— Какие копыта? А — это! Это просто поговорка такая. Смысл в том что умереть можно. Животные протягивают копыта, когда умирают. А люди ноги.

Поэтому иногда говорят, что или ноги протянуть можно или копыта отбросить. Смысл тот же.

— А, то есть ты меня сейчас с животным сравнила?!

— Ну ты же не человек! — нашлась я.

— Э… Ну да… Гоблин я, — и он уставился на лист в своей лапе. — О, а сила у тебя знатная все ж.

— Да я по тебе тихонько и стукнула то! — возмущаюсь я.

— Да я не про это, — и он демонстрирует мне трилистник… свежий, как будто только что сорванный.

— Э-это как? — хлопаю глазами.

Лимиус на моих руках издав: "Мяв", замурлыкал.

— Твои проделки? — мысленно обращаюсь к Лимиусу.

И слышу ответ: "Мур-мяв".

— Эт не я! — сразу выпалила в голос.

— А кто? Я что ли? Или твой блохастик?

— Сам ты блохастик! — обиделась я. Это мой… — Я задумалась на секунду.

— Это быстрее мой братик, — и сама улыбаюсь сказанному.

— Ага! Родной! — хмыкает гоблин.

— Слушай, ты мне дорогу покажешь или нет. Не уютно мне здесь. Мне бы к людям лучше, — говорю жалобно.

— Даришь?

— Дарю.

— Нате вам. Получите. Распишитесь, — и пропал.

А на багровом мху лист появился.

— Ну, и чего? Я расписываться не умею как у них тут. А, была не была, — и я прижимаю палец к листу. И сразу от моего пальца по листу побежали светлые светящиеся полосочки, закорючки!

— О, сработало!

И не успела я только сказать, как все померкло перед глазами. Я сильнее прижала к себе Лимиуса. И вот уже я сижу на обычной лесной дороге.

— Э-э… Так просто?

Я поднимаюсь, оглядываюсь. Вдалеке видна деревенька.

"Надеюсь гоблин не обманул и там действительно живут люди".

Перевожу взгляд на Лимиуса.

— А вот тебя… одеть бы или завернуть наверное надо.

И я стаскиваю с себя одну из юбок, благо их на мне много.

"Ладно, хоть корсет не напялила", — с улыбкой думаю я, заворачивая мелкого в юбку.

Одела свой рюкзачок за плечи и пошла по дороге к деревеньке. А мелкий, смотрю, и уснул. Так с Лимиусо на руках, завернутым как маленький ребенок, я и подошла к деревне. Но входить сразу не вошла. Видно памятуя о прошлой, когда с Эвеном в рюкзаке вышла к заброшенной деревне. А тут смотрю деревня явно жилая. Вот люди ходят, дети бегают. Вхожу в деревню и иду вдоль домов. Домики низенькие, все одноэтажные. А в центре деревеньки родник из-под земли бьет. Вокруг выложен обычными серыми камнями. Кто-то с ведром стоит, воду набирает. Подхожу ближе. Это женщина. В длинном платье, жилете каком то мохнатом и что-то типа шали или платка накинуто на голову.

— Здравствуйте, — поздоровалась я.

Она на меня уставилась, глаза округлили и ведро выронила.

"Не понимает что ли? И что мне делать? Как тогда с ней объясняться-то"?

Я стою, губу закусила, не знаю что и делать дальше. А женщина пришла в себя: " О, великие!"

— Кто? — машинально переспросила я.

— Ведьма! — выкрикнула она мне.

— Кто? — оторопела я. — Я что ли?

— Ну не я же! — удивляется она.

— Нет, — говорю.

— Как нет? — снова удивляется она.

— Э-э… А должна быть? — спрашиваю я осторожно.

— Да! Нам ведьму обещали!

— Кто? — удивляюсь уже я.

— Кто, кто? Гоблин, — отвечает мне она. — И хватит уже постоянно спрашивать "кто".

— Вот гад! — бросаю я.

— Кто? — теперь уже женщина смотрит на меня удивленно.

— Да гоблин ваш, — отвечаю. — Кто ж еще.

— Он не наш. Он сам по себе. Если его подарками задабривать он даже и ничего, помочь может.

— Ну и как? — интересуюсь. — Помог? Можешь не отвечать. Судя по тому, что он вам меня вместо ведьмы прислал, так очень сильно помог, — съязвила я.

Она видимо не поняла моего тона.

— Так что же мы стоим то! — вдруг радостно вскрикнула она. — Меня Жива кличут. А как тебя величать?

— Эля… Живова. Можно просто Эля.

— А ты от куда?

— Лимкины владения…

— Никогда не слышала о таких.

— А об империи Аррилусов? — спрашиваю. — Слышали?

— Нее… А это где?

— Далеко от сюда.

— Ладно пойдем. И мне тебя надо потом людям представить.

И она забыв про ведро засеменила по дорожке. Я пошла за ней.

— Так значит, жить пока будешь у меня. А там как дом новый построим — тебя, переселим. Хотя, — она коситься на завернутого в моих руках мелкого. — С дитем-то тебе трудновато одной будет. Но ты не переживай, найдем кто с твоим ребёночком нянькаться будет.

— Да он не мой. Вернее мой, но не ребенок он мне. Брат он мне.

— Ага-ага я так и поверила. Брат он твой.

— Вы мне не верите? — возмущаюсь я.

— С проклятого места вышла и с ребенком который весь волосатый! Но это дело твое. Хочешь ты такого ребенка воспитывать — воспитывай, мы поможем завсегда. Ты только нам помогай.

— Как? — удивляюсь. — Я колдовать не умею.

— Еще чего выдумала, колдовать! И слово-то какое нашла? — женщина аж остановилась. — Ты это, брось. Ты это, лечить нас должна!

— Чего? — не поверила я своим ушам.

— Лечить! — сказала и пошла дальше к небольшому низенькому заборчику из палок, что окружал небольшой домик.

— Арыся! — заголосила. — Поди сюда!

Из дома выбежала девочка лет пятнадцати наверное, в длинном платье и ребенком на руках.

— Вот Арыся и будет тебе с малым помогать.

— Так у нее ж свой есть, — тяну я.

— И не один! — подтверждает Арыся. — Я старшая вот и нянчусь с младшими. Одним больше — одним меньше.

— А…

— Да что вы встали-то, проходите, — и она унеслась в дом.

Мы прошли за ней. В доме все было, как и должно быть в деревенском доме… прошлого века.

"Да, Эля, из крайности в крайность"! — думаю я. — "Хотя выбора-то у тебя нет".

Дом вроде выглядел маленьким, но комнат в нем оказывается много. Дверей нет. Просто завешены шкурами проемы. Окна закрываются ставнями изнутри. Как и входная дверь. Из небольших сеней ведут сразу несколько проемов завешенными шкурами. Мы входим в один из них.

В большой комнате стоит… камин в углу у стены, а в центре большой круглый стол и по стенам куча лавочек. Четверо детишек бегают вокруг стола. Меня же проводят в маленькую комнату где стоит простая деревянная кровать и рядом стоит деревянная люлька. Какой-то кособокий табурет и… И все.

— Сейчас я вещи свои заберу, — Арыся отрыла сундук в углу комнаты, который я сразу-то и не заметила. Выудила из него какое-то тряпье и ушла, оставив меня одну.

— Ну вот, Лимиус — это теперь будет наш с тобою дом. И так же шкура на входе вместо двери. Ничего не напоминает? — спросила я у сонного малыша.

Тот только заворочался на моих руках, но не проснулся. А я стою и думаю: "А чем же мне его вообще кормить-то? Я ведь и не знаю что они едят. Лимкины-то".

— Да вы садитесь, — вбегает снова Арыся. — Че стоять-то. Небось устали с дороги. А малыша перезаворачивать надо?

— Перезаворачивать? — удивляюсь.

— Ну да, или он еще сухой?

"А, вот теперь понимаю что это ее перезаворачивать как наше перепеленать".

— Да вроде сухой еще.

— Ну все равно вот оставлю. А то у них это самое быстро бывает мокро-то, — и уходит оставив на краю кровати пеленки.

Возвращается с миской молока и краюхой хлеба. Принюхиваюсь к молоку — точно ванилью пахнет. Помню мне тогда Жозефф приносил кринку с молоком, тоже ванилью пахло, а вкус молочный с ноткой я тогда не поняла чего. Делаю глоток — точно вкус молочный с ноткой какой-то — блин, так топленого

молока! А вкус у хлеба как у гречневых булочек, что я раньше очень любила. Так, ладно, сама поела надо бы и Лимиуса покормить. Высовываюсь из-за шкуры.

— А… — забыла как девочку-то звать!

"Вот блин".

Вхожу в большую комнату.

— Арыся я, — подбегает та, уже с другим ребенком.

— Арыся, — начала я. — А ты можешь…