«Ну отдыхай, так отдыхай, Эля». И с этими мыслями я плюхаюсь на кровать.

«Буду досыпать тогда».

Но, увы. Моим маленьким желаниям не суждено было сбыться. Ибо только я закрыла глаза, как в дверь постучали и вошли девушки. Или женщины? Неопределенного какого-то они возраста все. Все одинаково одеты в чепцах!

«Хи-хи! Надеюсь, на меня такой не напялят».

Подхватили под руки и повели из комнаты. И все это молча!

— Э, куда вы меня ведете? — возмущаюсь я.

А эти, в чепчиках, глаза на меня вытаращили, но молчат.

«Ну и фиг с вами! Я тоже буду молчать»!

А меня тем временем привели в какую-то комнату, в которой только лавка и всё. И давай раздевать.

— Э! — снова возмущаюсь. — Это зачем еще?

И вижу, что вносят лохань. Такую приличную, что мы там с девами этими неопределенного возраста все вместе, впятером поместиться сможем.

— Купаться, что ли? — спрашиваю. — Так бы сразу и сказали! Я и сама раздеться могу. И начинаю сама стягивать платье. У дев глаза становятся как блюдца.

«Да что ж они все глаза-то таращат»?! — Ладно, — смилостивилась я. — Раздевайте сами.

Те быстро раздели меня и в лохань эту меня поместили. И воду льют, и моют мне голову и меня саму… И каким-то приятно пахнущим чем-то натирают. Ну да, я столько времени ванну не принимала. И в мягкое полотенце, вернее, сказать, простынь, меня заворачивают. И уходят.

— И что?

Теперь я округляю глаза.

— А я чего так и буду тут в одной простыне сидеть?

Но вот они уже вернулись. Лохань уносят. А меня принимаются одевать.

«О, блин, это что, всё на меня напялят», — думаю, глядя на кучу всякой одежды.

«Ага, точно. Всё для меня. Да… Одевали меня дольше, чем раздевали. Оно и неудивительно. Сняли одно платье и мой, родной такой мой, комбинезон, а напялили — ой, не стоит перечислять, наверное. Это я так понимаю, наряд знатных дам у них считается. Вот как раньше в кино показывали, в исторических фильмах — платье в пол с кучей подъюбников. Корсет еще под него — неудобный, нафиг, какой-то! А вот белье мое нижнее было как-то откинуто брезгливо. И взамен ему напялили панталоны какие-то до колена почти. Фи! Ну а корсет, видать, вместо лифчика. М-да. И как ходить-то в этом? Я в том-то платье не раз запиналась. А тут»…

И повели меня обратно в комнату.

«О! А кровать-то перестелили! Привели, поклонились и испарились! Да уж. И чего мне? Как в таком прикиде спать-то? Изомну всё. И снять-то самой не получится. Сзади шнуровка».

Вздыхаю и подхожу к окну. Вернее, проему, его заменяющему. И снова на меня подуло ветерком. Ласково так. Я закрыла глаза, улыбнулась.

«Кх-м!» — раздалось над ухом.

Я подпрыгнула! Чуть на пол не свалилась, хорошо, стена рядом — за нее удержалась.

— Ну нельзя же так людей пугать! — возмутилась.

— Людей? — удивился старец.

«И как только он вошел, так тихо», — думаю?

— А можно узнать, чему ты так улыбаешься? — спрашивает.

— Так… — говорю. — Просто. Ветерок свежий из окна.

У него, смотрю, опять брови кверху лезут.

— А вы что подумали? Что, раз меня с принцем в кровати застали, то я потребую, чтоб он на мне женился! Дабы сохранить мою честь?!

— А ты сможешь потребовать?

— ЧЕ? Совсем что ли? На фига мне ваш принц сдался! — удивляюсь. — Мне бы домой как попасть… — добавляю я тихо.

Вот тут, смотрю, он уже удивляется.

— А домой — это куда? — спрашивает.

— Как куда? Домой на Землю! Э-э-э… Ну…

«Да чтоб тебя, как же мне ему объяснить-то», — думаю.

— Под землю? — меняется в лице он.

— Твою дивизию! Нет! Планета такая! Земля! — не выдержала я.

— А…

— Короче, далеко я отсюда живу! Очень далеко, — говорю я. — А, кстати, а где это мы?

— В смысле, где? — удивляется старец. — В Граде! Столице империи!

— А… ясно… — тяну я. — Хотя мне ничего не ясно.

— А что за империя? — спрашиваю.

— ?

— Ну, чья империя?

— Империя Аррилусов!

— ?

— А каков твой род? — тем временем спрашивает он.

«Женский»! — чуть не ляпнула я.

— В смысле? Кто мои родители, что ли? — исправляюсь.

— Не только. Твои предки? Они откуда?

— Так…

«С Земли»! — хотелось мне сказать, но вместо этого я промолчала.

— Ладно. Оставим твое рождение. Пока! — он сделал паузу. — Ответь-ка ты мне лучше на вопрос: как ты нашего принца в родовое гнездо вернула?

— Да откуда ж я знала, что он принц?!

— Это другой вопрос, — выдали мне.

— В смысле? — удивляюсь. — Вы чего, и вправду думаете, что я спецом принца спасала, чтобы он на мне женился?!

— Я спрашиваю. Пока только спрашиваю.

— Ну знаете ли! Я и обидеться могу! — и я отвернулась от него и уставилась в окно.

Правда, там ничего не было видно.

«Видать, высоко очень», — мелькает мысль.

А старец кашлянул. Я повернулась к нему.

— Да-а… — тянет он. — Ты правда не обычная человечка.

— Я не человечка, я человек, — машинально поправляю я.

— Почему ты о себе как о мужчине? — вскидывает снова брови старец.

— О-о-о… Э… Ну… — я не знаю, как ему объяснить. — Мужчина вы, а я женщина. А мы оба вместе человеки.

— Оба! Вместе?

— Да блин! Нет! Вы человек! И я человек! Просто вы человек мужчина, а я человек — женщина.

Он как-то странно на меня смотрит.

— Да… — тянет он. — Ты явно издалека…

— Да… Я…

— Но я дам тебе один совет! Молчи!

— Э…

— У нас не принято человечке, женщине, как ты называешь, говорить в присутствии вашества вообще! Да и в присутствии мужчин — с их разрешения только…

— Чего? — у меня отвисает челюсть.

«Так вот, — думаю, — почему они на меня пялились и пальцами тыкали»!

И вспомнила усмешку принца. Чтоб его. Не хватало еще о нем думать.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я.

Старец опять, видно, удивился, но промолчал и ушел.

«Вот ведь, молчать при принце! Что и за законы такие! Вообще рта открывать, что ли, нельзя?»

И вспоминаю девиц, которые и вправду все делали молча. Ни единого слова не проронив.

— Да, попала ты, Элечка! — вздыхаю.

8

Так провела я в гордом одиночестве три дня. Не, ко мне приходили конечно, но исключительно, чтоб покормить, переодеть, раздеть, одеть — короче только по необходимости. Из комнаты выходить одной не позволялось. Стоял на страже всегда человек за дверями. И в туалет меня водили как по расписанию. А я все думала, а вот если я захочу раньше в туалет, то как мне быть? В панталоны писать?! А ни

старец, ни принц, ни его дядя ко мне не являлись. В общем то я и не ожидала что ко мне сразу с распростертыми… Но все ж… Мне все вспоминалось как мы добирались до этой их империи. А ведь что самое смешное, мне на ум ведь приходила идея что он принц. И я над ней посмеялась только. А во поди ж ты…

И опять под вечер пришли служанки, мне так проще было их про себя называть, помогли мне раздеться. Одели на меня снова ночнушку — широкую, длинную рубаху, поклонились и вышли. А я долго не могла уснуть. Все лежала и разглядывала маленький шарик под потолком. Вот ведь прям как маленькое солнышко. И что самое интересное — светит ярче или гаснет, когда я этого хочу. Как в пещере у Лимиуса прямо. Жаль, хороший котейка. Так с мыслями о принце, коте и солнышке под потолком я и уснула.

И снился мне сон. Стою я на поляне, за моей спиной стоит Лимиус, а впереди меня принц. И вдруг подернулся принц фиолетовым сиянием и вырисовывается вместо него странный зверь — не то лев, не то медведь и расправляет за спиной крылья. А Лимиус шипит от увиденного. И они готовы броситься друг на друга. Но я встаю меж ними протягивая руки — одну к крылатому зверю, другую к коту. Свет срывается с моих рук и ударяет в них. Я вскрикиваю и. просыпаюсь.

— Присниться же!

А надо мной старец склонился!

— В-вы ч-чего? — спрашиваю испуганно.

— А ты чего? — было мне ответом.

— Я? Я вообще спала! А вы подкрались и склонились надо мной… — отвечаю подскакивая.