Ман укоризненно показала пальцем на желтый цветок, который робко выглядывал из густых зеленых побегов на голове младшей сестры.

— Правда, миленько? — довольно улыбнулась малышка.

— Нет! — рявкнула Ман. — Это же одуванчик! Сорняк! Как только тебе в голову взбрело вырастить у себя в ботве одуванчик?

— Но ведь он такой яркий и солнечный, — удивилась Ра. — Мне кажется, что это продолжение моих весенних мыслей о лете и солнце.

Но Ман ничего не желала слушать, она неистовствовала так, что, если бы в эту минуту ей подвернулся под руку зазевавшийся кабан, то она сделала бы из него сочную отбивную.

— Полюбуйся! — ревела старшая мандрагора на Сказочника. — Это твое тлетворное влияние!

— Тли у меня нет, — тихо заметила малышка. — Я очень чистоплотная.

— Это твое сказочное безобразие! — Ман продолжала обличать Сказочника. — Сначала Го связалась с этим бродягой — перекати-поле, теперь вот это! Что дальше? Посадишь меня в картофельную грядку?

— Хм-м-м… — Сказочник задумчиво прищурился и бегло посмотрел на свой блокнот. — А звучит неплохо…

— Только попробуй! — взревела мандрагора. — Я знаю, о чем ты подумал, писатель недоделанный! Только дернись, и я тебе такого насочиняю!!!

— Чего насочиняешь? — хмыкнул Сказочник.

— А это ты узнаешь в реанимации! Только записать не сможешь, потому что трудно писать, когда всё тело заляпано гипсом!

— Кровожадно… — согласился Сказочник и больше на блокнот не поглядывал.

Да и кому нужен этот блокнот, когда сказку можно просто рассказать…

* * *

Этой весной Ра почувствовала в себе непонятные перемены. Теплые весенние деньки радовали малышку. Она впитывала майские солнечные лучи и, глядя на распускающуюся природу, наполнялась безудержным счастьем. Этого счастья было так много, что малышке казалось, что она готова лопнуть и разлететься по всему миру на тысячу маленьких озорных Ра.

Так бывает не только с магическими растениями, но и с совершенно немагическими людьми. А как иначе? После долгой хмурой зимы с ее сумраком и метелями солнечная теплая погода с задорным ветерком творят настоящие чудеса.

К тому же это была первая весна малышки Ра, и поэтому она более остро реагировала на такое буйство ультрафиолета и тепла…

А в прошлое воскресенье она проснулась оттого, что у нее зачесалась макушка. Это было так необычно и так щекотно, что малышка, как только открыла глаза, так сразу звонко рассмеялась. Чуть позже, расчесывая свою ботву небольшими грабельками, она заметила, что зубья мыльно-рыльного инструмента за что-то цепляются.

— Ой, кто ты? — спросила малышка у незнакомого бутона, прятавшегося в ее ботве.

— Я — это ты, — тихо ответил бутон.

— А почему же ты снаружи? — удивилась Ра. — Мне казалось, что моё «я» должно быть внутри, а не чесаться у меня на макушке.

— Мне не хватает места, — усмехнулся бутон, — в тебе так много «тебя», что некоторая часть высунулась наружу.

— И какая же эта часть?

— Весенняя, — беззаботно отозвался бутон. — Та часть, что хочет разлететься по всему миру и оставить свою солнечную частичку на полях, лугах, возле тенистых речных нив и даже в чахлых городских газонах, что зажаты со всех сторон безжизненным асфальтом.

— Вот здорово! — воскликнула Ра, но тут же задумалась. — А что же тогда останется мне самой?

— Ах, не спрашивай меня, — звонко рассмеялся бутон, — я лишь глупое, беспечное, весеннее счастье.

— Почему глупое?

Потому что всё счастье глупо по своей природе, — хихикнул бутон, — ведь настоящий ум постоянно находится в границах, и лишь счастье настолько глупо, что не замечает этих границ.

— А, теперь понятно, почему ты появился, — задумчиво сказала Ра, — теперь мое глупое счастье очевидно всем и даже мне.

— Почему? — удивился бутон.

— Потому что выросло у меня на макушке и теперь его все увидят…

— Не волнуйся, — успокоил ее бутон, — это ненадолго. Счастье никогда не бывает долгим, это тоже такой закон природы…

Прошло всего несколько дней, и бутон распустился желтым солнечным цветком. Ра смотрела на него и радовалась. Но это была уже не та радость, что прежде. Это была радость от понимания того, что у тебя есть радость.

— Еще немного, — нашептывал цветок, — еще чуть-чуть, и я наберу такую силу, что смогу покинуть тебя, разлетевшись на сотню маленьких «тебя».

— А что же останется мне? — спрашивала малышка. — Грусть?

— Светлая грусть и осознание того, что твоя радость пускает корни, распускается и цветет вдали от тебя. Ты будешь замечать свою радость в каждом желтом цветке, в каждой солнечной улыбке, и даже когда будешь просто вспоминать о ней перед сном, она одарит тебя теплом и счастьем…

* * *

…И вот это случилось. Желтый цветок набрал такую силу, что ему самому было трудно удержать себя на месте. Он побелел, распушился и тревожно поглядывал наверх. Как бы ни было грустно, Ра понимала, что не сможет удержать все эти глупые, радостные ощущения, все эти беспечные мысли и бесшабашное счастье, которое так неожиданно вылезло наружу.

— Мы не прощаемся, — тихо сказал Одуванчик, — какая-то часть меня все равно останется с тобой. Правда, она будет уже не такой солнечной…

Ра хранила молчание.

— Проводи меня и предоставь природе сделать свое дело, — тяжело вздохнул цветок. — Иначе я просто банально рассыплюсь по полу и бесполезно растеряю всю твою радость.

— Нельзя заставлять природу ждать, — согласилась Ра. — Тем более что она совершенно не умеет этого делать. Тебе страшно?

— Как тебе сказать… Это одновременно и радует, и пугает.

— Не бойся, — грустно усмехнулась Ра, — мы не прощаемся, какая-то часть меня все равно останется с тобой…

И они вышли из лавки «Залейся зельем» под теплое дыхание зарождающегося лета…

Все началось с того, что вешалка упала…

Действующие лица:

Диодор — чёрный кот, пушистый ассистент кудесника.

Тули́нэ — будущая сказочная принцесса, проживает в лавке «Залейся зельем».

Ман — старшая из сестер мандрагор, проживающих в лавке «Залейся зельем».

Смерть — смерть.

Сказочник — тот, кто всё это написал.

* * *

Сказочник: Занавес открывается. Зритель видит торговое помещение лавки «Залейся зельем». В старом плетёном кресле сидит будущая принцесса Тули́нэ и пытается читать книгу. На подоконнике с другой стороны окна сидит черный кот Диодор и с опаской заглядывает в помещение лавки. Неожиданно на потолке открывается астральный портал, из него вываливается обычная треугольная вешалка с плечиками, после чего портал сразу же закрывается.

Диодор: Мне боязно, мне страшно, все мои девять душ предчувствием полны.

Тули́нэ: Так заходи уже. Довольно мягким задом тут занимать проём окна.

Диодор: Мой пухлый зад, столь милый, наблюденья пост себе облюбовал, не зря. Не тронь меня, как я уже сказал: «Мне боязно, мне страшно».

Тули́нэ: Ты заслоняешь солнце…

Диодор: (тихо смеясь в усы) Меня ты насмешила, где зад мой и где солнце? Мяу-мяу-мяу…

Тули́нэ: Доколе ты сидеть собрался, Диодор, с той стороны окна?

Диодор: Дотоле, покуда силы у Сказителя остались на потуги сей балаган в театр преобразить.

Тули́нэ: (машет на себя веером) Какой пассаж. Театр?

Диодор: А люди в нем — актеры, и мандрагоры, и предметы, и прочий столовые приборы послушны тексту, не строптивы и тихи. Поэтому я здесь. Я лишь случайный зритель, не заплативший за билет, но жажду зрелищ и, возможно, небольших кровопролитий…

Тули́нэ: (с опаской) Кровопролитий?

Диодор: (отмахиваясь лапкой) То в рифму было сказано, не дрейфь. Таков закон простого лицедейства, окончить фразу нужно гладко, иначе…

Тули́нэ: Смерть?

Диодор: Вовсе нет. Конец, что может, будет хуже смерти. Забвение и пустота страниц.