Подсолнечник Когда оно ушло и не вернулось днём, — Великое, жестокое светило, Не думая о нём, я в садике своём Подсолнечник цветущий посадила. «Свети, свети! – сказала я ему, — Ты солнышко моё! Твоим лучом согрета, Вновь зацветёт во мне, ушедшая во тьму, Душа свободного и гордого поэта!» Мы нищие – для нас ли будет день! Мы гордые – для нас ли упованья! И если чёрная над нами встала тень — Мы смехом заглушим свои стенанья! Монахиня
Вчера сожгли мою сестру, Безумную Мари. Ушли монахини к костру Молиться до зари… Я двери наглухо запру. Кто может – отвори! Ещё гудят колокола, Но в келье тишина… Пусть там горячая зола, Там, где была она!.. Я свечи чёрные зажгла, Я жду! Я так должна! Вот кто-то тихо стукнул в дверь, Скользнул через порог… Вот чёрный, мягкий, гибкий зверь К ногам моим прилёг… – Скажи, ты мне принёс теперь Горячий уголёк? Не замолю я чёрный грех — Он страшен и велик! Но я смеюсь и слышу смех И вижу странный лик… Что вечность ангельских утех Для тех, кто знал твой миг! Звенят, грозят колокола, Гудит глухая медь… О, если б, если б я могла, Сгорая, умереть! Огнистым вихрем взвейся, мгла! Гореть хочу! Гореть! Есть у сирени тёмное счастье Есть у сирени тёмное счастье — Тёмное счастье в пять лепестков! В грёзах безумья, в снах сладострастья, Нам открывает тайну богов. Много, о много, нежных и скучных В мире печальном вянет цветов, Двухлепестковых, чётносозвучных… Счастье сирени – в пять лепестков! Кто понимает ложь единений, Горечь слияний, тщетность оков, Тот разгадает счастье сирени — Тёмное счастье в пять лепестков! Марина Цветаева Марина Ивановна Цветаева родилась 8 октября 1892 года в Москве. Отец – учёный (филолог и искусствовед), мать – пианистка. С 1899 по 1902 годы училась в Музыкальном Общедоступном училище в классе фортепиано. С 1902 по 1905 годы жила за границей и училась в разных пансионах. В 1910 году напечатала первый сборник стихов. В 1912 вышла замуж за Сергея Эфрона. Вскоре у них родилась дочь Ариадна. В 1922 году эмигрировала к мужу в Прагу, который там уже жил, а через несколько лет они переехали в Париж. В 1925 году у них родился сын Георгий. В 1939 году вернулась с сыном в СССР следом за мужем и дочерью, которые вернулись чуть ранее. Вскоре муж и дочь были арестованы (С. Эфрона расстреляли в 1941 году). Умерла (покончила жизнь самоубийством) 31 августа 1941 года в Елабуге, в возрасте 48 лет. Похоронена на Петропавловском кладбище в Елабуге (точное месторасположение могилы неизвестно). Основные произведения: «Крысолов», «Маме», «Мирок», «Не хочу ни любви, ни почестей», «Самоубийство», «В Париже» и другие. Распятие Ты помнишь? Розовый закат Ласкал дрожащие листы, Кидая луч на тёмный скат И тёмные кресты. Лилось заката торжество, Смывая боль и тайный грех, На тельце нежное Того, Кто распят был за всех. Закат погас; в последний раз Блеснуло золото кудрей, И так светло взглянул на нас Малютка Назарей. Мой друг, незнанием томим, Ты вдаль шагов не устреми: Там правды нет! Будь вечно с Ним И с нежными детьми. И, если сны тебе велят Идти к «безвестной красоте», Ты вспомни безответный взгляд Ребёнка на кресте. Над вороным утёсом… Над вороным утёсом — Белой зари рукав. Ногу – уже с заносом Бега – с трудом вкопав В землю, смеясь, что первой Встала, в зари венце — Макс! мне было – так верно Ждать на твоём крыльце! Позже, отвесным полднем, Под колокольцы коз, С всхолмья да на восхолмье, С глыбы да на утёс — По трёхсаженным креслам – Тронам иных эпох! — Макс! мне было – так лестно Лезть за тобою – Бог Знает куда! Да, виды Видящим – путь скалист. С глыбы на пирамиду, С рыбы – на обелиск… Ну, а потом, на плоской Вышке – орлы вокруг — Макс! мне было – так просто Есть у тебя из рук, Божьих или медвежьих, Опережавших «дай», Рук неизменно-брежных, За воспалённый край Раны умевших браться В веры сплошном луче. Макс, мне было так братски Спать на твоём плече! (Горы… Себе на горе Видится мне одно Место: с него два моря Были видны по дно Бездны… два моря сразу! Дщери иной поры, Кто вам свои два глаза Преподнесёт с горы?) …Только теперь, в подполье, Вижу, когда потух Свет – до чего мне вольно Было в охвате двух Рук твоих… В первых встречных Царстве – о сам суди, Макс, до чего мне вечно Было в твоей груди! Пусть ни единой травки, Площе, чем на столе — Макс! мне будет – так мягко Спать на твоей скале! |