Фридрих Вильгельм I стремился преодолеть эти трудности, сделав службу в постоянной армии юридически обязательной для всех своих подданных. Обязанность защищать страну в чрезвычайных ситуациях посредством службы в местных ополчениях была принята еще со времен Тридцатилетней войны и получила юридическую силу в соответствии с постановлением 1701 года. Однако система ополчения никогда не применялась регулярно, временные формирования как резерв для постоянной армии были неэффективны, а зачисление в ополчение слишком часто служило предлогом для уклонения от службы в регулярных войсках. По этой причине Фридрих Вильгельм в первый год своего правления упразднил существующие организации ополчения и одновременно постановил, что любой, кто покинет королевство, чтобы избежать службы в регулярной армии, будет считаться дезертиром. По внутреннему смыслу этот декрет устанавливал принцип всеобщей воинской повинности²¹.

В течение следующих двадцати лет другие распоряжения упорядочили процедуру рекрутчины, кульминацией стали указы 1732–1733 годов, установившие основные черты того, что получило название прусской кантональной системы. Каждому полку в армии назначался определенный призывной округ или кантон, все юноши округа зачислялись в полковой рекрутский список, а когда квоты не удавалось заполнить посредством добровольного зачисления, нехватка компенсировалась за счет подходящих кандидатов в списках.

Хотя все последующие приказы о кантонах подтверждали всеобщую воинскую повинность и хотя эта повинность стала общепринятой в обычном праве, ни Фридрих Вильгельм I, ни его преемники не пытались сделать что-либо близкое к всеобщему призыву прусских подданных. На практике делались либеральные исключения в интересах торговли, промышленности и государственной службы, вся высшая прослойка общества, включая наиболее зажиточных ремесленников и рабочих на предприятиях, представляющих интерес для государства, от повинности освобождалась, а бремя это легло почти исключительно на батраков и менее зажиточных крестьян²². Более того, даже этим призывникам предоставлялись весьма щедрые отпуска. В целях охраны интересов крупных землевладельцев крестьян-призывников каждую весну после двухмесячной строевой подготовки освобождали от действительной службы, и, таким образом, в мирное время армия в полном составе существовала только в апреле и мае²³.

Даже при таком ограниченном применении кантональная система была заметным нововведением. Это обеспечило армии то, что фактически представляло собой большой обученный резерв, который можно было быстро мобилизовать в случае необходимости. Это также произвело важное изменение в самом характере военного строительства, поскольку, несмотря на большое количество иностранных наемников на службе, армия теперь, по крайней мере во время войны, должна была быть преимущественно национальной по составу. Наконец – и это не менее важно – общепринятая конвенция о всеобщей воинской обязанности послужила необходимой основой для полной реорганизации прусской армии, воплотившейся в жизнь в наполеоновский период²⁴.

Столь же важной, как и кантональная система, была успешная попытка короля убедить пойти на службу в армию свою знать. В гордых и свирепых баронах своих походов он узнавал воинские доблести, в которых нуждалось государство, и ясно понимал, что эти сельские лорды были естественными вождями крестьянских юношей, подлежащих теперь военной службе. Одной лишь муштрой и дисциплиной людей в армию не сплотить. Как писал Хинтце, фундамент должен быть подготовлен «устойчивыми идеями и концепциями, наследуемыми и культивируемыми и подтвержденными традицией»²⁵. Чтобы интегрировать сельские массы в свое войско, Фридрих Вильгельм полагался на своих юнкеров, чья служба в офицерском корпусе эффективно внедряла в армию отношения между офицером и солдатом, подобные традиционным отношениям в сельском обществе.

Примирение аристократии с короной началось при Великом курфюрсте, путь к нему открыл компромисс 1653 года. Тем не менее, несмотря на личный престиж курфюрста и преимущества, которые он желал предложить, поступившие к нему на службу дворяне продолжали сопротивляться, в особенности в Восточной Пруссии, и Фридрих Вильгельм I решил это сопротивление преодолеть по причинам как политического, так и военного порядка.

«Я разрушу власть юнкеров, – сказал он однажды, – и утвержу самодержавие как незыблемую опору»²⁶. В начале своего правления он запретил дворянам поступать на дипломатическую службу. В то же время он приказал составить списки всех молодых дворян в возрасте от 12 до 18 лет и на их основании лично отобрал тех, кого следовало принять в кадетский корпус в Берлине, служивший воротами к офицерскому званию. Какое-то время эта практика встречала ожесточенное сопротивление, в особенности в Восточной Пруссии, где кое-кто из незадачливых кандидатов пытался доказать, что они не принадлежали к прусской знати и, следовательно, непригодны для службы, в то время как другие искали спасения в бегстве. Но король не терпел подобных уверток и не гнушался посылать полицейских агентов или войсковые отряды, чтобы схватить предполагаемых офицеров и группами доставить их в Берлин.

К 1724 году во владениях Гогенцоллернов практически не было дворянской семьи, у которой сын не состоял бы в офицерском корпусе, а к 1740 году свою личную битву король выиграл. Скорее всего, не столько в результате готовности применить силу, сколько солидных преимуществ, которые он давал своей знати. Сыновьям семей, за душой у которых иногда гордости в наличии было больше, чем денежных средств, он предлагал образование, уровень жизни выше, чем тот, на который они могли бы рассчитывать в противном случае, возможность подняться до высоких военных и политических постов и непревзойденное социальное положение в государстве. Им предлагались и менее осязаемые, но, разумеется, не менее привлекательные преимущества связи с королем в почетном призвании на условиях полного социального равенства. В новом офицерском корпусе Фридрих Вильгельм носил такой же мундир, как и его капитаны и лейтенанты, за единственным исключением генералов ни один офицер не надевал знаки различия воинских званий, а правитель и его дворяне составляли закрытое общество, регулируемое законами профессиональной компетентности и феодальной чести. Неудивительно, что дворянство находило эту атмосферу близкой по духу и начинало считать службу, на которую пошло с неохотой, своей естественной профессией²⁷.

В то время как система кантонов и мобилизация дворянства для военных целей дали его армии национальную основу, которой у нее не было раньше, Фридрих Вильгельм продолжал следовать курсу, столь проницательно намеченному Великим курфюрстом, и продвигал единообразие и централизацию своих вооруженных сил. Форма и оружие были тщательно прописаны королем и его советниками. В 1714 году сам Фридрих Вильгельм написал самый первый всеобъемлющий пехотный устав, когда-либо изданный для армии, набор инструкций, который отныне регулировал каждый этап жизни солдата в гарнизоне и на поле боя. Изложенные в нем приемы обращения с оружием и тактические перестроения, а также бесконечная муштра, с которой они прививались войскам, придали пехоте Фридриха Вильгельма дотоле неведомые континентальным армиям гибкость и верность в маневрах и одновременно придали огню быстроту и точность, прославившие прусские армии во всей Европе при преемнике Фридриха Вильгельма²⁸.

Несмотря на всю важность, которую Фридрих Вильгельм придавал обладанию армией, применял он ее очень неохотно и тщательно избегал авантюр, способных поставить под угрозу безопасность любимых гренадеров. Не то что его сын. Еще до восшествия на престол принц, вошедший в историю как Фридрих Великий, раздражался бездеятельностью Пруссии и стыдился того, что, несмотря на ее силу, страну считают простой пешкой на европейской шахматной доске²⁹. В своих самых ранних работах он ясно дал понять, что образ Пруссии (la figure de la Prusse) необходимо исправить, если Пруссия хочет «стоять на собственных ногах и прославить имя своего короля»³⁰. В своем нынешнем состоянии Пруссия все еще оставалась гермафродитом, более курфюршеством, нежели королевством³¹, ее обширные провинции выказывали открытое приглашение для иностранной агрессии, требовалась консолидация, однако произвести ее возможно только за счет новых приобретений, а новые приобретения непременно повлекут за собой применение силы. Если это так, то Пруссия должна воспользоваться первой же представившейся возможностью, и Фридрих нашел ее в восшествии в 1740 году на австрийский престол Марии Терезии, проигнорировав юридические возражения своих министров или сомнения своих военных советников. Как другой великий воин прошлого, он вполне мог бы сказать: