космоса». Я спросил: «Дим, о ком это ты?». Димка странно посмотрел на меня: «Как, о ком? О вашем шефе».

Мне стало стыдно. Оказывается, так давно называли смежники Георгия Николаевича Бабакина… Я задумался. И опять всплыли в памяти те шесть лет… Всего шесть лет… Только шесть… И заслужить такое имя!

Жизнь что басня, ценится не за длину, а за содержание. Так, кажется, говорил мудрец Сенека?

Наш завод полным ходом осваивал новое производство. Конструкторы и технологи, экспериментаторы и испытатели-инженеры, техники, рабочие, учась в полном смысле слов «без отрыва от производства», стремительно овладевали новыми процессами, новой технологией. Будущую знаменитую «Луну-9» наш завод изготовил полностью, что называется, «от винтика до болтика». (Понятно, системы управления, ориентации и радио нам поставили смежники). Чтобы не снижать темпы из-за перебазирования наземной контрольно-проверочной аппаратуры, машину решили испытать на КИСе^[4] фирмы Королева…

Видную роль в становлении у нас нового производства сыграл Вениамин Петрович Фролов — ведущий конструктор КБ по производству. Его красивую, седую голову, плотную, крепкую фигуру в те напряженные дни видели во всех лабораториях и основных цехах завода. Говорил он всегда негромко, спокойно, неторопливо, без нажима, однако, каждое его слово верно доходило до слушателя и непременно воплощалось в дело. Сказывался большой производственный и конструкторский опыт, доброта и человечность, сочетавшиеся с безукоризненной логикой, несгибаемой твердостью в вопросах, где дело касалось качества и надежности. Вениамину Петровичу тогда было под шестьдесят. Он не ездил с нами на космодром, но его заботливую руку испытатели ощущали неизменно.

…Изделие доставили на фирму Королева, вынули из контейнера и установили на рабочее место. У машины собрались сборщики, испытатели, другие специалисты — королевцы. Неторопливо, придирчиво, с трудно скрываемой ревностью они оглядели со всех сторон станцию, сверкающую полированными поверхностями, расцвеченную алыми, будто праздничными, лентами — флажками, обозначавшими детали, подлежащие снятию перед стартом. Затем стали осматривать «свои», «потайные», труднодоступные места. Ими двигал, конечно, профессиональный, и не только профессиональный интерес: как, мол, те — другие, принявшие из рук их любимое детище: умеют ли? могут ли? хуже иль лучше их?.. Отошли, собрались группками, пошептались. Потом молвили: «Чистая работа!» И не спеша, разошлись по своим рабочим местам: готовилась к запуску новая опытная серия — будущие «Союзы».