Воня затихла — она обдумывала это предложение.
— Профессор-инвалид… — прошептала Воня и спросила: — Мякушка, это твой напарник?
— Мой, — ответил Мяк.
Воня приблизилась к пришельцу и оглядела его с ног до головы.
— Так он у вас совсем голый! Плащик на рубашку — смёрзнет в зиму-то!
— Смёрзнет, лысый глаз, точно смёрзнет, — согласился небритый.
— А я отвечай? — продолжила Воня.
— А как же, ты и отвечай, лысый глаз! Твой постоялец — ты и отвечай, — прохрипел небритый.
Воня пробралась к комоду, где горела свеча, смахнула со столешницы какие-то крошки и заявила:
— А где фанфарик?
— Ну вот, Мяк, и напарника твоего, лысый глаз, определили! — заметил небритый.
Когда очередной фанфарик опустел, он изрёк:
— Профессор у нас скромняга, лысый глаз. Фанфарик почти не потребляет, и целей у него, лысый глаз, нету.
Профессор, заикаясь, ответил:
— Цель у меня есть.
— Слышь, Воня, у Профессора цель есть! Фанфарик не любит, а цель есть, лысый глаз! — Небритый посмотрел на пустой стакан, затем взглянул на бутылку и, облокотившись о столешницу, продолжил: — А что я говорил — цель у всех должна быть! Вот возьми нашего Мяка. Как есть подлец, а цель у него есть. — Небритый повернулся в сторону Мяка и спросил: — Мяк, цель у тебя есть?
Мяк высунулся из-за пришельца, прищурился, глядя на догорающую свечу, и ответил:
— Моя цель известна.
— Конечно известна, лысый глаз! — прохрипел небритый. — А некоторые не понимают. Вот возьми Профессора — он не понимает. Профессор, ты понимаешь? — Небритый приподнял голову, зыркнул на пришельца и, снова уронив её, просипел: — Свеча гаснет. Потом темнота.
Воня, озираясь, оторвалась от комода, направилась к полкам, заставленным разнообразным хламом, долго что-то там перебирала, шуршала бумагой и коробками, нашла свечу и вернулась на место.
— Мякушка, поменяй, — еле выговаривая, произнесла она и положила новую свечу рядом с затухающей.
Мяк засветил вторую свечу, приладил её рядом со старой — и в Вониных владениях стало светлее.
— Мусьё приходил? — спросил Мяк и, не получив ответа, решил вопрос не повторять.
«Наверное, о Злыке они ничего не знают», — подумал Мяк и затих.
Через минуту со стороны пришельца он услышал шёпот:
— Здесь я могу… — Пришелец, как обычно, запнулся и с трудом продолжил: — Могу отдохнуть?
— Да, — тихо ответил Мяк.
— А вы? — продолжил пришелец.
Мяк мельком оглядел Вонины «хоромы», взглянул на задремавшего небритого и одутловатое лицо хозяйки, погасил огарок и ответил:
— А мы уйдём к Нуде. Там просторнее.
— А я буду с ней? — спросил пришелец.
— Да, — сухо ответил Мяк и повторил: — Да, с Воней. Так будет теплее.
Пришелец удручённо кивнул, хотел что-то спросить, но передумал, покопался в карманах плаща и выложил на столешницу ключ от замка.
— Вот моя цель, — медленно произнёс он и осторожно, но с удовольствием потрогал его ладонью.
Мяк с любопытством осмотрел ключ и, не найдя в нём ничего диковинного, удивлённо спросил:
— Вы хотите ограбить чей-нибудь дом?
— Нет, — заикаясь ответил пришелец и добавил: — Я хочу вернуться.
— Вернуться? — переспросил Мяк.
Пришелец несколько раз кивнул и загрустил. Он ещё некоторое время смотрел на ключ, затем бережно, но довольно быстро схватил его, словно опасался, что кто-то может его опередить. Спрятал ключ в карман и произнёс:
— Вернуться.
— Куда? — недоумённо спросил Мяк.
Пришелец проверил, на месте ли ключ, и тихо ответил:
— Туда, где был.
— Где был, — повторил Мяк и задумался: «Хочу ли я туда, где был?»
Он вспомнил клинику, санаторий, контору, жену и своих пацанов. Вспомнил то далёкое время, когда казалось, что всё вокруг так хорошо, что счастье бытия не кончится никогда, и даже если где-то рядом случались трагедии и горюшко-горе мелькало невдалеке, то всё хорошее окружение разрушиться не может. Оно будет его защищать долго-долго, и даже там, за горизонтом детства и юности.
Пришелец внимательно взглянул на Мяка и, почувствовав, что тот глубоко о чём-то задумался, спросил:
— А ваша… — Он снова запнулся и, напрягшись, закончил вопрос:
— Какая цель?
— У меня — либертория, — тихо ответил Мяк и добавил: — Нам пора. — Он потряс небритого за плечо и повторил: — Нам пора.
Воня очнулась от фанфарного послевкусия, потеребила бурелом волос, потянулась и изрекла:
— Мусьё ему одежду достанет. Вы только фанфарики несите.
Небритый кашлянул, поднял голову, обвёл тусклым взглядом компанию и прохрипел:
— Цель должна быть, лысый глаз, и порядок! Вот у тебя, Воня, беспорядок есть, а где цель?
— Фу ты, ну ты, опять за своё! Идите уж. С Профессором сама справлюсь.
Воня двинулась к дивану и, повторяя одни и те же слова — «Фу ты, ну ты», — закончила свой поход фразой: «Тута мягко и тёпло, только фанфарик не забудьте».
Под ногами при каждом шаге хрустели замёрзший снег и лёд. Они прошли мусорку, сделали несколько поворотов мимо кирпичных развалин. Небритый уже несколько раз запинался, скользил и, если бы не поддержка Мяка, готов был рухнуть плашмя наземь.
— Ты, Мяк, держи меня, лысый глаз! Сверзнемся в этой темноте, лысый глаз, до Нуды не дойдём!
Когда они подобрались к самому лазу, небритый проворчал:
— Бродим ночью, лысый глаз, и ты говоришь, это твоя цель. Подлец ты, Мяк, после этого!
— Ага, — согласился Мяк и протиснулся внутрь.
У Нуды горел свет. Сам хозяин и Мусьё полулежали на матрасах и о чём-то спорили.
— А вот и Мяк. Можешь сам у него спросить, как хоронили Злыку. — Мусьё приподнялся с матраса и подмигнул Мяку.
Мяк остановился у стола. Небритый плюхнулся в своё кресло и устало спросил:
— Какие похороны, лысый глаз? Дайте закусить!
Нуда засуетился внизу, неуклюже поднялся и ответил:
— Сейчас чего-нибудь придумаем.
Он с головой залез в большой железный ящик, что-то долго там перекладывал, затем достал коробку и вытащил из неё засохший батон белого хлеба.
— Вот, — Нуда положил съестное на стол и произнёс: — Старенький, но ещё есть можно.
Небритый с трудом отломил кусок от батона и принялся его грызть. Ещё не прожевав первую порцию, он прохрипел:
— Похороны? Это где? Ты, Мусьё, толком бы объяснил!
Мусьё сел на матрасе, вопросительно взглянул на Мяка и выпалил:
— Мы с Мяком похоронили Злыку.
— Зачем Злыку хоронить? — пробурчал небритый. — Делать вам больше нечего, лысый глаз!
Мусьё возбуждённо махнул рукой, встал и, волнуясь, объяснил:
— Злыка совсем умер. Мяк это проверил. Вот мы и хоронили. Мяк, скажи?
— Да, хоронили, — ответил Мяк.
Нуда закачал головой и протараторил:
— Злыку жалко. Ой, Злыка! Мог бы, мог бы… Ой, жалко!
— Не тарахти, — прохрипел небритый. — Не тарахти, лысый глаз! Злыку, конечно, жалко. Но зачем он попёрся в маркет? Живёшь на мусорке — живи. Не лезь не в своё, а Злыку жалко, лысый глаз.
Небритый потихоньку употребил полбатона, откинулся в кресле и продолжил рассуждения.
— Злыка безобидный был, только не умный, лысый глаз. Старших не слушал. Не слушал — а надо бы, а вот цели имел. На мусорке все цели его. А в маркете всё не для него, лысый глаз. Вот ты, Нуда, где свои цели имеешь?
Нуда хотел было что-то ответить, но небритый продолжил свою мысль:
— На базе — там у тебя цели. Там и просрочку добыть можешь, и никуда в другие места тебя не тянет. Правильно я говорю, лысый глаз?
Нуда встрепенулся и успел сказать:
— Да, на базе…
— А вот возьмите Мусьё. Ты, Мусьё, слышишь? О тебе говорят, лысый глаз! — Небритый повернулся в сторону Мусьё и неодобрительно хмыкнул. — У тебя тоже цели есть. Тряпичник ты, лысый глаз, Мусьё! И весь ты в этом.
Небритый замолк, и все подумали, что он иссяк в своих рассуждениях и что можно немного отдохнуть от потока хрипящих звуков, но небритый и не думал останавливаться.