— Тогда я, наверное, пойду, — говорю я.

Кейн кивает, поднимается, выводит меня из дома на крыльцо, проводит мимо Грега, который по-прежнему бренчит на гитаре и даже не удосуживается сказать мне «до свидания», и подводит к моей машине, припаркованной у обочины рядом с парадным входом. И с улыбкой целует меня в обе щеки.

— Спокойной ночи, дорогая, — произносит он. — Будь осторожна.

В ответ я тоже улыбаюсь.

— Так я позвоню завтра по поводу телефонов? — спрашиваю я, и это звучит скорее как просьба, а не как утверждение.

Он отступает на шаг назад. На улице так темно, что я почти его не вижу.

— Да, дорогая, — отвечает он. — А пока спокойной ночи.

* * *

На следующее утро мне звонит на сотовый агент Линды Льюис и спрашивает, не смогу ли я провести интервью в полдень. Живет она недалеко от меня, а наш офис находится на другом конце города, поэтому я звоню Брайану, чтобы сказать, что мне нужно подготовиться к интервью дома, поэтому на работу я приду позже.

— Отлично, — отвечает он каким-то рассеянным голосом.

— Я закончила интервью с Кейном, — говорю я, удивляясь, с чего это я сообщаю ему то, что и не собиралась обсуждать.

— Хорошо-хорошо, — говорит он, и я понимаю, что у него в кабинете сейчас находится человек, который представляет для него гораздо больший интерес, чем болтовня со мной.

Но я не собираюсь отпускать его, не удостоверившись, что он по-прежнему на моей стороне.

— Кстати, я вчера случайно встретила Тима Бромли, — продолжаю я.

Это, видимо, на секунду отвлекло Брайана.

— В самом деле? Передавай ему привет, — отвечает он. Ублюдок! Он даже не слушает меня.

Я решаю проверить, есть ли ему до меня хоть малейшее дело.

— Так до завтра, — говорю я, хотя только что сказала, что приду днем.

— До завтра, — отвечает он и кладет трубку.

Уставившись на телефон, я думаю о том, как же мне хочется позвонить сейчас Стефани и рассказать ей про Кейна, про Линду Льюис и про случайно отхваченный выходной, и тут мне становится грустно.

Я ставлю диск Линды Льюис и на полную громкость врубаю «Грешницу». А вдруг Линда Льюис станет моей новой лучшей подругой?

— Это была настоящая трагедия, — говорит Линда, ее лицо мрачнеет, на глазах появляются слезинки и капают ей на колени. — Я была уничтожена.

Ну вот. На первом же интервью моя собеседница разрыдалась в моем присутствии. А я всего лишь задала невинный вопрос, о какой кошке идет речь в четвертой песне на диске; оказалось, что Маргаритку (так звали кошку) сбило машиной, ну а больше она ничего не смогла сказать и расплакалась. Не то что бы мне хотелось стать еще одной Барбарой Уолтерс или одна из моих целей заключалась в том, чтобы доводить людей до слез, но, согласитесь, если вы задали простой вопрос и человек разрыдался, значит, что-то пошло не так. У меня появляется порыв обнять ее, но после вчерашнего поцелуя с Кейном я стараюсь не забывать, что не следует переходить грань, существующую между репортером и собеседником.

Я осторожно пытаюсь вывести Линду на более приятные темы для обсуждения, к примеру, тот момент, когда ей предложили сделать студийную запись, когда она впервые услышала «Грешницу» по радио, и каково это — купаться в лучах славы, которую она вполне заслужила. Линда оживляется и начинает засыпать меня анекдотами и делиться со мной мыслями, которые я с ней полностью разделяю: об ее отношении к боссам (у нее, в отличие от других людей, нет врожденного уважения к вышестоящим, из-за чего она постоянно попадает в неприятности), к собственной сексуальности (если она просто обняла кого-то, это вовсе не означает, что она не феминистка). И почти во всем, что она говорит, я угадываю собственный ход мыслей. «Господи, да я запала на эту женщину, в платоническом смысле этого слова», — думаю я, слушая о том, что ей нравится вкус соленого и сладкого одновременно, и, когда ей хочется побаловать себя чем-то особенным, она, сидя в кино, добавляет в свой поп-корн масло «Милк дадс», а ведь я делаю то же самое лет с десяти!

— Я тоже! — взвизгиваю я уже в тридцать третий раз за время интервью.

— Поразительно, — с улыбкой говорит Линда. — У нас очень много общего.

«Ей правда интересно со мной, — отмечаю я, — в отличие от всех остальных, у которых я брала интервью: они только притворялись, что заинтересованы, а на самом деле только и думали о том, как бы сунуть свой язык мне в рот».

Я настолько очарована тем, о чем она мне рассказывает, что даже не обращаю внимания на некоторые детали: например, что она позакрывала почти все комнаты в доме и не желает говорить, замужем она или нет. Я прихожу к выводу, что те поразительные ответы, которые она дает на любые вопросы, вполне компенсируют все недостатки будущей статьи.

Вопрос о возрасте я приберегаю на самый конец: я всегда так делаю, когда подозреваю, что это больное место.

— Дело в том, что в «Эбсолютли фэбьюлос» крайне озабочены тем, чтобы размещать в каждой статье возраст человека, — говорю я.

Глаза Линды широко распахиваются, и она смотрит на меня совершенно безумным взглядом.

— Я никогда не раскрываю, сколько мне лет, — отвечает она.

— Значит, Тина вам ничего не сказала об этом? — спрашиваю я, хотя и без того уже прекрасно знаю ответ. Чертовы агенты. Линда качает головой.

— А я сказала ей по телефону, что это очень важно.

И от Линды вдруг начинает веять холодом, это уже не то добродушное создание, которым она была несколько секунд назад.

— Я никогда не говорю, сколько мне лет, — снова отвечает она. — Так и передайте своему редактору.

Я делаю глубокий вдох.

— Но дело в том, что в «Эбсолютли фэбьюлос», — осторожно начинаю я, — не принимают подобных ответов. Мы обязаны получить от людей эти сведения.

— Это просто смешно! — отрезает она и, тут же догадавшись, как грубо это прозвучало, улыбается. — Отлично. Тогда просто скажите, что мне около тридцати.

— Если я не узнаю точный возраст, они просто посмотрят его в данных отдела статистики. — Я произношу эту фразу очень тихим голосом, чуть ли не шепотом. Но у этой женщины слух дрессированной собаки.

— По данным отдела статистики?! — взвизгивает она. — Разве это законно?

И, улыбаясь ей, я отчаянно надеюсь, что эта нелепая загвоздка из-за возраста не нанесет необратимый урон тому, что мне представлялось дружбой до гроба.

— Послушайте, лично я на вашей стороне, — говорю я. — Я тоже думаю, что это смешно. Просто у «Эбсолютли фэбьюлос» свои правила, и людям приходится им подчиняться. — Я снова улыбаюсь. — Вы выглядите просто потрясающе, — продолжаю я, но так, чтобы она не решила, будто я на нее давлю. — И потом, возраст — это всего лишь цифры.

И, метнув взгляд в пол, я думаю о том, как мне сейчас необходимо закурить. Когда же я снова поднимаю взгляд, то опять вижу на глазах у Линды слезы. Только на этот раз я встревожена гораздо меньше.

— Вы не можете от меня этого требовать, Амелия, — говорит она, вдруг потянувшись и схватив меня за руку. — Я не могу допустить, чтобы кто-то узнал, сколько мне лет. Пусть лучше статьи не будет, чем в ней будет указан мой возраст.

* * *

Пока я брала у Линды интервью, Брайан прислал мне сообщение, что моя статья с Кейном вошла в тиражный план и что мне нужно подготовить ее в течение двадцати четырех часов. Голос Брайана звучит отчужденно, и ему все равно, что мне придется не спать теперь всю ночь для того, чтобы вышла статья.

По счастью, Алекс, как обычно, доступен и всегда готов. И так же, как всегда, строго придерживается своей «двухграммовой» политики. В одиночестве я обычно употребляю только один грамм, но если у меня их два, то могу и два. Разумеется, Алекс давно все это вычислил. Но все же для наркоторговца он весьма и весьма надежен, поэтому я всегда покупаю у него две дозы, вторую из которых прячу с глаз своих долой, чтоб не забабахать за ночь сразу все. Но мне никак не удается придумать такое место, где я могла бы спрятать «алекса» и сразу же про него забыть. Видимо, потому, что моя квартира размером со спичечный коробок.