– Ну вот почему ты за него всё решаешь? Марк взрослый состоявшийся мужчина, он сам решит нужен ли ему ребёнок. Еще год назад я был бы точно уверен, что нет, но сейчас… Своим обманом ты его оттолкнешь навсегда и не факт, что он простит тебя когда-то.

Сейчас, я знала, что Малиновский был прав. Шанс, что Марк поймет и простит, будет минимальным, но пойти против своих принципов я не могла. Скажи я Марку, что беременна, он бы положил всё к моим ногам, но он так и не смог бы дать самого главного – полноценную законную семью. Как бы он разрывался между долгом перед своей женой и нашим ребёнком? Это была бы неразбериха, все тыкали бы в нас пальцами, мы были бы неполноценной семьёй. Стоило ли оно того? Не думаю. Подумаю об этом позже.

Всю ночь я ворочалась и переживала, моя совесть не спала со мной, я вспоминала все разговоры, все события и очень себя накрутила. Как итог, ни одна масочка для лица не помогла скрыть синяки под глазами, и на работе меня упрекнули в плохой внешнем виде и потратили кучу времени на макияж.

Мой агент Кармен подошла ко мне, когда я переодевалась после съемки.

– Милана, нужно поговорить.

– Да, конечно, говори, я слушаю.

Кармен сделала жалобное, но строгое лицо.

– Милана, все мы понимаем, что ты беременна и все дела, но твоя фигура и образ идет в разрез с требованиями заказчика, поэтому мы не можем больше с тобой работать. Мы не прощаемся навсегда, но сейчас ты не вписываешься в нашу концепцию, прости. Как оправишься после родов – приходи, будем ждать.

– Подожди, – я выдохнула сквозь слёзы, но их я показывать не собиралась, – ты разрываешь со мной контракт? Как мне быть сейчас, вы единственные с кем я работаю пока, и я приехала, потому что мне предложили работу именно беременной. И всех всё устраивало. А сейчас уже нет?

– Милана, – Кармен жестко усмехнулась, – это бизнес. Если ты не вписываешься в систему, тебя исключают из неё. Никто не будет держать тебя из жалости! Чисто по-человечески, мы тебе заплатим небольшую неустойку, но на этом всё. Мы не разрываем полностью контракт, а приостанавливаем на неопределенный срок. Подойди к Жюли, она отдаст тебе конверт. И да, поторопись, у нас следующая съемка начинается, ты мешаешь.

И она развернулась и ушла.

Я выдохнула и присела. Новости были так себе. У меня были сбережения, но они быстро уйдут на оплату жилья, в Париже оно очень дорогое, мой район был не самый дорогой, но и не бюджетный. Возможно, стоит задуматься о переезде, но я привыкла к этой крохотной, но уютной квартирке.

Я решила не сдаваться и отправляла своё резюме всем подряд. Но в течение двух недель мне приходили одни отказы. Арман также не смог помочь, почему-то все агенства мне отказывали, фотографы не хотели со мной работать и вдобавок ко всему, я постоянно отекала, поэтому выглядела правда ужасно.

С Клодетт мы редко виделись, она периодически путешествовала. Марк писал мне, но я редко отвечала, я просто не знала, что ему сказать и себя лишний раз терзать и скрывать о себе информацию очень утомляло.

Был уже восьмой месяц беременности, деньги с неустойки уже давно закончились, я экономила как могла и просто выживала, но никому не рассказывала о своих финансовых трудностях. Единственным не стабильным источником дохода, который меня хоть как-то поддерживал, были рекламы с социальных сетей. Но платили мне минимально, а приходилось много тестировать разной косметики, очень дешевой, что негативно сказывалось на моей кожи, вызывая аллергии. Поэтому я перестала тестировать её на себе и просто рекламировала всё подряд, ловя кучу хейта в свой адрес.

Я постоянно обследовалась у врачей, беременность протекала хорошо и близилась заветная дата. Страховка во Франции стоила огромных денег, которых у меня нет, а нужно было готовиться к родам заранее, плюс покупать все принадлежности для больницы и дату. Сумку я собрала еще на пятом месяце, скрипя сердцем, так как стала очень суеверной и очень боялась сглазить что-либо. Меня часто сопровождали приступы паники и одиночества, я боялась остаться совсем одна, Арман из-за плотного графика не мог в ближайший год приехать во Францию, мама общалась со мной прохладно, и точно бы не приехала сюда, у неё даже загранпаспорта не было.

Сидя вечером на диване, я почувствовала боль в животе и не на шутку испугалась. Моё одиночество психологически давило, я очень нервничала, чего категорически делать нельзя было. Я увидела немного крови и безумно испугалась. На ходу, одеваясь и вызывая скорую, я пыталась на своём далеком от совершенства французском, объяснить им что со мной происходит.

Cкорая приехала не очень быстро, но выбора не было, не на такси же было ехать. Кое-что из вещей я успела хватить, несмотря на боль. В машине я вырубилась и очнулась только спустя пару часов. Испуганно подскочив в кровати, увидела, как входит доктор. Он попытался меня успокоить.

– Мы положим Вас на сохранение, чтобы избежать повторного кровотечения, произошли изменения в шейке матки. Думаю, все будет прекрасно, не стоит больше беспокоиться. Больше отдыхайте, хорошо питайтесь, Вас есть кому навестить?

Я прикусила губу и покачала головой. В мои планы не входило целый месяц отлеживаться. Я никогда не тратила столько времени впустую. Будет время выучить язык и сойти с ума от одиночества. Я написала Клодетт, что в больнице, она обещала меня навестить. Ну хоть кто-то…

Я находилась в государственном роддоме, но все услуги были недешевыми, и я понимала, что сейчас без работы просто не потяну такую сумму. Назад пути нет, мне нужна помощь. Я написала Артуру, рассказав всё в деталях. Спустя час он мне перезвонил.

– Милана, ты чем думаешь вообще? Как ты оказалась в государственном роддоме, да еще и без денег? Что происходит.

Я выдохнула – я само спокойствие.

– Артур, и без твоих нравоучений тошно, у меня нет работы, моих сбережений хватит только на аренду квартиры, роды для иностранцев я не потяну здесь. Так уж вышло, мне нужны деньги взаймы, я заработаю и всё верну. Просто, – я сглотнула, – мне не к кому обратиться сейчас. Либо брать кредит, но не думаю, что мне его дадут…

Артур тяжело вздохнул.

– Ну какой кредит, о чём ты? Я выезжаю к тебе сейчас, – я хотела начать сопротивляться, но он меня перебил. – Это не обсуждается даже. Дождись меня.

И он сбросил звонок.

Было неприятно чувствовать себя какой-то провинившейся школьницей, но ситуация безвыходная. Малиновскому я звонить не собиралась, просто не могла себя заставить.

Артур прилетел спустя сутки. C мешками под глазами, уставший, раздраженный, он с порога кинулся ко мне. Я заранее предупредила, что ко мне придут, поэтому его впустили сразу. Я ожидала, что Артур будет зол и сейчас выплеснет весь свой гнев на меня, ведь ему пришлось сорваться, бросить работу и приехать ко мне. Но он сделал, что-то неожиданное, он обнял меня крепко. Без осуждений, без полоскания мозга, как мои родители, без криков, без навязывания своего мнения. Просто обнял и я заплакала, впервые за долгое время. Иногда не нужно быть сильной, нужно просто почувствовать себя женщиной, слабой и беззащитной.