«Мы не выйдем из этого номера, пока ты не признаешься в связи с Мартыновым», – сказал он тогда.

Так и получилось. Я провела в его номере больше суток. Умирала от беспокойства за маму. У неё была назначена операция на среду, и я должна была находиться рядом, но Рустам не выпускал меня.

Мне пришлось соврать, что я расскажу правду только Адэму Берку. Он был партнером моего шефа и недавно женился на его единственной дочери. Мне доводилось часто контактировать с мужчиной. И я была убеждена в его благоразумии. Он владел информацией и мог проверить, что мой отец, Тагир Озаки, действительно был в числе тех, на кого обрушилась плита на стройке.

Рустама удалось убедить, только когда Адэм приехал в Варшаву. Спокойно выслушав меня, Берк просмотрел всю информацию и убедился в правдивости моих слов.

– Кажется, она говорит правду, Рус, – я услышала голос Адэма в комнате, прилегающей к гостиной.

Я провела на диване всю ночь, было страшно сомкнуть глаза от того, что я находилась в одном номере с Рустамом. От его присутствия все мои нервные окончания были оголены. Я была истощена как физически, так и морально.

Меня распирало от стыда, что пришлось рассказать мужчинам, как я подмешивала капли.

– Она самая гнусная лгунья. Я думал, что хуже Мирай не может быть никого, но эта переплюнула даже ее, – послышался голос Рустама, искаженный гневом.

Я помнила, что он был мягче, плавучее. Мои щеки вспыхнули. Прикрыв глаза, я села обратно на диван. Мирай – так звали его жену. Не знаю, почему он сравнил меня с ней. Да и разбираться не хотелось. Я была подписана на девушку в социальных сетях.

Она вела одну из самых известных и модных каналов про светскую жизнь. Красивая и высокомерная до невозможности. Я не знала, зачем я стала следить за ней, но это произошло после нашего столкновения с Рустамом в лифте.

После, я увидела их вместе на мероприятии по презентации жилого комплекса, которую устраивала наша компания. Они были такой красивой парой, что от восхищения захватывало дух.

– Рустам, ты сделал самое главное – нашел ее, с остальным разберется следствие. Нужно передать ее властям, – ответил ему Адэм Берк.

У меня все заледенело внутри. Конечно, я знала, что все этим кончится, но я не могла оставить маму одну перед операцией.

Как только Адэм покинул номер, я сразу бросилась умолять Рустама. Уверяла его, что напишу чистосердечное признание и понесу любое наказание, но только после того, как мама придет в себя после операции.

– Думаешь, ты стоишь того, чтобы идти у тебя на поводу? Почему я должен жалеть твою мать, если ты моего отца не пожалела?

Конечно, он был прав. Я понимала, что слишком многого прошу, и он вовсе не обязан давать мне время. Но я не могла перестать умолять.

– Пожалуйста, – не удержавшись, я взяла его за руку. – Пожалуйста, Рустам, возможно, я больше никогда не увижу маму. Я не знаю, проживет ли она пятнадцать-двадцать лет. Скорее всего, она не дождется моего освобождения. Позвольте мне попрощаться с ней. Я расскажу ей все после операции и сразу уеду с вами.

Выдернув свою руку из моей, он уставился на нее шокировано. Пока я держала его за кисть, мои ладони вспотели. Рустам перевел на меня взгляд, от которого по моей спине табуном пробежали мурашки.

– Хорошо! – гневно бросил он. Мне показалось, что он злится больше на себя, чем на меня.

Мы поехали в клинику. Маму уже забрали на операцию. Должно быть, она переживала из-за того, что я не приходила к ней два дня. Я думала о том, как объясню ей все и расскажу, что вынуждена уехать.

Тогда я еще не знала, какое тяжкое наказание мне было вынесено высшим судом. Мама умерла, и ничего хуже для меня быть не могло.

Стряхиваю с себя воспоминания и возвращаюсь в гостиную. Сглатываю ком в горле и смотрю на фото, оставленные со вчерашней ночи на полу. Я долго не могла уснуть. Рассматривала наши семейные фотографии и вспоминала дни, проведенные с родителями. Их было не мало. Я поздний и единственный ребенок в семье. Мама с папой баловали меня и отдавали всю свою любовь и внимание мне.

Чтобы вновь не погружаться в прошлое, я собираю все фото обратно в коробку и закрываю ее.

Сегодня третий день моего пребывания в этом доме. С тех пор, как Рустам оставил меня тут, он больше не появлялся. На следующий день приехал незнакомый мне мужчина. Он оставил множество пакетов, сообщил, что они от господина Низами и ушел.

В одних пакетах были продукты и гигиенические принадлежности. В других – женские вещи. Пару джинсовых брюк, базовые футболки, майки и нижнее белье. Все самое необходимое. Я не знала, как поступить. Чувствовала себя неловко от того, что Рустам тратит на меня свои деньги. Спрятав свою гордость подальше, я приняла помощь.

Написала ему сообщение, что возмещу все, когда найду работу. Мое сообщение Рустам прочитал, но проигнорировал. Я побродила по дому, приготовила себе еду. Нервничала каждую секунду от того, что мужчина мог появится в любую минуту. Но время шло, а его не было. Я не знала, что это значит. Радоваться мне или нет.

В этом доме я чувствую себя как в клетке. Даже прогулка по пляжу не может изменить этих ощущений. Устав от неведения и вечного режима ожидания, я нахожу документы, что мне выдали при освобождении. Изучаю их детально. Выписываю адрес социального учреждения, где мне предстоит стать волонтером. Решаю, что пора поехать туда.

Внутри меня бушует жгучая обида и злость. Сжимаю глаза, чтобы не дать волю слезам.

Только этого не хватало! Не смей жалеть себя!

Чтобы отвлечься, я оглядываю камеру, в которой нахожусь уже более пяти часов. За стеной слышится шум и бурная деятельность полицейских.

Недалеко от меня на скамейке громко похрапывает мужчина. Судя по зловонию, что исходит от него, он человек без определенного места жительства и ему здесь вполне комфортно. Он спит все время, пока я тут нахожусь. В камере только я и он, соседние койки пустуют. Отвожу от него взгляд, приподнимаю голову к потолку и вновь зажмуриваюсь.

Как я могла оказаться в такой ситуации?!

Всего пару недель назад я стала социальным работником в доме престарелых. Все шло так благополучно. Мне нравилось там бывать. Я приятно удивилась тому, как внутри все красиво обустроено и ухоженно. Раньше мне всегда казалось, что подобные учреждения унылые и заброшенные, как и сами старики. Но я ошиблась. Многие из них довольно бодрые, милые и счастливые люди.

Я не заметила, как привыкла к этому месту и его жителям. В мои обязанности входило помогать тем постояльцам, кто не мог самостоятельно принимать пищу, одеваться и купаться. Находясь там, я забывала обо всем на свете, переставала чувствовать себя одинокой. Большинство стариков любили поболтать. Они с удовольствием делились историями из своей жизни. Я слушала их с большим интересом.

Благодаря этому месту у меня появилось чувство нужности и значимости. А когда мне предложили официально устроиться в дом престарелых – моей радости не было предела. Искать другую работу совершенно не хотелось.

Домой, точнее в дом, где меня поселил Рустам, я возвращалась с большой неохотой. Радовало одно – сам он не появлялся и больше не давал о себе знать. Наша последняя встреча была той ночью, когда он привел меня сюда. Сначала я ломала голову над его мотивами и ждала подвоха, но время шло, и я решила просто отпустить ситуацию и не накручивать себя.

Дорога до загородного дома Рустам занимает очень много времени. Поэтому вчера я решила не ехать обратно, а остаться ночевать в «Пристанище» – так называется дом престарелых.

Глубокой ночью я проснулась от шума в соседней палате. Вышла в коридор и сквозь открытые двери увидела, как одна из медсестер плохо обращается со старушкой. Она не просто бранила женщину, а грубо стаскивала ее с кровати, чтобы сменить белье, которое та испортила, страдая недержанием.

При очередном толчке от медсестры старушка споткнулась и упала. Я бросилась в палату и накричала на сотрудницу. Она недавно вышла с отпуска, и я знала её не так хорошо, как остальных. Мне впервые пришлось столкнуться с таким ужасным отношением персонала к старикам. Другие работники были очень вежливы и не позволяли себе такого обращения.