делать для ставшего таким дорогим и близким ему человека. Хоть что-нибудь!

— Наталья Станиславовна! Не бросайте трубку. Ваша мама при смерти.

Если приедете завтра, то, возможно ещё сумеете её застать и попрощаться. Да, адрес тот же. Она дома. У нас ничего не изменилось. Всё как и 11 лет тому назад.

Дочь приехала с мужем в тот же вечер. Ирина открыла, поздоровалась

и, извинившись, ушла. Зайдя в квартиру, супруги брезгливо принюхались и первым делом начали придирчиво осматривать состояние стен и сантехники. Муж

недовольно морщился:

— До чего всё запущено. Стекло в ванной треснуто. Лепнина вон в центре осыпалась. Остатки сбивать придется. Я на такую высоту не полезу.

— Тебя никто и не заставляет. Наймем кого-нибудь.

Зайдя наконец в последнюю, дальнюю, комнату Наталья Станиславовна с неприязнью посмотрела на лежащую без движения и дышащую, словно

забыла, как это делается, мать.

— Ну вот и всё, — произнесла дочь, победоносно оглядывая обста-новку вокруг и удобно устраиваясь на стуле, с которого только что поднялась, уступая ей место, бледная Ирина.

— Всё! Дождалась!

Тут она заметила лежащий на тумбочке, прижатый настольной лампой, лист бумаги с аккуратно написанными строчками и знакомой размашистой за-корючкой в самом низу.

— Это ещё что?

Её глаза цепко и быстро пробежали по тексту. Брови несколько раз

поднялись и опустились.

— Хм… Даже так? Вот сука!

Дочь полезла в сумочку и достала пачку «Мальборо». Держа её как

солонку, она вытряхнула оттуда одну сигарету и, щелкнув зажигалкой, жадно

затянулась.

К ней в ужасе подбежала Ирина.

— Наталья Станиславовна! Что вы делаете! Тут нельзя курить, — изумленно запричитала она. — Вы…

Насмешливо глядя возмущенной Ирине в глаза, она картинно, как

фокусник на сцене, взяла документ и подожгла его снизу язычком пламени от

зажигалки. Оно почти мгновенно охватило весь лист. Наталья Станиславовна

16

подула на слегка прихваченные жаром от прогоревшей бумаги подушечки пальцев, демонстративно отряхнула ладони и громко крикнула вглубь квартиры:

— Витя!

Муж бесформенной глыбой возник в дверном проёме.

— Возьми эту приживалку за вешалку, — сказала она, стряхивая пепел

с сигареты на пол, — и выпроводи отсюда с вещичками на лестницу.

— Вовремя успела, ой, вовремя, — говорила она себе, довольно улыбаясь, пока муж грубо выталкивал сопротивляющуюся Ирину из комнаты.

— Ирке, «серой шейке» придурошной, квартиру со всей обстановкой, а

докторишке дачку отписала, значит! При живой дочери!!!

В дверь настойчиво зазвонили.

— Если это Айболит, то заходить не разрешай. Скажи через дверь, что

мы теперь сами о маме заботимся.

Ириша сидела с Михаилом на лавочке в парке и рассказывала:

— В квартиру меня больше не пустили, даже попрощаться… Так на

ступеньках и сидела. Соседи несколько раз предлагали подремать у них до

утра, но я и слышать не хотела — чувствовала, что уйдет она скоро. Боялась

пропустить, когда забирать приедут. Умерла наша Ниночка ещё до рассвета.

Не ошиблась я… Санитаров дождалась, тронула её ладошкой, перекрестила…

Эх! Великие актрисы рождаются раз в столетие, а такие души, бескорыстные и

светлые, того реже.

Михаил сидел серый. Не было сил даже плакать.

— Хоронят её послезавтра в полдень. Мэр выделил достойное место.

Опомнились! Вот адрес… И ещё… Нина Георгиевна для вас видеокассету оставила. «Лично в руки». Там в самом начале завещание записано. Вы о нем ничего не знаете, Миша. Неважно уже. Это она придумала для подстраховки, чтобы

не сказали, что силой принудили. Всё предусмотрела! Ей уже позже мысль пришла на дом нотариуса вызвать. С ним официальное завещание, как положено, и составила. По закону и при свидетелях. А на кассете… Она вам что-то долго

наговаривала. Меня выйти попросила. Сказала, личное. Кассета у её адвоката.

Вот визитка. Он велел сразу после похорон зайти. Побоялась я за вас… Не

стала звонить. Думаю, приедет… Горячий ведь, дров наломает… На ночь глядя

все равно ничего не изменишь, а утро оно всегда мудренее.

Помолчали. Прощаясь, Ирина сказала:

— А пари своё она выиграла. Она всегда их выигрывала. Но это последнее… Так надеялась проиграть…

17

собрАние, или тАежный инцидент

Этот несерьезный, но повлекший серьезные последствия для некоторых товарищей «лингвистически некорректный» инцидент действительно имел

место произойти на одной из строек БАМа, в начале постперестроечного перио-да. Ну, может, не совсем именно так, но…

Заместитель таежного леспромхоза Виктор Григорьевич Синельников, устало придя с работы домой, как всегда делился своими проблемами с молодой женой Элиной. Предприятию исполнялось 15 лет и помимо желанных

сторон события — таких, как премии, банкет и раздача наград — ожидались и не

совсем приятные в лице высоких представителей центрального руководства.

— Подумать только, — говорил зам с полным ртом, потрясая вилкой. –

Аж из самой столицы притащится начальство! Прохоров вызвал меня сегодня и

говорит: «Григорич! Я дам указания по устройству людей, а ты уж обеспечь выступающих. Минимум две штуки. Приезжие шишки хотят услышать глас народа, простых, так сказать, рабочих. Выполняй!» Слова не дал вставить!

Элина ласково обняла мужа.

— Так назначь кого-нибудь, пусть выступят.

Виктор раздраженно отстранился.

— Ты понимаешь, что говоришь? Ты хоть когда-нибудь на одном собра-нии была? Там, если в сказанном предложении два слова не матерных попадут-ся, считай, повезло! Да у нас народ без мата не встает и не ложится! Реверансы

друг перед другом класть не приучены. Работяги они. Не артисты! Ну, как это

приезжим интеллигентам объяснить! Ведь не поймут! Уши-то у них не то, что

наши. Что делать, ума не приложу! Да и выступать со сцены народ не очень

рвется. Я уже пробовал сегодня кое-кого уговорить. Все только посылают.

— А ты бутылку пообещай, — подсказала с улыбкой Элина.

— Эх, душа моя! Если пройдет слух, что за выступление бутылка полагается, то сцену оцепить придется — столько желающих набежит. Вот как с их

«французским» быть?

— Сам напиши речи. На бумажках. Читать-то они умеют.

— А что! Дельно говоришь, жена! Чтецов только надо побезопасней выбрать. Виктор прижал к себе Элину и первый раз за сутки улыбнулся.

На следующий день после обеда в кабинете зама уже сидели вы-званные посыльным кандидаты в ораторы, и Синельников проводил с ними

разъяснительно-вербовочную работу:

— Откажетесь выступать — лишу премии! А согласитесь, то лично от

меня получите по кон-вер-тику плюс день к отпуску. Не обижу. Ну, чего вы бои-18

тесь? И всего-то делов — прочитаете по бумажке, что я там напишу. Народ по-шлепает вам ладошками. Потом добро пожаловать к банкету, на который вы, как выступающие, естественно, приглашены.

Старый рабочий Потапов и воспитательница детского сада Мария

Сергеевна, не сказавшие пока ни одного слова, переглянулись, вздохнули и

кивнули. Согласные, значит.

— Ну и отлично, — потер руки Виктор Григорьевич. Сейчас по рабочим

местам, а вечером, после работы, ко мне на репетицию.

Выбору выступающих предшествовал серьезный разговор с Прохоровым.

— Согласен с кандидатурой Потапова, Виктор. Старожил, уважают его опять

же. Мужик он и так не очень многословный, а тут совсем оробеет, со сцены-то.

Думаю, за пределы бумажки не выйдет. Главное, проследи, чтобы не принял для

храбрости перед выступлением. Прикрепи пару активистов, и пусть даже в туалет

его водят. Второй должна быть женщина. У нас, как ты знаешь, демократия. Ну, так

вот. Есть там на твоем участке одна воспиталочка в детсадике, Мария Смирнова.

Она к нам всего год назад на заработки приехала. Значит, многому набраться еще