— Осторожно, — начал Велес, — у людей обычно целая жизнь, чтоб освоится с этим. У тебя пара минут, и харэ тебе.
— Чё?
— И так, давай быстро. Я тебя вселю в тело дворянина. Проснешься — будь готов шевелиться, не будь тормозом. Понял?
— Понял. Не дурак же.
Прежде, чем я успел ещё чего-то спросить, Велес отпихнул меня вниз, в чёрную бездну. Тьма поглотила меня. Сознание снова куда-то уплыло.
Надеюсь я справлюсь.
****
Проснулся. Осознал, что я всё ещё в теле крестьянина.
Утро застало меня в лодке. Зябко лежал, как холодный обрубок мяса.
Ноги и руки — как деревянные доски, всё промокло до костей. Красное лицо, глаза в огне.
Где-то там, вдалеке, торчали берега, но мне было пофиг.
«Что угодно, лишь бы подальше от тех козлов,» — подумал я, растягивая в улыбке онемевшие от холода губы.
На свету дня решил рассмотреть труп дворянина получше. Парень лет пятнадцати, максимум двадцати. Светлые волосы, челюсть кубарем.
Глядя на свое отражение в воде, до меня дошло: «Что-то мы с ним как две капли воды.»
Но, конечно, это невозможно, ведь он — благородный наследник, а я — просто долбанный бездельник.
Маленький рост, бледная кожа, большая голова, асимметричные черты лица.
От плохого питания началась какая-то бяка, благодаря которой цвет кожи удивительно напоминал несвежего упыря. То есть тело крестьянина мало чем отличалось от трупа дворянина.
Хотя, если честно, сейчас у меня в карманах больше золота, чем у него в аристократических штанах. Может, стоит его труп обыскать сначала?
Вероятно, это был Новгородец. На его безымянном пальце блестел золотой перстень в виде щита, с хищной птицей посредине.
«Ну да, Кречетов же....»
Рукоять меча в виде птицы, фамильный перстень с птицей. Прямо какое-то тотемное животное или родовой фамильяр.
«Наверняка, зело знатный вельможа,» — подумал я, присваивая богатства нового друга.
Надо быть поосторожнее с этими вещами и особо не светить. Если кто увидит, то начнут спрашивать. Ведь наверняка его уже ищут. У знатного аристократа всегда есть кому позаботится о нем.
Кстати, что та девка на берегу кряхтела про кольцо?
«Оставь себе кольцо, а мне писюльку дай», — вот, что она скозанула.
Значит, та писюлька была ей дороже золотого кольца. Где, кстати, это блевотное письмо? Пощёлкал по его пижамке.
«Ага, нашёл вот в нагрудном кармане.»
Вытащив конверт, пригляделся ближе. Спасибо вощёной бумаге, внутри, скорее всего тоже сухо.
На этом конверте что-то было написано, но блин, я-то не разберу. Прошлый хозяин моего тела не умел читать буковки.
Зато на конверте та же гербовая печать рода Кречетовых.
За ночь этот труп стал каким-то зелёно-голубым, с белыми пятнами тут и там. От этого гнилого месива воняло, будто сам дьявол срал в угол лодки.
— Ну, а пинжак с отливом заберу, — промолвил я ему. — И сапоги тоже. Надеюсь, ты, черт возьми, не возражаешь.
Труп ответил мне какой-то тупой ухмылкой. Всю ночь так пролежал — лыбясь в небо, бедолага.
Боже, какой кошмар! Серьезно, я был вынужден сломать обе его руки, прежде чем снять кожаный дублет.
Задача не для слабаков.
На снятие его сапог я потратил больше времени, чем на свой последний случайный секс. То есть где-то две минуты.
По итогам кровавой борьбы, когда солнце поднялось в небо — вонь стала невыносимой. Даже самый жадный ублюдок не смог бы вынести так долго.
«А я жадный? Да. К тому же циничный и эгоистичный.»
Когда, наконец, сбросил этого улыбающегося кадавра в реку, у меня в животе закрутило. Воняло, как в аду.
Я умылся водой, жалея, что сбросил труп раньше, чем подумал попить. Скорее всего, теперь вода отравлена трупным ядом. Так что не буду рисковать.
Среди других недостатков побега было еще и то, что у меня теперь нет еды. Нет, правда, лучше я погрызу золотые монеты, чем снова переживать этот ад. Или хотя бы сапоги.
Лодка рвалась вперед, ветер раздувал паруса, а я сидел, обхватившись за живот, и осматривал добро мертвяка.
И жаль, что не могу прочитать, написанное на конверте и само письмо. Я даже не вскрывал его. Наверняка там что-то важное, раз за ним гонялись трое киллеров-шмиллеров.
Вспомнил про его сумку. Открыл её, а там — свиток, замазанный воском, и что-то еще. Воды, как обычно, ни капли.
Набил эту суму монетами, выгребая из своих карманов и худых башмаков.
Потом всунул ноги в новые сапоги. Кожа мягкая, как лоно любовницы, но с запахом хуже, чем у последней.
Старые башмаки тут же выкинул за борт.
Потом подрулил курс и всё время держал путь на остров.
В конце концов, наткнулся на скалистый берег. Камни вбивались в воду, словно гвозди в дерево — острые и безжалостные.
Лицо чесалось, губы трескались от обезвоживания. На этой маленькой лодке не было места, где можно укрыться от солнца. Тени — ноль.
Ну и, конечно, лодке нравилось набирать воду, будто она жаждала моего горького конца. По крайне мере одна девушка мне так и сказала.
Дырка с течью была одна и не представляла проблем. Вытащив сопливый платок я заткнул её как сумел.
Но не успел отдохнуть, как еще две дыры вылезли на свет. Эта старая лодка разваливалась прямо на моих глазах.
Неудивительно, что её бросили.
Настроение у меня испортилось. Еще и воды нет. Отдал бы весь свой золотой запас за каплю чистой воды. Просто надо выбраться на сушу, где-то там должна быть вода.
Только причалить к острову негде.
На берегу камни, размером с бабушкин дом. Острые, как мой язык после бутылки виски. Базальтовые горы, на которые даже пташка не смогла бы нассать без разбега.
Я медленно кружил вокруг острова, глядя, как вода заливает мою лодку, и при этом проклиная всё, что только можно.
Камни сменились галькой, будто природа решила пощадить меня и сделать приличный пляж, на котором я мог бы умереть.
Лодка едва дотянула до берега.
*****
[Усадьба дяди]
Через распахнутое окно проникал гул Новгорода Великого. Городок, на реке Волхов, неподалеку от Ильменского озера.
В солнечный день появилось много людей с севера, приехавших сюда торговать.
«Дюже хорошо,» — подумал Всеволод Кречетов, глядя на макушку крепостной девки.
Её голова ходила вверх-вниз.
Вот где настоящее блаженство — своя деревушка с холопами. Благодать...
— Ну давай, голубушка, почти... — Он вздохнул, почувствовав, как волны сладкой истомы охватывают его. — ...продолжай, двигай язычком.
Судорога перетекла в лёгкую дрожь, и он молил всех чертей сразу, пытаясь выжать из себя этот грёбаный экстаз.
Как назло, за дверью кто-то пришел:
— Где барин? — Спросил Лютый у слуги, стоящего перед дверью.
— Быстрее, — прошептал Всеволод молодой девке, слегка ударяя кулаком по макушке. Почти приехали, нечистая сила.
Сладость возбуждения бурлила внутри, и Всеволод закрыл глаза, погружаясь в момент. Его грязные ногти впивались в бедро, пока девка творила непотребство чмокающими звуками.
Дверь распахнулась, и вошел Лютый с полуулыбкой на варяжском лице. Всеволод Кречетов отпрянул, девка освободила уста и облизнула губы.
— Барин.
Всеволод, не веря своим глазам, наблюдал, как его огурчик скукоживается. Он переводил взгляд с изумленного лица девки на своего дружинника. Ощущение исчезло.
— Мой господин... — начал Лютый.
— Убирайтесь! Все убирайтесь нахрен сейчас же! — Рявкнул Всеволод, обрывая его на полуслове, и отправляя обнаженную девушку за дверь.
«У неё отличная задница,» — подумал он, глядя, как она убегает. — «В следующий раз попробую....»
Он молча подтянул штаны и доковылял до стола, на котором ранее оставил свой кубок с медом. Залпом допил остатки и рыгнул.
— Есть несколько неотложных дел, — сказал Лютый, нисколько не успокоив его нервы.
— Какие дела, леший тебя задери?