Александра Васильевна Миронова
Разрубить Гордиев узел
Насильно мил не будешь.
Народная пословица
Гордиев узел – чрезвычайно сложный узел, завязанный, согласно древнегреческой мифологии, фригийским царем Гордием, а впоследствии рассеченный мечом Александра Македонского.
В переносном смысле выражение «гордиев узел» означает всякое запутанное сплетение обстоятельств, а выражение «разрубить гордиев узел» – разрешить какое-либо сложное, запутанное дело, какие-либо затруднения прямолинейным способом.
Все события вымышлены, любые совпадения случайны.
© Миронова А., 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Ольга
Раз, два, три – вдох.
Раз, два, три – выдох.
Раз, два, три… Все упиралось в Славика. Чертов Славик, который словно растворился в воздухе. Его не было ни среди живых, ни среди мертвых. Ольга объездила половину мира, но его не нашла. Следы вели в его родной город, но и там Славика не обнаружилось. Мать не видела сына с момента, как тот в шестнадцать лет сбежал из дома, она вообще не была уверена, что ее сына зовут Славик. У нее было слишком много детей.
Раз, два, три – первый солнечный луч мягкой лапкой коснулся носа и глаз, заставив зажмуриться и чихнуть. Ольга остановилась, уперлась руками в колени, пытаясь отдышаться и взять под контроль собственные мысли и гнев, который уже поднимался мощной волной. Она не терпела самообмана, так почему же она продолжает им заниматься? Конечно же, дело не в Славике. Дело в ней самой. В ее безумном, бессильном и бесполезном желании узнать, о чем он думал и говорил перед тем, как… И действительно ли он… (Это слово Ольга не была готова произнести даже мысленно.) И, что самое важное, простил ли он ее. К сожалению, единственный, кто мог ответить на ее мучительные вопросы, был Славик, который растворился в воздухе.
Ольга бросила взгляд на часы: она выбилась из графика.
Уже с утра четкий распорядок дня нарушился: она начала пробежку на пять минут позже обычного и вот теперь остановилась, чтобы сделать ненужную паузу, теряя драгоценные минуты. Пробежка – каждый день, утром и вечером. Военная дисциплина. Как и у того, кто уже проснулся, почистил зубы и принимал душ. Ее душ.
Ольга сорвалась с места, словно собралась бежать спринтерскую дистанцию.
Раз, два, три – вдох.
Раз, два, три – выдох.
Солнце удивленно взирало вслед сумасшедшей девушке, не желающей просто насладиться долгожданным летним теплом.
* * *
Краем сознания Ольга отметила, что утро было солнечным, и, пожалуй, на этом все хорошие новости этого отвратительного утра заканчивались. Она бегом поднялась на четвертый этаж, открыла дверь квартиры и прислушалась: в душе все еще льется вода, но через пару минут поток иссякнет. Ее любовник Валера всегда принимал душ ровно пятнадцать минут – старая армейская привычка. Он все свои действия измерял минутами. Как и она. Обычно в это время она уже наносила макияж и сушила волосы.
Сняв кроссовки и аккуратно поставив их на специальную подставку, Ольга прошла в комнату, по ходу дела мельком покосившись на свое отражение в большом зеркале.
Ольга была стройная, и эта стройность не от диет, а от регулярного спорта. И если Валера сохранил со времени работы в Кот д’Ивуаре привычку измерять действия минутами, то Ольга с того времени каждый день занималась спортом. Это был единственный источник эндорфинов в ее жизни.
Светлые волосы забраны в высокий хвост, кожа в прекрасном состоянии. Ясные глаза так похожи на весенний лед, который и рад бы растаять – вот только внутренняя мерзлая пустота не дает. Бесцветность взгляда Ольга компенсировала губами, всегда накрашенными яркой помадой. Большинство людей принимали ее за юную девушку. До тех пор, пока не встречались с ней взглядом.
Звук воды в душе смолк.
Есть еще минута, пока Валера разотрется докрасна полотенцем и выйдет в спальню, чтобы одеться.
Ольга направилась к старому шкафу, выполнявшему роль гардероба. Шкаф был любовно отреставрирован, но все равно хранил черты той эпохи, которая подарила миру самую уродливую мебель. Он был огромный, с рублеными углами и лаковыми дверями, закрывавшимися по старинке на ключ. Когда-то Ольга пыталась отыскать в нем хотя бы один красивый элемент, но затем решила, что шкаф прекрасен в своем уродстве.
Ольге хватало его половины: она уделяла не слишком много внимания гардеробу. Остальное место занимали вещи Валеры. Периодически он оставался у нее ночевать, и ему требовались свежие рубашки. Разумеется, о них заботилась прачечная, но Ольга одно время даже находила некую прелесть в том, чтобы по утрам подавать ему свежую рубашку. Вот и сегодня, несмотря на необычность дня, она не стала изменять традициям. Стоило Валере с обернутым вокруг бедер полотенцем появиться в спальне, как Ольга шагнула ему навстречу, держа рубашку в руках. На секунду залюбовалась.
Валера был старше ее – недавно отпраздновал сорокалетие, – но мог дать фору большинству мужчин на десять лет моложе. Высокий, стройный, сплошные мускулы – ни грамма жира. Обветренное африканскими ветрами лицо было словно вырублено из камня талантливым творцом, тщательно продумавшим каждую складку и морщину. На волевом подбородке виднелась небольшая ямочка, в минуты слабости делавшая его похожим на мальчишку. Густые темные волосы и черные глаза, способные прожечь дыру в трепетном девичьем сердце. Валерий, безусловно, был хорош собой, а еще он был умен. Ум в Валере Ольга ценила больше всего.
Валерий был настоящим мужчиной. Если бы Ольга позволила, он бы спрятал ее за широкой спиной, укрыл бы от ненастий, принес бы в дом тушу мамонта. Укротил, обольстил, вознес на пьедестал и, возможно, когда-нибудь низвергнул бы ее с него. С Валерой ей было спокойно и безопасно. По крайней мере, так она считала до вчерашнего вечера.
– Твоя рубашка, – Ольга широко улыбнулась.
– Спасибо, милая. – Беря рубашку, Валерий не удержался и поцеловал Ольгу. Прижал к себе, но Ольга отстранилась.
– Рубашку помнешь.
– Плевать. Ты лучшая, я уже говорил?
– Много раз, – снова очаровательно улыбнулась Ольга, после чего развернулась и направилась к шкафу, из которого достала небольшой чемодан. Развернувшись, поставила его перед Валерой. – Твои вещи.
– Мои вещи? – непонимающе переспросил тот.
– Вчера вечером мне позвонила Светочка.
– Какая Светочка? – нахмурился Валера.
– Вообще-то это должна была быть моя реплика, – поморщила нос Ольга, – но на случай, если у тебя много Светочек, то та, что мне звонила, – это наша лаборантка. И по совместительству мать твоего будущего ребенка.
– Что? – Валерий опешил, а Ольга вздохнула.
– Валер, ну надень хотя бы штаны, мне как-то неловко расставаться с голым мужиком.
– Если я буду одет, это изменит ситуацию? – растерянно поинтересовался он.
– Нет, – покачала головой Ольга, – но поможет тебе сохранить остатки самоуважения. Одевайся, милый. Бери свои вещи и забудь дорогу в этот дом.
Эжени
Она окинула себя взглядом в большом зеркале и осталась довольна. Кокетливые кудряшки, придававшие ей сходство с покойной матерью Альберта, розовый халат, украшенный перьями неведомой птицы, макияж, аккуратно подколотое лицо и пухлые – даже слишком – губы. Они, а также смуглая кожа, угольные глаза и непослушные волосы, всю жизнь служившие ей источником огорчения, достались ей в наследство от неведомого отца, которой был очередной «любовью всей жизни» маменьки.
Эжени кокетливо подмигнула себе в зеркале, чтобы немного приободриться. Внутреннее чувство подсказывало, что она совершила очередную глупость, но врожденное упрямство не позволяло это признать. Она задрала голову повыше (шея так выглядит длиннее) и, держа в руках разноцветный поднос, на котором стояла чашка с кофе, направилась в комнату, где почивал Альберт Ильич.