Я занял предложенное мне место. Спина хотела ощутить опору, но вальяжное возлежание в кресле никак не соответствовало характеру ожидаемой беседы, и я заставил себя сидеть прямо. Это было замечено и даже одобрено легким кивком.
Развернувшись всем корпусом к своей vis-a-vis я ждал начала. Александра же сидела, опустив голову, сцепив пальцы рук в замок и, казалось, не могла решиться произнести первые слова. Я уже приготовился помочь ей в этом, но она справилась сама. Аккуратно положила на колени изящные кисти с одним лишь вдовьим кольцом на безымянном пальце левой руки, подняла на меня свои прекрасные голубые глаза и произнесла чарующим голосом:
— Вольдемар, я еще раз приношу вам извинения за свое поведение во время нашей последней встречи. Я была непозволительно резка и чудовищно бестактна. Простите меня за это.
— Я охотно прощаю вас. Тем более, что ваши тогдашние поступки были в большинстве своем обусловлены потрясением, которое вы испытали, получив ответ на свой вопрос. Я так же могу отнести это на счет обычной реакции любого человека, мир которого внезапно начинает рушиться.
— Мир начинает рушиться? Интересная метафора. Думаю, я понимаю, о чем вы хотите этим сказать. Но не могли бы вы все же пояснить свою мысль?
— Извольте. Я не знаю о вас практически ничего, но смею предположить, что вы воспитывались в каком-нибудь частном пансионате. И что нравы в этом заведении были весьма суровы.
— Вы угадали, — удивилась Александра. — Интересно, каким образом?
— Я расскажу вам об этом, но позже. А сейчас позвольте мне продолжить логическую цепочку.
Моя собеседница на миг согласно приопустила ресницы.
— Так вот: насколько мне известно, в подобных заведениях, особенно в тех, что расположены на островах Британии, тема взаимоотношений полов строжайше табуирована. А в некоторых, на мой взгляд, особо извращенных, сама мысль о возможности получения плотских удовольствий является крамольной. Это неудивительно, если вспомнить, что большинство англичан протестанты и проповедают пуританство. Я понимаю, что эта ветвь христианства возникла в противовес чрезмерно разгульной жизни католических священиков шестнадцатого-семнадцатого веков. Но такая крайность, хоть, возможно, и спасает души от греха, но при этом изрядно вредит здоровью людей.
Вот как? — заинтересовалась баронесса. — И у вас есть доказательства тому?
— Разумеется. Я сейчас не стану вас утомлять лекцией по анатомии и физиологии человека, но спросите любого практикующего врача, и он расскажет вам о естественных физиологических процессах, проходящих в каждом человеческом теле. Стоит заметить, что в норме у всех женщин мира, независимо от их вероисповедания, цвета кожи или сословия тело устроено абсолютно одинаково. На один и тот же внешний раздражитель одинаково реагируют что дикарка из африканского племени Мумба-Юмба, что особа королевских кровей.
— Но дворяне тем и отличаются от черни, что способны контролировать реакции своего тела!
— Люди, которых вы называете чернью, тоже в состоянии контролировать свои реакции. Но, в отличие от вас, их этому никто не учил. Впрочем, я не о том.
— А о чем же?
— О том, что ваш личный опыт, приобретенный сравнительно недавно, вдребезги разносит внушенные вам ранее догмы. Вы лишились опоры, чувства внутренней правоты и сейчас не знаете, за что уцепиться, чтобы подтвердить или окончательно опровергнуть правила, по которым жили до сих пор.
Лицо баронессы на секунду вспыхнуло. Гневом? Стыдом? В тускловатом свете я не успел этого рассмотреть: она резко, даже слишком резко вскочила на ноги и, отвернувшись от меня, отошла на пару шагов. Я тоже был вынужден подняться.
— Вы неправы, Вольдемар — резко заявила Александра. Слишком резко, чтобы я ей поверил.
Она стояла спиной ко мне, обхватив себя руками. Очень прямая, очень напряженная. У меня возникло ощущение, что я своими выводами слишком точно попал в цель, и этим причинил ей боль. Пришлось исправляться.
— Александра, наш разговор, очевидно, пошел совсем не туда. Может, попробуем начать с начала? В этом случае у нас есть шанс прийти к чему-нибудь иному.
— Хорошо.
Женщина обернулась ко мне так же резко, как недавно отворачивалась. Она улыбалась, но как-то неестественно. Было очевидно, что нервное напряжение никуда не делось, хоть она и старалась его скрыть…
— Хотите вина?
— Пожалуй, — согласился я.
Баронесса взяла с комода серебряный колокольчик и позвонила. Через минуту все та же горничная вкатила сервировочный столик. Вино, бокалы, закуски — все, что полагается.
Я открыл бутылку, разлил вино. Сейчас, в полутемной комнате, оно казалось почти черным.
— Возьмите!
Я протянул один из бокалов баронессе. Она взяла его, и пальцы наши на секунду соприкоснулись. Рука ее непроизвольно дернулась, едва не расплескав напиток.
— Вольдемар!
Голос женщины не дрожал, она говорила вполне уверенно. Но руки — они выдавали охватившее её волнение.
— Я хочу перейти с вами на «ты».
Я слегка поклонился:
— Ваше желание закон.
— Тогда… давайте выпьем брудершафт.
— С удовольствием!
Я отвечал бодро и вообще постарался выразить восторг. Но внутренне при этом насторожился: нет ли здесь какой-либо ловушки? Мы скрестили руки, выпили каждый по бокалу весьма неплохого вина — не хуже, чем у помещицы Томилиной — и баронесса, запрокинув голову и закрыв глаза, потянулась губами мне навстречу.
На этот раз поцелуй был полноценный. Крепкий, глубокий и неожиданно вкусный. Я забыл о своих опасениях и отдался процессу со всей страстью. Одной рукой я придерживал Александру за талию, в другой мешался пустой бокал. Со звоном разбилось об пол стекло, и тут же шею мою обвили две тонкие руки. А и правильно. Я разжал пальцы, мысленно произнес: «к счастью» и прижал женщину к себе.
Сколько мы так простояли, я не знаю. Но когда Александра, наконец, оторвалась от меня, глаза ее были затуманены ничуть не меньше, чем на прошлом вечере. Не знаю, до чего бы мы дошли этой ночью с таким-то стартом. Но и это было, как мне показалось, немалым успехом. Чуть отдышавшись, она собралась было что-то сказать, но тут в дверь постучали:
— Александра Ильинична! Тут господин Вернезьев пожаловали.
Глава 12
— Александра Ильинична!
Горничная опасливо сунулась в будуар, боясь увидеть лишнее.
— Да слышу я! — с досадой отмахнулась баронесса. — Вели сказать, что я уже легла. Пусть приходит завтра, и не раньше полудня.
Она и без того не слишком жаловала пресловутого господина Вернезьева, а после такой выходки, наверное, может и вовсе отказать ему от дома. Хотя, если хорошенько подумать, вряд ли. То, как баронет вел себя на балу, как демонстрировал фамильярные отношения с Сердобиной, наводит на мысль, что либо его держат в качестве запасного варианта, либо он имеет некие рычаги влияния на баронессу. Во втором случае она, хоть и против желания, вынуждена терпеть рядом с собой этого человека. А то и выполнять для него какие-то поручения. И сдается мне, что второй вариант ближе к истине.
Отправив прислугу, Александра повернулась ко мне. Лицо ее выражало разочарование. Еще бы: романтический флёр тайного свидания, сокровенное переживание первого чувственного поцелуя — все растаяло без следа. Можно, конечно, попытаться восстановить утраченную атмосферу интимной близости, но мне было видно, что нынче уже ничего не выйдет. Не сказать, чтобы я сильно расстроился, но и досадовать было отчего: намечалось нечто интересное, может даже перспективное. В конце концов, брак княжича Тенишева с довольно богатой баронессой Сердобиной не самый плохой вариант. А старый князь даже при наилучшем уходе протянет не слишком долго: год, много два.
— Ах, Вольдемар, — извиняющимся тоном произнесла баронесса, потупив глаза. — Поверь, мне очень жаль, что возникла эта досадная помеха. Но…
— Я понимаю, Александра.
Мне действительно были понятны ее мотивы. Судя по всему, она к сегодняшней нашей встрече тщательно готовилась. И наверняка настраивала себя на… на многое, если удержаться от пошлости. И, соответственно, многого ожидала. Можно даже не сомневаться: сейчас в ее эмоциях превалирует негодование по отношению к человеку, который своим появлением разрушил ее планы. Какая уж тут любовь! Но вот решится ли она еще на одну попытку? В подобной ситуации трудно что-то предсказывать. А мне-то самому хотелось бы довести дело до конца?
