– Так не к этому ли стремятся Хранители? Сохранение баланса. Умирая, они не покидают своих братьев и сестер, помогая поддерживать баланс даже после смерти. Например, песок. Они как песочный замок, разрушаются. Но сколько таких замков? Каждый замок разрушается рано или поздно. И этот песок соединяется, становится единственным с другим. Значит, песок никогда не погибнет, если не и был единым целым с самого начала до того, как его разлучили и придали ему смысл.

Дора потеряла дар речи, с приоткрытым ртом она смотрела на дочь, поражаясь её видению мира. Она влажно засмеялась, с грустной улыбкой, признав:

– … Ты умна не по годам, милая. Я боюсь, что это пойдет тебе во вред.

Алексайо уверенно кивнула и с широкой улыбкой воскликнула:

– Не бойся, я стану песком и мы встретимся вновь!

Улыбка на лице Доры застыла, подобно тому, как она покинула Крылатую, сердце её трепетало от ужаса. Алексайо успокоилась и пожелав дочери спокойной ночи, Дора прикрыла дверь. Сдавленно, она прошептала так, чтобы никто не смог услышать:

– Этого я и боюсь… Что ты не сможешь стать песком…

⊹──⊱✠⊰──⊹

Прошла неделя. Элен не добилась прогресса узнать из сторонних источников о том, кто помнил о Алексайо. Но она узнала, что отец лично сам убирал комнату Алекс, запрещая служанке заходить в эту комнату. Служанка Винн предположила, что это раньше была комната её матери. Элен в отчаянии. Она как могла откладывала желание посмотреть дневник, но Филон вновь легко заболевает, сейчас осень, скоро зима… Элен закрыла глаза и делала глубокие вдохи и выдохи.

Элен достаточно позволила себе ранее избегать как можно дольше дневника сестры. Она не думала, что он сохранился, но вот он. Филон молодец, что сохранил его, подумалось ей. Элен судорожно вздохнула, её пальцы оглаживали переплет книги. Элен боялась, того, что могла прочесть. Она признавалась себе, что избегала возможность прочитать самые сокровенные тайны сестры. Слишком личное, слишком пугающее и сокровенное. Алексайо всегда в её памяти несокрушима. Алексайо идеал, к которому в детстве стремилась Элен и друзья Алекс, чей образ помогает Элен и по сей день. Алекс заменила ей умершую матушку. Элен страшилась, её сердце стучало так громко, что она могла слышать биение. На глаза навернулись слезы. Элен беззвучно плакала, изредка шмыгая носом и прижимала к груди дневник, как если бы обняла свою сестру.

Где её сестра? Что с ней стало? Жива ли она? Как давно её нет?

С каждым возникающим вопросом Элен хотела громко разрыдаться, либо кому-то причинить боль. Желательно тем, кто причастен ко всей этой ситуации. Безликая ненависть цеплялась за образ безликих причастных. Элен боязно попыталась открыть дневник дрожащими руками. Дневник едва поддался и ей встретились почти пустые строки.

«Дорогой дневник… Или записная книжка… Как лучше начинать писать? Ох, это так сложно. Меня зовут Алексайо и мне 5 лет! Мама подарила мне эту пустую книгу, чтобы я могла сюда писать свои мысли и эмоции. Мама говорит, что если я не могу что-то сказать ей или папе, то пусть книга станет моим верным товарищем.»

Больше ничего. Элен перелистывала пустые страницы, но ничего не нашла. Словно больше записей никогда и не было. Но это не могло быть правдой! Вместо слов ей в глаза бросаются пейзажи. Слезы капали на страницы, оставляя влажный след. Элен ошеломленно замерла. Она судорожно листала все страницы, но вместо слов, предположительных ответов, лишь пустые страницы, либо различные виды искусства. Натюрморты, пейзажи, портреты семьи, но никогда Алексайо. Элен молчала, проглатывая желчь. Она растерянно убирала дневник в сторону. Элен не понимала. То, что она и Филон приняла за дневник, личный дневник, оказался лишь сборником рисунков? Элен схватилась руками за голову, пальцы тянули волосы в разные сторону, ногти царапали кожу головы. Её взгляд метался, а дыхание затруднялось Слезы жгли глаза и вызывали нарастающую головную боль. Элен кусал губы до крови.

Это не могло быть правдой. Она помнила, что сестра часто записывала различные наблюдения. Алексайо говорила, она говорила, что рецепт и способ приготовления лекарства записала в дневник! Все важные и ключевые моменты Алексайо всегда записывала! Элен не могла дышать. Она отчаянно пыталась вздохнуть, но грудь сдавило спазмом, ощущение, что огромный камень придавил её грудь, что она тонула, захлебываясь водой, без возможности получить желанный воздух. Элен хрипела, она вспоминала наставления как сестры, отца, матери, так и Марселин. Дышать. Ей нужно дышать. Она заставляла себя вдохнуть необходимый воздух через боль, её зрение размылось сильнее и в глазах начало темнеть. Она упала спиной на кровать и смотрела в потолок, почти не мигая.

Как расшифровать дневник? Алекс любила загадки, но их нет. Они не зашифрованы в её рисунках. Филон… Элен хотелось где-то тихо утопиться. Она разрывалась между отсутствующей сестрой, которую никто не помнил и между желанием придумать самой способ вылечить Филона. Но она не разбирается в медицине. Её познания по теме исцеления максимально минимальны и те попытки, придумать самой способ… Элен тогда знала, что у неё не получится. Она лишь пыталась скрасить время. Как Элен могла так подвести всю семью?

Элен вскочила с кровати, но тут же схватилась за одеяло, чуть не рухнув на пол от закружившейся головы. Ей нужен полноценный сон, который не будет полон кошмаров. Тревога стучала под кожей, поедая её изнутри. Отец мог помочь. Но она тут же оборвала себя. Если бы отец мог помочь, то он бы давно помог. Элен вздохнула и вышла из комнаты, прижимая к груди дневник. Она бродила по небольшому коридору, подобно безвольному призраку, что не знал своей цели. Её взгляд блуждал по различным картинам. Она остановилась перед одной из них. Яркое синие, насыщенное ночное небо, на котором нет ни одной звёзды, совершенно пустое и живописная ярко оранжевая листва природы, почти похожая на всепоглощающие языки пламени. Элен долго взглянула на произведение искусства. Что-то цепляющее, но сильно отталкивающее. Элен не помнила эту картину. Но она узнала технику писания картин, принадлежащую сестре. Элен растерянно хмурится, уставший разум пытается осознать и обработать увиденное.

Дверь едва слышно скрипела и закрылась, раздались тихие шаги. Элен обернулась. Отец вышел из комнаты Филона. Его взгляды уставший, лицо изнеможено. Элен открыла рот, чтобы сказать хоть что-то, но не знала, как подобрать слов. Отец смотрел как-то печально и тоскливо, его глаза задержались на дневнике в её руке и Элен прижала его к себе крепче.

– Красивая картина, – вежливо сказала Элен, отец подошёл к ней.

Он бросил взгляд на пейзаж и усталость сгладила нежность, печаль настолько ощутимая, что Элен стало не по себе.

– Очень, – только и произнес он.

Элен нервно покусывала губу и спросила, постукивая пальцами по дневнику:

– Как здоровье Филона?

Он кивнул ей и Элен пошла за ним. Они спустились на первый этаж, прошли прямиком в кухню, где отец наливает себе и ей чай. Он молчал. Элен пыталась вести себя сдержанно, но контроль быстро ускользнул из неё. Она чувствовала себя подростком, молодой девой, покинувшей отчий дом. Элен взглянула на горячий чай, положила дневник на колени и взяла чашку в руки. Отец вздохнул тяжело, он потер переносицу и хрипло ответил:

– Сейчас осень, начало осенних болезней, – он смотрел на неё и Элен не может посмотреть в ответ, пряча глаза в водах чая. – У Филона лихорадка, но ему становится лучше. Я молюсь, чтобы он смог пережить и эту зиму.

Горло сдавило спазмом, слабый кислый привкус во рту портил вкус чая. Элен еле как заставила себя поднять глаза, чтобы тут же стыдливо посмотреть сквозь отца. Было стыдно смотреть в лицо, словно не она виноват в том, что он всё еще болен. Где была Алексайо, когда так нужна?