Аспирант пристыжено кивнул и поднялся на ноги, украдкой ощупывая едва не сломанную от удара челюсть.

— Верни ему оружие.

— Борис… — нахмурился Семен.

— Верни, — с нажимом сказал полковник, — я видел, куда он целил и знаю этого юношу как облупленного. Это приказ.

— Я не стал бы стрелять в него, — угрюмо буркнул аспирант, принимая назад свое оружие, — хоть он и тварь.

— Показные эмоции оставишь для театра, — отрезал Митров, — Семен, как только ребята придут в себя, отдашь их Владимиру. У него лучше моего получается вдалбливать в пустые головы молодняка зачатки дисциплины. Все свободное время кроме работы, сна и сральни они должны будут проводить только с ним. Я доступно объяснил?

— Более чем, — кивнул оперативник.

— А меня-то за что?! — взвыл второй парень, прекрасно осознавая свои перспективы на ближайшее будущее. Очень долгие, неприятные и весьма болезненные перспективы…

— Привыкайте. С этого момента будете отвечать друг за друга, — невозмутимо заметил полковник, — вы напарники. И если накосячил один, то огребать будете оба. И мне плевать на то, что до этого вы были всего лишь научным персоналом. С этим все ясно? Отлично. А теперь с тобой… — Митров достал из висящей на поясе кобуры пистолет и поднял со стола иньектор.

— Нет!! — кажется это успел крикнуть Альцман.

Тах! Тах! Две длинные иглы вошли пленнику точно в шею. Секундная задержка и оглушительно рявкнувший Desert Eagle разнес вампиру голову в клочья. Облако праха медленно стало оседать на пол, просачиваясь сквозь сетку сваренных вместе кроватей.

— Прибраться здесь. Живо, — тихо сказал полковник. Повскакивавшие со своих мест аспиранты, беспрекословно бросившиеся исполнять приказ, — а с тобой, молодой человек, мы сейчас поговорим в другом месте…

Старенький автомобиль легонько потряхивало на ухабах. Разбитая дорога, ведущая к городу с западного направления, давно уже нуждалась в ремонте, однако у местных властей все не доходили до нее руки. Впрочем, японская подвеска в умелых руках на редкость удачно справлялась с превратностями своей судьбы, превращая нашу поездку во вполне себе комфортное путешествие. Двое оперативников, сидящих на передних сидениях автомобиля, легонько переговаривались между собой, обсуждая свои мысли и вглядываясь в накрывающие, проплывавший мимо лес, предзакатные сумерки. В мое же распоряжение досталось все заднее сиденье целиком, на котором я, собственно и сидел, облокотившись спиной на потертую спинку, и уставившись пустым взглядом в окно. Несмотря на летнюю июльскую жару меня отчаянно знобило.

— Ну, прям, Ромео и Джульета, — добродушно хмыкнул Север, вольготно развалившись на пассажирском сидении и выдыхая дым от сигареты в открытое до предела окно, — красиво…

— Красиво или нет, а важно тут совсем другое, — буркнул Игнат, плавно отводя руль в сторону, чтобы обогнать очередную машину, — главное, что, выходит, жизнь-то все-таки есть и там!

— Да… — согласно кивнул оперативник, меланхолично глядя куда-то вдаль, — стольким людям надежду подарил. Этого уже не отнять. Хоть и наворотил дел, конечно…

— О чем вы? — прислушавшись к разговору, не понял я.

— О сне твоем, конечно. Не о вампирше же, — хмыкнул, не поворачивая головы Север, — нет, ну это же надо! Сколько лет человечество билось над этим вопросом, а тут на тебе — пришел какой-то никому не известный паренек и все… Теперь и помирать не страшно.

— Говори за себя, — усмехнулся, вглядывающийся в исчезающую под колесами дорогу Игнат.

— Да нет, ну страшно, конечно, — слегка поправился, делая очередную затяжку седой оперативник, — процесс-то этот, как ни крути, особо-то приятным не назовешь. Но когда ты точно знаешь о том, что там стопроцентно что-то, да есть, а не просто пустое небытие, оно как-то… поспокойнее, что ли.

— Небытия не существует, — хмыкнул его напарник.

— Кто тебе такое сказал?

— Парменид.

— Это который в Греции что ли древней жил? Философ? — заинтересовался оперативник.

— Угу…

— Тоже мне, — фыркнул он, — когда это было-то!

— И современная физика.

— Хм…

— Правда, ее научные обоснования мало чем отличаются от философских умозаключений Парменида…

— Во!

— Однако, есть и вполне конкретные научные статьи на эту тему…

— Да ну тебя, — не выдержал Север, глядя на улыбающееся лицо водителя, — хорош уже прикалываться! Философией и «океаном Хигса» студенткам своим мозги пудрить будешь. А мне результат важен. А результат он вот он, — мужчина кивнул головой в сторону заднего сиденья, где полулежал я, отчаянно борясь с головокружением. Мысли по-прежнему путались, и мне было тяжело фокусироваться на их разговоре, — живое доказательство того, что эта дорога не в один конец. Что есть что-то и за той гранью, откуда еще никто не возвращался.

— Ты ведь знаешь, я уже давно не преподаю, — слегка помолчав, совершенно не в тему, заметил его собеседник.

— Но студентки-то остались?

— Хм… бывают…

— Ну, так и о чем тогда речь? — хохотнул тот.

В машине снова наступила тишина, перемежаемая лишь тихим рокотом мотора и шелестом шин.

— А выходит все-таки Антонов был прав…

— Это да, — вздохнул Север, доставая из пачки очередную сигарету, была у него такая привычка — часто курить, когда приходилось много думать, — жаль не узнал старик всего этого… Он бы порадовался.

— Откуда ты знаешь? Может наоборот, узнал еще раньше нас. Их первых рук, так сказать.

— Юморист, — хмыкнул оперативник и сплюнул в окно, — в морду бы тебе за такие шутки.

— А что я такого сказал? — удивился Игнат, — Яковлевич бы, мне кажется, оценил. Тем более, что он, в отличие от тебя, мужик был с юмором.

— Угу. Говори, говори…

— Да и теория, опять-таки, выходит интересная, — не обратив внимания на его бурчание, продолжил водитель, — вот смотри, в каком году Димка в прошлый раз кони двинул?

— В 85-ом, — ответил тот, и слегка поразмыслив, добавил, — позапрошлого века.

— Эй, а ничего, что я тут тоже нахожусь? — попробовал было слабо возмутиться я.

— Да ты вообще там сиди тихо, — отмахнулся от меня седой оперативник и повторил, — в 1877-ом.

— Во! А когда он в этот раз родился?

— Ты когда родился? — снова повернулся ко мне Север.

— Я сижу тихо, — мрачно рассматривая пейзаж за окном, буркнул я.

— Эй, ты что, обиделся, что ли? — удивился он, — да ладно тебе! Димка?

Я молча смотрел в окно.

— А ты знаешь, что на обиженных обычно возят, и что еще с ними разное нехорошее делают?

— В 90-ом.

— Во! Наш человек!

— В тысяча девятьсот? — на всякий случай уточнил с водительского сидения Игнат.

— Ха-ха, как смешно, — выдавил из себя я, меня отчаянно мутило, — нет, блин, просто в девяностом. Лично знаком с Птолемеем Клавдием, жил в Риме, воевал с даками, там же, собственно, и сдох.

— Да ладно тебе, не горячись, — хмыкнул он и продолжил, — так вот, смотри, Серега, упыри зарубили его в 1877, а родился он только в 1990-ом, возникает резонный вопрос — где он болтался все это время? Как ни крути, а все-таки нехилый люфт получается.

— Ты меня спрашиваешь? — скосил на него взгляд Север, — тут причин может быть такая масса, что мама не горюй. Вон, видал, как Альцмана при этом рассказе, чуть идеями да теориями не порвало?

— Да уж, — ухмыльнулся Игнат, — в таком возбуждении я его не видел с тех пор, как его пригласили в наш отдел, и Митров лично объяснил ему, чем он будет дальше заниматься до конца своей жизни…

— Уу, да возбуждение — это еще полбеды. Он когда в таком состоянии, у него такое неконтролируемое лекцие-извержение начинается, что просто туши свет.

— Угу. Причем кому это все рассказывать ему уже не особо-то и важно — главное выговориться. Эх, жаль Артемьева с нами уже нет… Вот же был дядька… Как увидит такое дело, так сразу ловит Ивана Абрамовича на взлете и успокаивает. Возьмет культурненько бутылочку литра, эдак, на полтора, закуски немного и в отдельную лабораторию его… И народу спокойнее работается и им хорошо. А сколько они таким макаром закрытых патентов и отчетов тогда надолбошили, помнишь?