– Не знаю, каких и сколько мужчин ты знала, но я не воюю с женщинами. Отец учил нас относится к ним как к святым.

Глава 4.

Проснувшись, я не сразу понимаю, где нахожусь. Трудно поверить в происходящее, когда долгие годы ты открывала глаза и не видела ничего, кроме серых пошарпанных стен.

Сейчас же моему взору открывается окно, из которого доносится шум прибоя. Я слышу, что море беспокойное и тревожное. Оно такое с тех пор, как я поселилась в этом доме.

Встаю с кровати, зачарованно наблюдаю за тем, как ветер играет с белоснежной занавеской, заставляя ее извиваться в диком танце. Комната пропитана свежим морским воздухом. Я втягиваю его аромат в себя и задерживаю дыхание.

Не знаю, придет ли день, когда я смогу привыкнуть к своей свободе. Пока что это плохо получается. Меня все время преследует ощущение, что это всего лишь иллюзия, мираж. Возможно, мой рассудок заблудился в одном из выдуманных миров.

Неважно, что меня выпустили из-под заключения – я все ещё нахожусь в заточении внутри себя. Мне трудно выражать эмоции и ясно мыслить.

При разговоре Рустам сказал: «Достаточно того, что ты сама осознаешь, кто ты такая, и сжираешь себя изнутри». Его слова попали в цель. Все эти годы я тонула в болоте осуждения и сожаления из-за того, что совершила. Меня разрушало осознание, что я, ослепленная ненавистью, лишила человека жизни.

Хмурюсь от своих мыслей, вспоминая своего начальника. Он был человеком, который протягивает руку помощи в сложный момент. Только узнала я об этом, когда было слишком поздно.

Отношение Мураза Низами ко мне и к другим сотрудникам посеяло во мне сомнение, которое начало грызть изнутри. Он не был похож на бессовестного и расчетливого человека, который строил свой бизнес на крови.

Однажды он застал меня в слезах. Я только вернулась из клиники, где доктор сообщил, что маме требуется дорогостоящая операция. Я была в таком отчаянии, что не смогла скрыть эмоции и заплакала прямо на рабочем месте. Дома мне нельзя было давать слабину, я должна была оставаться сильной в глазах мамы.

Увидев мои покрасневшие глаза, шеф стал расспрашивать меня о том, что случилось. Мне необходимо было высказаться, излить кому-то душу, и он стал этим человеком. Выслушав меня, он пообещал, что поможет.

Уже на следующий день со мной связались из фонда и сообщили, что готовы помочь и взяться за лечение моей мамы. Тогда я словно очнулась ото сна. Все мои представления о мужчине лопнули как мыльный пузырь. Я начала просматривать документы, нашла в архивах компании все отчеты о том несчастном случае на стройке.

Оказалось, что плита обрушилась из-за неправильно установленных прицепов на кран. Было следствие, и люди, ответственные за это, понесли наказание в виде лишения свободы. Я нашла отчеты, в которых говорилось о выплатах семьям погибших. Увидела доказательство того, что дядя получил деньги за смерть папы, и мой мир рухнул.

Я поняла, какую чудовищную ошибку совершала. Шесть месяцев я давала сильнодействующее сердечно-сосудистое лекарство невиновному человеку. Его выписали маме, и купить можно было строго по рецепту. Я знала, что если принимать его будет здоровый человек, то оно может вызвать инфаркт.

Как только я узнала правду, сразу перестала травить шефа. И была рада, что все обошлось. Но спустя месяц известие о смерти начальника, как гром средь ясного неба обрушилось на мою голову.

Находясь в страхе и панике, я бежала из страны. Понимала, что в любой момент меня могут раскрыть. Мама уже была в Польше и начала терапию перед операцией. Мне нужно было находится рядом с ней.

Первое время я не могла уснуть. Стоило закрыть глаза, как погибший всплывал перед ними. А если и удавалось уснуть, то просыпалась я в холодном поту. Меня не покидало чувство, что за мной гонятся и преследуют.

Сейчас, возвращаясь назад, я думаю о том, как я могла совершить подобное? Что руководило мной? И в голову ничего не приходит, кроме мистики. Может быть, молва о том, что дьявол живет среди нас и проникает к нам в душу, правдива? Я была словно одержима и поглощена темнотой.

Грудь будто наполняется свинцом. Чувство вины вызывает головокружение и нехватку воздуха. Прохожу в ванную комнату. Залезаю под душ и включаю холодную воду. Хочу, чтобы она остудила вспыхнувшее внутри пламя. Встаю под струи воды.

Я считаю, что заслужила оставшуюся жизнь провести за решёткой. Поэтому до сих пор не могу понять мотивов Рустама Низами. Он должен презирать меня и стараться разрушить мою жизнь. Но делает противоположное.

Может благородство у него в крови.

Подсказывает внутренний голос.

Покидая душевую кабинку, я продолжаю думать обо всем, что произошло со мной. Прокручиваю в голове слова Рустама, каждую его фразу. Разбираю их по смысловой нагрузке, по буквам. Ищу подтекст.

Вступаю в спор с собой. Часть меня хочет верить ему. Верить, что он действительно «рыцарь». Но другая часть хохочет над собственной наивностью. Не стоит обманываться – я виновата в смерти его отца, и он определенно преследует какую-то цель. Ещё в студенчестве я получила урок, что не стоить верить словам мужчины. Они умеют искусно лгать, чтобы достичь своей цели. Заполучить то, чего хотят.

Я прекрасно помню, каким свирепым и грозным был Рустам в Варшаве. Да, он не раскрыл меня перед мамой. Но после… Отвез в отель, где остановился и устроил настоящий допрос. Всю дорогу в такси я чувствовала мощную волну гнева, исходящую от него. Я боялась лишний раз вздохнуть.

– Сейчас ты мне все расскажешь, – втолкнув меня в номер, процедил мужчина.

– Вы и так все знаете, раз нашли меня, – трясущимся голосом ответила я.

Слезы начали душить меня: это были слезы облегчения из-за того, что меня нашли. Я где-то читала, что преступник хочет быть пойманным. Наверное, и я этого желала. Все это время во мне жил страх. Я постоянно оборачивалась назад, а по ночам казалось, что в комнате кто-то находится. И вот, наконец-то я поймана.

– Сколько? Сколько тебе, мерзавке, заплатил Мартынов, чтобы убрать моего отца? – двинувшись ко мне, зарычал мужчина.

Он схватил меня за запястье и силой усадил в кресло. Захват его пальцев причинял боль, от чего я поморщилась.

– Отвечай! – нависая надо мной и не выпуская моей руки, произнес он.

Я плохо соображала. Фамилия, что он озвучил, была мне знакома. Я проработала в компании Константина Мартынова около восемнадцати месяцев, но не могла сообразить, почему мужчина думает, что Костя как-то причастен к моему поступку.

– Я не совсем понимаю, причем здесь Константин Мартынов? – стараясь высвободить свою руку из его пальцев, спросила я.

Захват мужчины стал настолько сильным, что мне казалось, сейчас мои кости треснут.

– За твоими актерскими способностями, девушка, я уже понаблюдал, – с презрением и насмешкой бросил он. – Притворяться и лгать ты отлично умеешь.

Он сверлил меня взглядом. Я же думала, что вот-вот потеряю сознание от боли, что он причинял мне. Поняв это, мужчина отбросил мою руку и продолжил, сев у моих ног на карточки.

– Не думай, что со мной это прокатит. Если не начнешь рассказывать правду, мы вернемся к твоей матери. Думаю, при ней ты станешь разговорчивее.

– Нет, пожалуйста, мама не должна знать, – его угроза подействовала на меня.

Сердце начало биться с такой силой, что отдавалось в ушах. Испугавшись, что он может исполнить свою угрозу, я начала сбивчиво рассказывать ему о случившемся. О том, что это была чудовищная ошибка.

Пока я говорила, его взгляд становился все тяжелее, и я приходила в дикий ужас. Мне казалось, что его руки сейчас сойдутся на моей шее и свернут её. Нужно отдать ему должное, он больше не трогал меня физически, но его взгляды и слова вонзались в тело, как кинжалы.

Я чувствовала, какая угроза исходит от него, и страх сковывал все внутренности. Я не могла заставить его поверить себе. Убедить, что ни на кого не работаю. Он не верил, что я травила его отца из-за мести.