— Получить там место, имеешь ты в виду? Ну, тут особенно нечего рассказывать, — запинаясь, пробормотал Алек. Да будет к нему милостив Создатель, он ведь должен играть роль простого посыльного! Никому из них и в голову не пришло, что потребуется придумывать детальную легенду. — Господин Верик знал моего отца, вот и все.

— Повезло тебе. А я как родилась здесь, так и застряла в этой глуши, только и вижу те же лица день за днем. — Ее мозолистая рука коснулась его руки, когда девушка потянулась, чтобы помешать угли, и красные пятна вспыхнули на худых щеках. — Как тебя зовут, незнакомец?

— Элрид. Элрид с Полотняной улицы, — ответил Алек, заметивший, и как она покраснела, и как стала теребить бусинку, висевшую на красной тесемке вокруг шеи.

Это был обычный для деревенских девушек приворотный талисман.

— Что ж, Элрид с Полотняной улицы, очень приятно увидеть нового человека, да еще кого-то, кому не нужно все время прислуживать, — добавила Стеми, закатывая глаза.

— У госпожи Кассарии часто бывают гости?

— Да, только все равно всегда одни и те же лица. Мне сегодня опять полночи пришлось отбиваться от лакея благородного Галвейна. И почему это всегда вольничает именно тот, на кого глаза бы не глядели?

Это замечание и ласковый взгляд ясно показали Алеку, какого мнения девушка о нем.

— Ты бы занялась наконец ветчиной, Стеми, — ворчливо прервала ее тетка.

— Этот парень совсем взрослый, его не нужно кормить с ложечки. Ну-ка отправляйся! И нечего считать ворон!

Выразительно подняв глаза к небу, Стеми взяла окорок и понесла его во двор. Быстро проглотив чуть теплое варево под неодобрительным взглядом Коры, Алек даже почувствовал облегчение, когда за ним явился Иллистер.

Старик с мрачным видом вручил ему свиток и серебряную монету.

— Позаботься, чтобы письмо попало в собственные руки госпожи Алтии, парень. Твою лошадь конюх напоил. А теперь отправляйся!

Сжимая в руке письмо, Алек галопом проскакал по дороге полмили, потом свернул в лес и направился туда, где его ждали Серегил и Микам.

— Ну что?

— Я говорил с госпожой Кассарией. Она уверяет, что Теукрос не приезжал сюда, да и не собирался. То же самое сказал и привратник, когда открыл мне ворота.

— Но ведь она не стала притворяться, что незнакома с Теукросом? — спросил Микам.

— Нет, она просто была удивлена и немного встревожена. Она поручила мне отвезти это письмо.

Серегил вскрыл печати кинжалом и прочел послание.

— Ничего необычного. Она шлет привет и выражает надежду, что супруг госпожи Алтии скоро найдется. Никаких иносказаний или шифра.

— Она еще спрашивала меня, не видел ли я кого на дороге утром, — вспомнил Алек.

— В этом тоже ничего подозрительного, — ответил Микам. — А как тебе показался замок?

— Я видел только холл, кухню и немножко — двор. У Кассарии, однако, гости. Я заметил двух оседланных лошадей, а служанка упомянула благородного Галвейна.

— Молодец, — хлопнул его по плечу Серегил. — А что насчет самой Кассарии и ее людей?

— Она была достаточно любезна, пожалуй. Послала меня на кухню, чтобы я поел, пока она пишет письмо. Ну а слуги — другое дело. Обращались со мной так, словно я грязь под ногами. Иллистер, дворецкий, явно решил, что я явился, только чтобы украсть серебряную чашу да испачкать ковры. Повариха вела себя так же. Дружелюбна была только судомойка.

— Стала на тебя засматриваться, верно? — спросил Микам, многозначительно подмигнув.

— Думаю, она просто чувствует себя одинокой, да и неудивительно. Спрашивала, как мне удалось найти место в городе. Тут мне пришлось что-то придумать, но…

— Погоди-ка, — прервал его Серегил. — Эта девчонка, что строила тебе глазки… Имя ее ты узнал?

— Стеми. Она племянница поварихи. Серегил одобрительно похлопал его по плечу:

— Здорово сработано! Если нам когда-нибудь понадобится ключ к задней двери, Стеми может пригодиться.

— А все-таки, что нам теперь делать? — спросил Микам. — Алек ведь не может отправиться ухаживать за девушкой, когда считается, что он скачет во весь опор в Римини.

— В том-то и дело. — Серегил провел рукой по волосам и, наткнувшись на коротко подстриженные кудри Теро, сморщился. — Мы пока что не имеем доказательств, кроме предположения Алека, что бумаги вообще попали к Кассарии. Служанка Бариена могла и забрать их у посланца Теукроса, когда они встретились в таверне.

— Это не так, судя по тому, что я слышал, — упрямо стоял на своем Алек, хотя теперь сомнения начинали одолевать и его.

— Ты же слышал всего несколько слов. Неразумно строить теорию, имея так мало данных. Ты можешь в результате зайти в тупик.

— А что ты думаешь насчет лошадей, которых я видел во дворе?

— Среди них была белая?

— Э-э… нет. Но Теукрос мог приказать оседлать себе другую.

— И вернуться домой на чужом коне? — скептически поднял бровь Серегил.

— Зачем это ему, если он и так не собирается скрывать, куда ездил?

— Но ведь мы же своими глазами видели, как Теукрос прошлой ночью куда-то поскакал, — настаивал Алек. — И он сказал жене, что едет сюда.

— Может быть, это ложь, прикрывающая его истинные намерения, — предположил Серегил. — Откуда нам знать, что он сказал жене правду?

— Может быть, стоит вернуться в город и узнать, что там откопал Нисандер? — предложил Микам.

— Ты предлагаешь просто взять и уехать отсюда? — спросил Алек. Что бы там ни обнаружил Нисандер, а в замке Кассарии Алек побывал сам, и обстановка там ему не понравилась.

— Пока что, — ответил Серегил, направляясь к лошадям, — ты хорошо потрудился. Если это и не даст ничего больше, для тебя такая практика очень полезна.

Полный разочарования, Алек бросил последний взгляд на вздымающийся над ущельем замок и поскакал за остальными.

Когда через несколько часов они подъехали к городским воротам, Серегил первым заметил, что число стражников удвоилось.

— Что-то случилось, — пробормотал он, оказавшись вместе со своими спутниками на заполненной народом площади.

— Тут ты прав, — ответил Микам, озираясь. — Нужно узнать, в чем дело.

Всюду люди, сбившись в тесные кучки, что-то обсуждали; говорили они тихо, все лица были серьезны. Пользуясь тем, что старшие не обращают на них внимания, стайки детей носились между лавками и лотками, дразня друг друга и подбивая приятелей стащить с прилавка сладости, пока торговец не смотрит.

Подъехав к одной такой группе горожан, Микам откинул плащ, чтобы была видна его красная ливрея Дома Орески, и обратился к какой-то женщине:

— Меня не было в городе. О чем это все шепчутся?

— О наместнике, — со слезами ответила женщина. — Благородный Бариен убит, бедняжечка!

Алек от изумления шумно втянул воздух.

— Ох, свет Иллиора! Как же такое случилось!

— Никто точно не знает, — ответила женщина, вытирая глаза концом передника.

— Его убили! — воскликнул стоявший рядом здоровяк. — Это поганых пленимарцев дело, вот увидите!

— Да заткнись ты, Фаркус! Нечего слухи распускать, — оборвал его сосед, с подозрением покосившись на ливрею Микама. — Не знает он ничего, господин. Все мы только слышали, что наместника сегодня утром нашли мертвым.

— Премного благодарен, — сказал им Микам, отъезжая. Путники галопом поскакали к Дому Орески. Бледный, но спокойный Нисандер открыл им дверь в башню.

— Мы слышали, что Бариен мертв. Что случилось? — спросил Серегил.

Нисандер прошел к столу и сел, сцепив руки на исцарапанной и покрытой пятнами поверхности.

— Похоже, что это самоубийство.

— Похоже? — Серегил чувствовал, какая буря эмоций скрывается за внешней бесстрастностью друга, но не мог прочесть его мысли.

— Когда его нашли, он лежал в постели со вскрытыми венами, — продолжал Нисандер. — Кровь пропитала матрац. Ничего не было заметно, пока не откинули одеяло.

— Тебе удалось поговорить с ним вчера вечером? — спросил Алек.