Друзья встретили его радостными возгласами. Земан уже понемногу различал их. Щеголь Буришка с висящим на шее саксофоном обнимал смущенную хозяйку и ее раскрасневшегося избранника и кричал изо всех сил:

— Будьте счастливы, пускай другие вам позавидуют!

Кот сидел в углу комнаты на старом диване и пил вино из кофейной чашки. Некоторые гости держали в руках наполненные вином стаканчики из-под горчицы. Рядом с Котом тощий длинноносый Витек, вытащив скрипку из чехла, сосредоточенно настраивал ее. Цыганек, упоенный музыкой, исступленно трубил, добавляя к гомону в комнате какую-то свою мелодию. Из противоположного угла, притихший, со счастливым лицом, смотрел на присутствующих младший сержант Марженка.

Кот, увидев Земана, подвинулся, освободил место около себя. Он взял свободную кофейную чашку и налил в нее вино. Чокнулись. Кот хотел что-то сказать, но в этот момент Витек постучал смычком по струнам своей скрипки, и руки музыкантов потянулись к инструментам, как будто только и ждали этого сигнала. Витек лишь кивнул, и сразу же зазвучала в прокуренной кухне мелодия «Уже мою милую в костел ведут…». Земан слышал, как Кот подпевал. Но пел он без слов, и внутри у него как будто что-то гудело.

Ржигова то плакала, то смеялась, а ее муж, привыкший после февральских событий ко всему на границе, лишь хмурил брови. Едва закончив одну мелодию, Витек сразу же начал новую. Это была любимая всеми местная песня, которую раньше пели лесники на гулянках, а местные жители переняли ее у них:

Кот встал и перехватил в танце Ржигову.

— За здоровье! — снова раздался зычный голос Буришки. Саксофон его замолк. Пограничник сделал глубокий вдох и залпом выпил содержимое своей чашки.

Весь облик Буришки привлекал своей светскостью: его брюки, такие же, впрочем, как и у других, были более элегантными, его пилотка также элегантнее, чем у других, а военную куртку он носил, как пиджак самого последнего фасона. Буришка перехватил в танце Ржигову у Кота. Пограничники один за другим кружили ее до тех пор, пока задыхающаяся молодая женщина со смехом не упала на расшатанный стул около стола. Ее внимательные голубые глаза остановились на Марженке.

— Ну, теперь очередь за тобой… со мной!

— А если у него таких десять и он просто не знает, какую выбрать! Не так ли, Марженка!

Раздается дружный смех. Но Марженка пропускает мимо ушей ехидную реплику Буришки, он лишь машет рукой и едва заметно улыбается.

Кот снова сидит около Земана; он единственный, кто не смеется.

— Марженка очень порядочный парень, — говорит он Земану. — Он остался совсем один. Отец погиб в концентрационном лагере, мать умерла еще раньше. Где-то около Брно живет его подруга, он ей каждый день пишет письма… но… — И Кот с горечью вздыхает.

Ржига доливает вино в чашки и стаканы соседей, поднимает свою чашку над головой и кричит:

— Хлопцы, шашки наголо! Руки пограничников тянутся к стаканам, все встают и поворачиваются к молодоженам. Вдруг в дверях отчетливо раздается:

— Хальт! Или бросаю гранату!

Это был Беран, начальник соседнего контрольно-пропускного пункта и таможенной службы в Митине. Маленького роста толстячок лет пятидесяти. В правой руке, занесенной над головой, он, как гранату, зажал бутылку сливовицы, под мышкой — футляр с кларнетом. На мгновение все смолкли. И прежде чем кто-либо успел раскрыть рот, Беран прогремел предупреждающе:

— Молчать!

Не понятно почему, но все молчали. Кот рассеянно вытащил из кармана пачку сигарет и, как обычно, ломал одну спичку за другой, пытаясь закурить. В этот момент за спиной Берана что-то зашуршало, он театрально сделал шаг в сторону — сзади него стоял лесник Палечек, держа в руках старинные швейцарские часы. Обе стрелки указывали полночь, облезлая и охрипшая кукушка неустанно куковала.

— Свадебный подарок, — передавая часы молодой женщине, сказал Палечек. Ржига тут же повесил их на скобу у стены, но Буришка, мгновенно подбежав, снял их.

— Сегодня не вешайте. Будут вам мешать!

Ржигова засуетилась — во что налить прибывшим?

Палечек получил стакан, а Берану досталась жестяная кружка.

— Мы еще не обзавелись посудой, — смущенно извиняется женщина.

«Повезло же этому Зденеку Ржиге, нашел-таки себе девчонку, — думает Беран. — И тем более здесь, наверху, где сто парней приходится на пару женщин».

— О чем речь! — говорит он вслух. — Неважно из чего, было бы что! — И с удовольствием осушает свою жестянку.

Охмелевший Буришка уже тут как тут, успокаивает хозяйку:

— Это пустяки, дорогая, все еще у вас будет. И рюмки будут. Жачек уже должен скоро их привезти.

Витек, который в это время настраивал скрипку, услышал излияния Буришки и так сильно ткнул его в бок, что щеголь охнул. Беран осмотрел свой кларнет, вытер ладонью губы и приложил инструмент ко рту.

— Только без траурных маршей, господин Беран! — смеется Буришка.

Беран хлопает его по плечу. Буришка спешит к своему саксофону, лежащему на столе в углу комнаты.

Пограничники играют с чувством, нет сомнения, что это превосходно сыгранная капелла. Вместе с Бераном они раньше довольно часто играли просто так, ради забавы и удовольствия, и у себя дома, и в долине под Хамрами. Но это прежде, когда было посвободнее, в декабре прошлого года и даже еще в январе, перед февральскими событиями. А теперь вот уже три месяца пограничники находились в состоянии боевой готовности. Служба днем и ночью, с заставы отлучаться запрещено, никаких отпусков. Трудная жизнь! Днем и ночью что-нибудь случалось на границе…

Песня растрогала Ржигову; молодая женщина снова залилась счастливыми слезами. Для пограничников было непривычным видеть плачущую женщину. Они даже смутились.

Двое, однако, смотрели совсем в другую сторону. Земан поднялся с дивана и, опершись на оконную раму, смотрел в сторону магазина, из окон которого сквозь тьму и мглу едва пробивался слабый свет. Там она, она и ее муж. Да, неприятная история. Земан вспомнил незаметные на первый взгляд подробности: шпильку в ее волосах, движение рук, ее грудь, прикосновение.

В этот момент, потягивая вино, к нему подошел Кот.

— Неплохой магазин, правда?

Этот прямой вопрос уже не смущает Земана; ему кажется, что он давно знает Кота.

— Скажи, а что делает тот, ее?.. — прямо спрашивает он.

Кот задумчиво тянет вино.

— Я тоже был бы рад знать это… Полтора года назад он задавил ребенка в Ладах. Грузовым автомобилем. Испугался наказания, бросил все и через Хамры и Митину, где служил Беран, махнул на грузовике в Баварию… Болван. Оставить такую женщину!

Она одинока! Боже мой, она одна! Земан почувствовал, как внезапно вино ударило ему в голову. Шум в помещении он воспринимал как бы издалека.

Она одинока! В эту минуту он был так же одинок, чувствовал себя где-то совсем в другом месте, а не в гостях у Ржиги, на этом веселье, куда неожиданно попал почти с автобуса.

Кругом густой туман, ничего не видно, но пограничник Жачек превосходный водитель. Его мотоцикл — словно маленькая лодочка в разбушевавшемся море шумавских лесов, затерявшийся челн в море тумана. Жачек едет вслепую. Он мчится по размытой дороге вверх к Хамрам. Спешит, хотя все равно уже опоздал. К багажнику прикреплен подарок для Ржиги — этого сумасшедшего, который женится. У Жачека много знакомых на ленорском стекольном заводе, поэтому он и везет в перевязанной коробке набор винных и ликерных рюмок. Это не его подарок, столько денег у него нет. Это подарок от всей хамрской заставы.

Жачек едет медленнее, его губы окоченели от холода. Переехав в Ладах через Хамрский ручей, он со скрежетом включил третью скорость. Его проклятия многословны, он беспрерывно нашептывает их себе под нос. Жачек очень обогатил свой запас, особенно в прошлом году в Словакии во время борьбы с бандеровцами.