-Не убивай меня, Великий Аниото, — бормотал он, — да, я знаю, я поступил низко, сойдясь с этим жирным отродьем гиены и бородавочника, но все же оставь мне жизнь. Клянусь духами предков, я сделаю все, чтобы искупить вину.

Требовательный рык раздался над его головой и Амра рискнул поднять голову. Черная пантера смотрела на него и молодой негр готов был поклясться, что в ее глазах мелькнула насмешка. В пыли, покрывшей пол, зверь что-то начертил лапой и Амра, приглядевшись, увидел большой полумесяц. Зверь тут же стер его лапой и, выпустив один коготь, тоже совсем человеческим жестом черкнул себя по горлу. Следующим жестом черная пантера начертила на месте стертого полумесяца большой крест.

-Я понял тебя, о Великий Леопард, — Амра снова поклонился, уткнувшись лбом в пол. Страх исчез, уступив место фанатичной решимости человека, воочию встретившегося с собственным божеством, — клянусь, я исполню волю предков и кровью смою позор и поругание от недостойного владыки

Новый рык раздался над его головой, но на этот раз в нем слышались явное одобрение. Леопард коснулся головы юноши своей мягкой лапой и бесшумно растворился средь полок. Амра же, выбрав нужную бутыль, вышел из кладовой, не став запирать дверь. По дороге к эмиру он заглянул в свою комнату и взял кинжал дамасской стали, с рукоятью усыпанной бриллиантами — один из подарков эмира своему любимцу.

-Чего так долго, — капризно протянул эмир, — я уже не могу ждать. Принес?

-Да, — Амра сковырнул пробку с бутыли и наполнил вином кувшин, протянув его Мухаммед ибн Юсуф. Тот сделал несколько глотков и, закусив орешками, нетерпеливо поманил к себе мускулистого негра. Тот тут же оказался на кровати, вновь ставя эмира в уже привычную ему позу. Мухаммед томно застонал, когда сильные руки легли ему на плечи и Амра, одним движением мускулистых бедер заставил эмира вскрикнуть от неожиданно болезненного проникновения. Одновременно сильная рука обхватила подбородок Мухаммеда ибн Юсуфа и, не успел эмир удивиться этой необычной ласке, как острие ножа полоснуло его по горлу. Булькая кровью, эмир повалился на кровать, хрипя в предсмертных судорогах и его последние дерганья доставили Амре острое чувственное наслаждение. Энергично двигая бедрами зиндж, кровожадно скаля зубы и сверкая белками глаз, продолжал терзать умиравшего эмира сразу двумя клинками — из стали и плоти. Лишь когда последние проблески жизни покинули Мухаммеда ибн Юсуфа, Амра вынул член и, присев над трупом, принялся сноровисто отпиливать ему голову. Закончив с этим он сделал, еще широкой надрез внизу живота трупа и, запустив туда руки, вырвал еще теплую печень и алчно погрузил в нее зубы.

Как от молнии ударившей в саванне во время засухи разгорается пожар, также стремительно вспыхнул и мятеж, когда Амра, весь залитый кровью, появился средь зинджей. Держа голову эмира в руках, он кричал, что сам Великий Леопард явился к нему, чтобы призвать к восстанию. Не успели его собратья переварить эту новость, когда громкий рык оповестил о появлении черной пантеры на крыше одной из мечетей, напротив казарм зинджей. В следующий миг зверь одним ударом когтистой лапы разорвал себе горло. Это, как и хлынувшая ручьем кровь, разом свели с ума негров, завопивших, что сам Эшу Элекун, пришел к ним, чтобы освободить от угнетателей. Вскоре и арабская стража, узнав о смерти эмира, кинулась мстить за него и на улицах Марселя закипела кровавая бойня. Негры и арабы ожесточенно резали друг друга, а заодно и простых горожан. Очень скоро зинджи добрались до винных погребов, что хранили зажиточные христиане, да и кое-кто из мусульман, несмотря на все запреты Корана, после чего в городе началось неописуемое. Крики «Аллаху акбар» перебивались воплями «Эшу Элегба» и «Эшу Элекун», пока по всему городу полыхали пожары. В начавшейся кровавой вакханалии никто уже не смотрел за городскими воротами — и тем, как несколько молодых христиан, перерезав немногочисленную оставшуюся стражу, открыли ворота. В скором времени по улицам города загрохотали копыта тяжелой конницы и на дерущихся между собой негров и арабов обрушились клинки христианского воинства. Над головами его реяли знамена с волками Аквитании и архангелом Михаилом в железной короне — символ Лангобардского королевства.

К утру все кончилось — зинджи и арабы, ожесточенно истреблявшие друг друга, не смогли объединиться для отпора общему врагу. Впервые за долгие годы в христианских церквях слышался звон колоколов, которыми освобожденные марсельцы приветствовали прежних хозяев города, одновременно уничтожая все исламские символы и истребляя всех мусульман, попадавшихся под руку.

— Что же, Луп, признаться ты сумел меня удивить!

Король лангобардов Гримоальд, вместе с королем франков Лупом, сейчас восседали на одной из террас бывшего дворца эмира, смакуя трофейное вино. Из дворца открывался неплохой вид на собор Святого Виктора , - бывшую главную мечеть города, — над которой сейчас высился крест и развевался стяг лангобардов.

-Не могу и представить, как тебе удалось организовать этот мятеж, — Гримоальд развел руками, — но тем не менее ты оказался прав и город нам достался малой кровью — христианской кровью, я имею в виду.

-Как и все христиане, я рад помочь собрату по вере, — сказал Луп, — и сердце мое радуется, как и твое, что над Марселем вновь поднялся святой крест. Молю бога о том, чтобы Христос вернулся теперь и на север.

— Так и будет, — Гримоальд щелкнул пальцами, подзывая виночерпия, — Марсель стоит той помощи, о которой ты просил. Очень скоро наши войска пойдут вместе с твоими, чтобы поразить врагов Господа, как здесь и дать корону франков истинному королю.

Рок от веры

— Мое тело истекает кровью и клинок варвара все еще пронзает мое сердце! Мученицы страдают от поруганий, пока язычники владеют градом святой Урсулы!

— Я тоже страдаю! Я был готов принять мученическую смерть!

— Умереть может каждый — но не всякая смерть угодна Господу. Тебе даровали спасение, чтобы ты избавил христиан от ига — так сделай то, что должен. Так я обрету избавление, а ты заслужишь место средь ангелов и святых. Если же ты уклонишься от своего предназначения, помни, что кара Господня неизбежна.

С диким криком епископ Виллехад проснулся, усевшись на ложе весь в холодном поту. Дрожащей рукой он потянулся к кувшину с водой и, стуча зубами о металлическое горлышко, с трудом сделал несколько глотков.

— Все в порядке, ваше Преосвященство? — в дверях послышался испуганный голос служки.

— Да, — Виллехад сам удивился каким хриплым, почти каркающим стал его голос, — уходи!

Последнее слово он почти выкрикнул и дверь сразу захлопнулась. Епископ, встав с кровати и босиком, не обращая внимания на холодный пол, прошелся к окну, невидящим взором уставившись на ночной город. В его ушах все еще звучали гневные слова, а перед внутренним взором представали кошмарные видения обнаженных женских тел, пронзенных мечами и копьями, кровоточившими из множества ран.

Несколько месяцев минуло с тех пор как архиепископ Виллехад чудом покинул осажденный Кёльн и обосновался в Реймсе, где из-за своего чудесного спасения стал самым влиятельным священнослужителем. Сам король Эльфрик назначил его архиепископом, сместив прежнего настоятеля. В благодарность Виллехад обещал помазать Эльфрика на царство и обвенчать его с Сихильдой, дочерью Хлодомира.