— Да — выдохнул я тяжело. — Один я, как пёс бездомный, вдоль чужих заборов болтаюсь. Нет, не так я думал встретить, свой первый Новый год. Совсем не так.

У дяди Васи тоже два окна светились, небось коньяк армянский пробовать решил. Прошёл в калитку, собаку он не держит. Быстро добежал до дома. Стучу. И тут же слышу, как кричат в ответ:

— Заходи! Открыто!

Открываю двери, захожу. В сенях темно, но свет из горницы, хотя и тусклый, дал направление. Иду за ним.

— Вот это номер — заметив, кто припёрся, сказал мне Палыч и приветственно махнул рукой.

— Не прогонишь? — вытирая нос замёрзшей ладонью, в ответ ему, тихо говорю.

— Ну, не скажу, что ждал тебя. И врать, что сильно рад, очередному появлению, тоже не хочу. Но раз ты здесь, то значит там, у вас, совсем хреново?

— Там — я пальцем ткнул, себе за спину. — Нету никого. Пришёл на место, а состав того… Тютю.

— Это ж, что? Пока мы тут старались, бегали, искали… Дорогу сделали и он…

— Нет. Там всё без изменений. Как и раньше. Рельсов нет, рабочих тоже. Ну, а поезд. Даже не пойму. Похоже он сюда, в обратку дёрнул. Ты, кстати, как? Не видел, он у вас не проходил?

— Когда? Я дома час, не больше. Мне знаешь тоже там, помучиться пришлось.

— Что, поломался?

— Нет. В кювет слетел. Сам виноват. Ну, а чего ж… Я асс теперь. Педаль под пол, ну и… Короче, трактором обратно доставали.

Пока я раздевался, Палыч без умолку матерился. Он вспомнил всех: железную дорогу, машинистов, того дебила, что меня сюда послал, всех святых, их матерей и прочих персонажей русского эпоса. Закончив с ними, плавно перешёл к автомобильной дороге, которую сегодня почти целый день преодолевал. Разошёлся не на шутку, но его остановил сосед, такой же, как и дядя Вася, одинокий. Его он ждал, когда на мой стук кричал: — «Открыто».

Ни радио, ни телевизор в доме, само собой, не работали. Пришлось мне выступать в роли курантов и отсчитывать последние десять секунд уходящего года. Ровно в двенадцать выпили, по старой русской традиции и не какого то там бутылочного коньяка, а обычного, домашнего самогона. Потом плотно закусили, поздравили друг друга, ещё выпили, поговорили про жизнь, снова выпили, ещё закусили. После пятой рюмки я окончательно оттаял душой и телом, поблагодарил двух друзей за компанию и после того, как получил дозволение у хозяина, полез на ещё вчера освоенное мной, самое тёплое место, в этом гостепреимном жилище. На сегодня с меня хватит, ничего больше не хочу: ни поездок, ни пеших прогулок, ни выяснений, когда и, что дадут. Даже есть больше не хочу. Нажрался. Всего и по самое горло. Не лезет больше.

Встали поздно, когда я проснулся Василий Палыч ещё спал, хотя за короткими, белыми занавесками, уже вовсю светило яркое, зимнее солнце. Посмотрел на часы, вот уже который день, круглосуточно болтающиеся у меня на руке и удивился.

— Красиво погуляли — глядя на малоподвижные стрелки, обрадовался я новому дню. — На дворе почти половина второго, а мы дрыхнем, как ни в чём не бывало.

Ловко спрыгнув с печки, обул сапоги и в скоростном режиме выбежал на улицу, где у моего знакомого находился туалет. Долго там не задержался, подразумевая, что за мной могут занять, но когда вернулся в дом, хозяин так и продолжал сопеть в две дырки. Заворочался он лишь с началом работы умывальника, которым я воспользовался, залив в него два ковшика свежей воды.

— Времени сколько? — услышал я тихий, хрипловатый голос, с трудом пробившийся сквозь моё громкое пофыркивание.

— Около двух — выкрикнул я ему в ответ.

Разговаривать о наболевшем продолжили чуть позже, когда я, уже растираясь огромным, льняным полотенцем, вернулся из крошечной кухоньки обратно, в просторный зал, как называет свою, надо прямо сказать не очень большую, но самую центральную комнату, хозяин приютившего меня дома.

— Ты как? — услышал я со стороны кровати.

— Нормально. Вот, помылся. Так, вроде, стало совсем ничего.

— А меня, чего то ломает — скрипучим голосом, сказал Василий. — Кум, туды его за печку. Пока весь самогон не выжрали, так и не ушёл вчера.

— Так встань, поправься. Говорят рассол, от этого дела, очень хорошо помогает.

— А ты то откуда про это знаешь? Ты же мало пьющий.

— Земля, она слухами полнится. Говорил кто то, вот я в памяти и отложил. Мало ли, когда пригодится.

— Умный? Нашёл кому про рассол рассказывать. Ты лучше поведай, делать то, чего дальше собираешься? — проигнорировав мои признания и дельный совет, намного громче прежнего, проговорил Палыч. — Или может решил у меня на постоянку остаться?

— Да я бы не против. Если бы не работа — натягивая на раскрасневшееся тело не совсем свежую футболку, бодро ответил я.

— Так сам же знаешь, что работа не волк. Плюнь на неё, да оставайся. До весны дотянем, а с наступлением в поле пойдём. Я тебя напарником возьму. Сначала на трактор, потом на комбайн.

— Заманчиво — весело хмыкнул я. — А ничего, что я его только на картинке и по телевизору видел?

— Дурное дело не хитрое. Быстро научу. Ты вроде ничего, с понятием, да и силушка у тебя есть.

Чёрт его знает. Может и правда, остаться? Отсидеться здесь пару деньков, посмотреть, как там дальше дело пойдёт. Вдруг действительно, инопланетяне страну атаковали? Пчельники не самое худшее место, для перехода в жёсткое подполье.

— Ты вчера, случайно, ничего странного на дороге не видел? — решил я пока не давать конкретный ответ на интересное предложение.

— Нет, а что? — ответил Палыч, приподымаясь верхней частью тела на кровати.

— Да, так. Ну мало ли. Вдруг, чего увидел и молчишь. Допустим, как украденные рельсы по дороге вывозили. Или ещё чего, необычного.

— Вот уж о чём думать, даже не хочу, так это про ваши рельсы — натягивая брюки, выдавил из себя мужчина. — Вот про свет, про телефон — пожалуйста. А про них пускай голова болит у кого нибудь другого. Ты лучше дров в печку кинь, да чайник на неё поставь. Крепкий чай с похмелья, лучше любого рассола.

Добросовестно выполнив указания, снял с вешалки собственную сумку, изрядно похудевшую к сегодняшнему дню. Из ресторанских запасов, в ней, почти ничего не осталось, а жрать на халяву я давно уже отвык.

— Палыч, может я в магазин сгоняю? К чаю, чего нибудь куплю — попытался я намекнуть на справедливость, вытаскивая наружу пачку печенья и недоеденный шоколад. Всё, что было в поклаже из съестного.

— Давай. Если вчера ходить не надоело. Ближайший в Студёнках стоит, работать будет только завтра. Как раз успеешь, если прямо сейчас пойдёшь.

— А вам чего, даже продуктовый здесь не установили?

— А на кой он нам? Автолавка в субботу приезжает и хорошо. Мы привыкли. Как по мне, так даже удобнее. Купил, чего надо и неделю деньги не тратишь. Экономия.

— Да, экономия. А ещё и романтика, если на это дело с другой стороны посмотреть — поддержал его я, споласкивая кружку от остатков запаха самогона.

После последнего застолья в этом доме почти ничего не осталось, чем бы можно было дополнить свежий, ароматный чай, поэтому печенье умяли быстро, подъели и шоколад, но его было очень мало, так что тут же перешли на зачерствевший за ночь хлеб, закончившийся так же стремительно, как и всё остальное. Перекусив, я засобирался к Ивану, узнать про телефон. Чем чёрт не шутит, а вдруг он заработал. Заодно узнаю ещё у одного из местных, про поезд-призрак, не улетел же он в облака.

Ваня, тоже был с приличного бодуна, но про телефон ответил сразу. Про поезд тоже отрицательно помотал головой, но про него пришлось вначале всё объяснять и подробно рассказывать. Вернулся к дяде Васе, соображая по дороге, как себя дальше вести. Перспективный план мой, естественен и прост, как говорят — до безобразия. Похоже, что про инопланетян здесь, только я заморачиваюсь, а стало быть действовать надо по обстановке, как обычный пассажир, по уважительной причине отставший от поезда. А именно: искать транспорт и добираться на нём до ближайшей станции, в моём случае до той, что осталась позади. И, если мне память не изменяет, то таковая там имеется, примерно в трёх часах пути от Пчельников, если ехать по железной дороге. Правда, название у неё не очень — «Грязи», да и не просто «Грязи», а «Грязи Воронежские», но выбирать особо не приходится. Не ехать же, из-за не очень звучного названия, ну скажем, прямиком в Рязань. Это, по крайней мере, было бы не логично.