Милиция в нашей стране повсеместное распространение получила в период октябрьской революции и гражданской войны: необходимость наведения порядка в разрываемой со всех сторон России осознавали все от высших эшелонов власти до рабочих и крестьян, многие из которых самостоятельно организовывали отряды рабочей милиции (с латыни militia означает ополчение). Со становлением молодого советского государства престиж и обеспечение милиции росли прямо пропорционально отделению партийной верхушки от народа вплоть до того момента, когда вчерашний защитник общественных фондов потребления по воле исторической неизбежности не стал защитником уже ни в чем себя не ограничивающих чинуш и расправивших плечи атлантов. В уже упомянутые 90-е порядок на улице поддерживал кто угодно только не органы правопорядка: их можно было купить, убить, дискредитировать через СМИ. Вследствие чего многие сотрудники либо уволились, либо продолжили зарабатывать, просто закрывая глаза тогда, когда это было угодно действительным хозяевам положения. Но были и те, кто вопреки обстоятельствам пытался выполнять свою работу настолько законно, насколько это было возможно. Например, замужняя сотрудница отдела по делам несовершеннолетних города Хабаровска Осипова Дарья Владимировна свои лучшие годы посвятила исправительной работе с подростками. За период с 1990 по 2000 годы через ее руки прошли полчища сорванцов по самым разным причинам попавших в заботливые железные руки милиции: ЛСД, героиновые, спайсовые, метамфетоминовые и кокаиновые наркоманы, беспризорники использованные бандами, депрессивные подростки, вынужденные грабители и воры, неудавшиеся самоубийцы и насильники… Последняя категория отталкивала милиционершу в особенности. Как-то раз, Дарья Владимировна столкнулась с подростком, который из сильной любви всего на всего отрезал голову сопернику и нанес 4 удара ножом в живот даме сердца. «Детская комната милиции была создана для детей, не для маньяков и ублюдков!» – спорила она впоследствии на излете 90-х с начальством. Со временем до взрослеющей не по годам милицессы дошло, что с чистыми руками после грязной работы не остаться. Туман запоя стучался в окно ее дома, и запах депрессии заполнял каждый его уголок. Даже муж начал сторониться мрачную Дарью.
– Кажется, ты стала забывать, что мы хотели ребенка родить и поднять на ноги – твердил он каждую пятницу.
– Я… помню… – слезы копились в карих глазах и стекали по морщинистым и скуластым щекам, смешиваясь с бежевой помадой на маленьких губах.
Уйдя на заслуженный отпуск в 2000 году, Дарья Владимировна родила дочь и назвала ее Еленой. Сытые нулевые постепенно сделали жизнь более спокойной и размеренной. Преступность поумерила свой аппетит. Теперь возвращаясь домой каждый вечер, Дарья Владимировна отбрасывала свое отчество с полной формой имени и называлась ласково «Мамочка». Часто всей семье отец устраивал вечерние просмотры своих любимых фильмов, мама же тяготела к прогулкам по интересным местам вроде музеев и парков. В целом родители любили свою дочь, в разные периоды по-разному. В семье также ценили и музыку. Дарья мечтала слушать «ABBу» каждые выходные на музыкальном проигрывателе. Маленькая Лена тоже тянулась к таинственному языку, на котором говорили динамики.
В один прекрасный день, за год до Дарьиной пенсии, в отделение поступил 14-ти летний мальчик.
– Ну, что на этот раз? – усталым голосом вздыхая, спросила уже полиционерша.
Мужчины в форме, окружавшие ее, не знали, с чего начать. Стояла неловкая и напряженная тишина.
– Вот, его дело – один из коллег отводя взгляд, сунул папку с протоколом допроса ей в руки.
Согласно протоколу допроса: «Подозреваемый признался в особо тяжком преступлении, т.е. половом сношении с применением насилия и с использованием беспомощного состояния потерпевшей».
Она пристально посмотрела на мальчика, сидевшего напротив: «Зенки не отражали какой-либо страх, безумие или раскаяние. Он глядел так, будто совершил детскую шалость» – все это Дарья уловила, переводя с юридического на человеческий результаты протокола. На выходе оказалось одно слово «Изнасилование».
– Сколько жертве? – резко спросила она коллег.
– Младшая сестра… госпитализирована – с сожалением выдавил один из мужчин.
Дарья еще раз окинула взглядом маленькое исчадие ада и увидела легкую ухмылку на его лице, он играл в гляделки.
– Выруби-ка камеры – спокойной сказала опытная мать, схватив сорванца за руку.
– Дашь! Не надо! – крикнули ей вслед.
Она увела мальчишку в соседнюю комнату и посадила за железный серый стол, отражающий на своей поверхности свет ламп.
– Зачем ты это сделал? – мертвецки спокойно произнесла она.
– Я… просто хотел поиграть и потом мне вдруг стало так тепло и хорошо… – несколько испугано, но с не меньшим интересом рассказывал малолетний насильник.
– Собственную сестру, сука! – она резко ударила резиновой полицейской дубинкой по столу.
Трое коллег ворвались в комнату и оттащили ее, как только она замахнулась дубинкой на мальца. На все отделение раздались резкие протяжные крики, затем всхлипывающий плачь. Она угомонилась лишь через час чистого времени.
– Его родители уже едут! – шепнул коллега.
– Выпусти меня, не хочу и в глаза смотреть этим зажравшимся… – она не договорила и вышла.
На улице, Даша, вытирая слезы, закурила сигарету и после каждой затяжки выпускала изо рта вместе с дымом отвращение к миру, накопившееся за годы работы. «Это могло случиться и с Леной…» – от одной только этой мысли коробило. До этого момента она и представить не могла какой темной бездной может быть человек уже с малых лет и поняла, что о людях она не черта не знает, в частности о мужчинах, и что 90-е еще не закончились, они просто притаились и ждут… ждут, когда она расслабится…
После этого инцидента в доме Осиповых сомкнулся железный занавес. Без ведома начальницы дочь не могла ступить и шагу. Ссоры с мужем участились, но так как он слишком любил жену, то заканчивались они не в пользу наглого членоносца. Во время всех этих конфликтов Лена сбегала в телереальность и смотрела что-нибудь смешное: к ее услугам была семья Букиных, которые настолько искажали семейные неурядицы, что сильно упрощало отношения к их реальным прототипам, «Уральские пельмени» подкупали стебом над повседневными мелочами.
Постепенно фигура отца полностью затмилась фигурой матери в глазах ребенка. Лена ощущала на себе проявления материнской власти в каждом слове, в каждой её просьбе, вследствие чего выработала в себе стремление избегать любой власти, ведь мать засела глубоко в ней и давала о себе знать даже вдали от дома в окружении подруг. В каждом взгляде мамы Лене теперь мерещилось необоснованное осуждение за нарушение какого-нибудь запрета, который так и хотелось нарушить из принципа, чтобы доказать собственное существование, хоть как-то обособленное от этого посредственного мира. Поэтому ссоры участились и между мамой с дочкой.
И вот Лене уже 15, из-за проблем со зрением пришлось носить очки. Она стала ездить к бабушке по указанию мамы. Отца практически не видела. Каждый раз во время ссоры с матерью на почве свободы передвижения Лена получала дневную норму тумаков и оскорблений.
– Ты меня поняла? – зло кричала мать.
– Почему ты стала такой? Не понимаю, что плохого в прогулках вечером, мы же с подружками? – вопрошала безрезультатно дочь.
Мать долго думала, что ответить: боролись рациональное желание доступно объяснить дочери опасность таких прогулок и иррациональный страх с вытекающим из него желанием безмолвно все запретить. Как всегда победило второе.
– Ни куда не пойдешь!
Ну, а с папой-то почему видеться не даешь? – рассудила Лена.
Лицо Дарьи налилось красным и она бросила в дочь подвернувшуюся под руку тарелку (промахнулась).
«Больная…» – подумала Лена и закрылась в своей комнате.
За свои выходки Дарья никогда не извинялась, а лишь отправляла дочь к бабушке, совершенно не подозревая, что подвергает ту еще большей опасности. Дед, напившись, нередко нападал на внучку и бабушку с подручными средствами на подобии ножа или скалки, бил кулаками по лицу. Лена могла рассказать отцу, но боялась из-за резкого его характера. «Они могут и поубивать друг друга, да и что мама скажет?» – риторическим вопросом обычно попытки что-либо предпринять и заканчивались. Поэтому Лена с восторгом восприняла очередной подарок на день рождения. MP3-плеер, который создавал вокруг чутких ушей новый мир, пополняя картотеку новыми голосами и чувствами, помогал Лене переносить не лучшие моменты жизни. Эстетически привлекательный английский, на котором в основном и пели исполнители, сподвигнул девочку заучивать строчки и перепевать их, где бы она ни была.