— ??

Мы тем временем зашли в сарай. В небольших гнездах сидели штук десять подросших драконят. На яйцах, мелькает догадка. Детишки привычно стали их стаскивать с гнезд и искать там яйца. А так как эти куры-драконы свои гнезда покидать отказывались, то детишки стало быть будут заняты некоторое время. Лимиус с интересом наблюдал, но сам участия в детских забавах не принимал. А мы тем временем принесли чистой воды и насыпали какой-то каши что ли, этим драконам. Мне так их птицами язык не поворачивается назвать. Надо ж додуматься, драконов как кур использовать! А вот они ж по идее вырастаю огромные. И хищники они.

— Арыся, — спрашиваю. — А они до какого размера у вас вырастают?

— А, так это, чуть побольше станут и сварим их уже…

— Э-э… А это не детеныши разве?

— Не, раз яйца несут — уже нет.

"Да странные у них драконы. Видно все наоборот здесь. Люди едят драконов. И какие-то они мелкие, драконы — в смысле".

— А если не несут — детеныши. Стало быть тот, что во дворе бегает — детеныш, — размышляю в слух я.

— Да нет. Взрослая уже должна быть. Только все ее сородичи, что с ней вылупились уже второе яйцо откладывают. А она — ни одного еще. Наверное сварим ее завтра.

— А может это мальчик. Мальчики ведь яйца не откладывают. Только девочки, — выдала я версию.

— Разве? Я думала это только у людей так. А у птиц — они все одинаковые.

— Нет. У любого вида всегда есть женская и мужская особь, — говорю я.

— А?

— Иначе бы они плодиться перестали. Так понятнее?

— Да не, из яиц новые вылупляются! Старые яйца высидят — новые вылупятся. Старых мы едим, пока молодые яйца несут. Потом они стали старыми и высидели новых. Так и есть всегда.

— А может того, что во дворе, оставить. Пусть растет. Детям вместо домашней зверушки, — мне стало жалко драконенка.

— Не, в дом точно не разрешат.

— Да в дом-то и не надо. Пусть в сарае растет. Просто не надо его в суп. Пожалуйста, — попросила я.

— Надо мамы спросить.

— О чем меня спросить? — появилась словно неоткуда Жива.

— Да вот ту птицу, что во дворе бегает, просят оставить как есть, — тут же отозвалась Арыся.

— Да… Эляживова, просто Эля, — улыбается Жива. — Вот не зря тебя Живова кличут! В живых оставила! А ведь сварили б ее.

— Его, — машинально поправила я.

— А?

— Ну, это мальчик! Потому он и яйца не откладывает, — поясняю я.

— А че у птиц так может быть? — в свою очередь удивляется Жива.

— Может! — подтверждаю.

— Ладно девы, я че пришла-т, пошли по домам.

— В смысле по домам? — я оторопела.

— Ну-у, в прямом. Эля тебя хотят все видеть. И может ты кому уже и помощь окажешь, — и уже обращаясь к Арысе. — А ты за мелкими присмотри. За всеми.

Но Лимиус видно сразу смекнул, что его хотят оставить тут и ухватился за мой подол платья, благо они их тут длинными носят.

— Похоже кто-то не хочет чтоб его оставляли, — я смотрю на Живу. — А можно он с нами?

— Ну… да, пусть идет, — махнула та рукой. — Ты ж его выходила. Вот будет живым доказательством, что ты ведьма!

Я подхватила Лимиуса на руки и мы пошли со двора. Дракончик провожал нас взглядом пока мы пересекали двор, а как вышли за забор — припустился за нами.

— О, смотрите и он туда же! За вами побежал, — Арыся поймала его.

Дети сразу окружили ее и стали тянуть ручки к драконенку.

— Пусть поразвлекутся раз оставили жить ее. Его, — исправилась Арыся и присела, что б ребятишкам было удобнее гладить.

Ребятишки разом загалдели. А мы пошли по дороге к близ стоящему дому. Хозяева нас встретили во дворе, будто только и ждали. Провели в дом. Усадили за стол.

— Нет, спасибо, мы уже завтракали, — вежливо отказалась я.

— Да, не стоит, а то мы так и не обойдем-то за день всех, — подхватила Жива.

— Мы это… — хозяева явно не знали как начать разговор.

— Что у вас случилось? — спрашиваю я.

А сама думаю: "Только б ничего серьезного, а то я не врач все ж".

— Так вот, — женщина подводит ко мне девочку лет так восемь. — Голос у нее…

Девчушка косится на Лимиуса. Тот с интересом ее разглядывает.

— Мав, — и Лимиус обхватил меня за шею, спрятав влажны нос у меня под ухом.

— Так, малыш, не хватал бы ты меня за шею… — я погладила Лимиуса. — Шея, горло…

— Что? — спрашивает мама девочки.

— Так, иди поближе сюда, открой рот. Пошире, малышка, я только твое горлышко посмотрю.

— Да, горло-то красное. Так, ну-ка лимфоузлы, — я трогаю и чувствую, что явно увеличены.

— Холодное пить ничего не давать. Полоскать теплым три, четыре раза в день. Хорошо бы ромашкой… Говорить как можно меньше, больше молчать.

— А ромашка это че?

— Э… Ну цветочки такие маленькие беленькие, серединка желтая, — я растерянно смотрю на людей.

"Блин. Может у них она и не растет вообще. А то вон у Эвена так точно не растет".

Я и вздыхаю вспомнив про него. Женщины тем временем выходят из дома. Не проходит и нескольких минут как они возвращаются неся куст… ромашки! Вырванный с корнем. Я беру в руки. Точно, ромашка.

— Ее надо высушить на солнце и заваривать ложка на стакан, — я возвращаю куст обратно. — Корни только оторвите. Пока сушеной нет можно и свежую. Залейте, цветочки в основном, кипятком и пусть постоит, настоится. И потом теплым полоскайте горло.

— И че, поможет? — спрашивают недоверчиво.

— По крайней мере отек точно должен пройти со временем. И холодного ничего не есть и не пить.

— Спасибо, — и мне протягивают кринку с чем-то.

— Да не… — в нос ударяет запах меда.

Я опускаю взгляд в кринку. Там что-то коричневого цвета очень похожего, кстати, на мед. И запах точно медовый!

— А можно ложку, — прошу я.

Мне протягивают ложку и я зачерпнув коричневое, тягучее — пробую. Точно вкус меда, правда с горчинкой какой-то. Но все ж.

— Так. Иди сюда ближе малышка, — я зову девочку обратно. — Мне нужен платок и… И лист лопух… Или с дерева…

— Жива, — обращаюсь к ней. — Подержи Лимиуса.

Тот нехотя перелезает к Живе на руки. А мне подают платок, в который девчушку целиком завернуть можно.

— Нет, поменьше б надо, — говорю. — На шею, что б повязать можно было.

Мне приносят маленький платок и большой зелено голубой лист не то капусты, не то лопуха. Я разрываю его пополам, намазываю медом и прикладываю к шее девочки. Оборачиваю платком и завязываю.

— Вот. Пусть с компрессом походит пока. И желательно чтоб дома больше находилась и чтоб с детьми шибко не общалась сегодня. А на ночь ложку, — указываю на кринку, — дадите и не запивать. Так чтоб рассасывала.

— Спасибо, — мать девочки растерянно смотрит на меня. — А почему с детьми не общаться-то?

— Что б не заразить и их тоже, — отвечаю.

— Спасибо, — и она снова тянет мне кринку.

— А вот это, — я отодвигаю от себя кринку. — Это лучше вам самим пригодиться, пока не поправитесь.

— Спасибо.

— Да все уже. Пошли мы, — Жива возвращает мне Лимиуса. — Нам еще к Проше надо успеть.

Когда мы выходим из дома я спрашиваю у Живы: " А Проша это кто? Вернее, что у него?"

— А, так у него это, сын ногу отрезал! — обрадовала она.

— Что? — я чуть Лимиуса не уронила. — А я-то как тут помогу? Пришью что ли?! И вообще к нему первому тогда идти надо было!

— Так только вот сообщили, — и она кивает на паренька, что за нами шагает.

"Да, спасибо добрый гоблин! Удавила б гада"! — думаю про себя.

"Только б правда ногу не отрезали".

— Ну… вон ты как из сорной травы отвар велела делать и смаковину вон на шею… А-то не ведьма я! Как раз ведьма и есть! Люди так и не додумаются. Лечиться таким. Значит и тут поможешь.

— Мне бы вашу уверенность, — бормочу я.

— Чего?

— Да так, ничего.

У Проши, слава богу, сын ногу не отрезал. Порез конечно глубокий очень, но кость цела, а мясо срастётся. Сухожилия не повреждены. Так что ничего страшного. Проблема лишь в том, как зашить рану. Анастазия явно тут отсутствует. Шить тоже явно нечем. Хотя можно скобы поставить… Или можно еще, как мне помниться, челюстями муравьев скрепить края раны. Дай бог памяти, как в экстремальных условиях края раны скрепляются… И я объясняю что мне требуется. И мне приносят… И правда типа муравьев каких то, просто тело в два раза длиннее и ног больше.