Он закрыл глаза, старательно воспроизводя образ. Красина первая увидела картинку, возникшую в сознании сначала размытым облаком, затем сложившуюся в более ясные очертания.

— Моллюск… раковина… — произнесла она, не разбираясь в биологии, но мигом вспомнив предположение профессора Чудова.

— Наверное, так, — согласился Керан, не открывая глаз. — Близко к этому.

Черновол замер с ножом в руке над вскрытой банкой ставриды в масле. Вид темно-зеленого океана перед мысленным взором был чертячьи великолепен. Сквозь слои темных туч падали веером красноватые лучи чужого солнца. В заливе между ноздреватых скал покачивалось на волнах исполинское нечто… Нечто очень похожее на проклятый звездолет, унесший его с Земли. О гипотезе Чудова Черновол не знал, как не знал и самого профессора. Но когда до него дошла мысль, что кафравский корабль в прошлом живое существо — исполинский моллюск с далекой планеты — Тараса поразило чувство, какое, наверное, испытывали дикари перед видом необъяснимого величественного явления природы.

— Ну и хренотень! — выдавил он, часто хлопая ресницами. — Извините, но если это осмыслить полнее, то того, — он присвистнул, — свихнуться можно. Хотя, от чего ж нет? И такое может быть, если принять космос как эту… бесконечность. Скажи, друг, если это все, — Черновол описал кончиком ножа замысловатую дугу, — большая морская улитка, то откуда в ней такие хитрые люки? Свет откуда? Двигатели, что нас волокут через пространство? И прочее, прочее откуда?

— Раковины росли долго. Тысячи циклов. Поглощая из океана соли и органику, строя свое огромное тело. Тысячи циклов, — подчеркнул кеброа. — Кафравцы много позже научились использовать их как почти готовые корпуса для сверхвместительных звездолетов, переняв идею у ганзи-да. Корпус покрывали слоями особой пленки, внутри устанавливали двигатели, навигационные приборы и системы жизнеобеспечения, прокладывали коммуникации. Но главное, корпус, на который требовалось много материалов и труда, им предоставляла сама природа. Так они и построили первые колониальные корабли. Каждый корабль вмещал всего в достатке, чтобы лететь долго-долго к цели и основать планетарную колонию. Это далекая история. Вам не интересно. Теперь Кафраве такие огромные корабли не нужны: Кафрава узнала секрет гиперпространственного перехода и им достаточно небольших, но быстрых звездолетов, способных совершить за один цикл десятки рейсов. Орден Посол Смысла Живого потеряла прежнее значения и ушел в тень, хотя еще имеет влияние и распоряжается частью старых кораблей. Видимо, мы на одном из них. Может быть главном, раз он назван… Кахор Нэ Роош… — последние три слова он прорычал.

— Попробуешь наших харчей? — Черновол прищурился, отправляя в рот кусочек масляной ставридки. За много лет непоседливой жизни есть с ножа он приноровился: ни одна сочная капля не смочила черную курчавую бороду. — Это тебе не листики да корешки со стен глодать. По-нашему это лакомство — рыба, — он попытался представить с мечтательной улыбкой жирного карася, бьющегося на лесе у самого бережка. Принял ли этот образ чудной кеброа или нет — его дело.

— Мало попробую, — согласился неожиданно для землян Керан Жоут Эмати. Может, отказываться от угощения считалось неприличным у расы длинношерстых, а может, он изголодался так, что готов был жевать мох с кусками пенолита.

— Прошу, уважаемый Керан Жоут Эмати, — Ирина подсела к инопланетянину ближе, вовсе потеряв страх и не замечая взгляд Лугина из-под сросшихся бровей, сердитый точно у волка. За неимением хлеба, она положила немного раскрошившейся рыбы на галету и протянула кеброа.

Тот принял, угощение исчезло в широком рту. Пожевал, сглотнул. При этом Керан не выразил ни недовольства, ни восхищения вкусом пищи, будто все четыре цикла он то и делал, что питался ставридой в масле.

— Может, водочки тяпнешь? — в шутку предложил Черновол, извлекая бутылку «Путинки». — Это по-вашему Це два Аш пять О Аш. Разумел?

— Не буду, — инопланетянин с осторожностью втянул ноздрями крепкий спиртной дух.

— Не уважаешь, что ли? — рассмеялся Тарас. — Ладно, не серчай. Это так: дурь земная, сугубо человеческая. Иначе говоря, элемент культуры.

— А я не откажусь, — решился Лугин, склонившись к мысли, что от чужака вряд ли ждать неприятностей. На всякий случай козлобой он положил под правую руку, ровно так чтоб ствол смотрел взглядом смерти на длинношерстого. Принял у Ирины три ломтика «Одесской» колбасы, истончавшей, сморщившейся в холодном чреве Кахор Нэ Роош, кусочек ставриды и маслины, соблазнительно блестящие на пластиковой тарелочке, возле маслин изрядно подсохший сыр. Черновола предупредил: — Пятьдесят грамм — больше не наливай.

Сперва непонятно было, пошла ли водка впрок. Провалилась теплой струйкой внутрь, приятно обожгла порожний желудок, и в затылке отдалось иголочками. Так обычно бывает, когда по-звериному голоден, много часов на ногах и на нервах; когда жизнь и смерть больше не кажутся разительно противоположными понятиями, и грани между ними нет. Нет вообще ничего кроме безвременья, в котором ты застрял, делая механически какие-то движения — к ним тебя толкает не разум, а тупые инстинкты. Но вот растворилась вроде водочка, всего небольшая порция, и как-то обозначилась грань та, что между былью и небылью. В душу чуть прилило теплоты и смысла, за этим понимание, что выгоднее все-таки жить и находить в жизни хоть маленькие крупицы радости, бережно хранить память о них. Значит, впрок водочка.

Лугин принялся есть, забыв на миг о присутствии кеброа, дав малость волю жадности. «Одесская», высохшая, едва подававшаяся зубам, казалась самым превосходным лакомством во вселенной, а сыр исчезал во рту, оставляя неповторимое послевкусие. Да, вот такая она, земная еда… Скоро о ней останутся лишь воспоминания.

Красина, коснувшись кроссовком ноги мичмана, наблюдала с милым прищуром за его лицом, суровым, небритым, так поглощенным пиршеством. Сергей не сразу почувствовал ее взгляд, а как прочувствовал, так смутился точно мальчишка.

— Ешь, ешь, — сказала Ирина, пожевывая кусочек сыра, держа в руке пластиковый стаканчик с недопитой водкой.

Лугину не нашлось, что ответить. Не говорить же ей, мол, спасибо, барышня, за заботу. Если бы они оказались бы наедине, то он бы без всяких слов, прижал ее к себе, чтобы видеть в самой желанной близости прищур серых глаз, ставших такими добрыми, ласковыми к нему. Но здесь был Тарас, — да бог с ним — и Керан… — как его по батюшке? — Жоут Эмати, а еще тысячи проблем, развязаться с которыми не получится никогда.

— Послухай, Керан, — Сергей бросил в рот маслину и внимательно посмотрел на длинношерстого. — Я тебе расскажу сейчас одну очень хреновую историю. А ты вникай, и хорошенько думай. Может, сам выводы сделаешь и для нас что-то прояснишь.

Как не старался Лугин быть кратким и внятным, рассказ об астероиде, направлявшимся к Земле, о появлении инопланетных звездолетов вышел долгим. Более часа объяснял он кеброа суть тех горестных для Земли событий. Поведал об известных деталях соглашении между правительствами большинства стран и кафравцами по эвакуации с гибнущей планеты. Рассказ мичмана с большой охотой дополняла Красина, знавшая множество интересных и важных нюансов. Черновол все это время помалкивал, разделывая на куске полиэтилена овощи, похожие на те, которыми сам питался в биотронах под Нововладимирском. Еще он поглядывал на бутылку «Столичной», початую и так сиротливо стоявшую возле пустой консервной банки, что, в конце концов, не выдержал, выдавил сдавленное, сердечное «Эх!» и плеснул себе немного в стаканчик.

— Что скажешь, кеброа, могли кафры при желании отвернуть астероид? — спросил Лугин, закончив рассказ о трагедии родной планеты.

— Да, — телепатически отозвался Керан. Несколько минут он сидел в задумчивости, покачивая вправо-влево головой, и скрестив длинные лапы на груди.

— Есть версии, почему не сделали? Мы думаем, что кафры сами заботливо толкнули на нас астероид, — высказал всем известную версию Лугин.