Крутящийся рядом местный учитель математики, со смешным именем, казалось, радостно кивал таким мыслям представителя министерства. Наверное, он такой же дебил, как и его ученики. Деревня-с.

Пришлось сменить личину. Леопольд Львович, приступая к трапезе, улыбнулся открытой улыбкой свойского парня: надо соответствовать моменту, да и местные рестораторы постарались. Накрахмаленная белоснежная скатерть, хрустальные рюмки, фужеры и бокалы, разнокалиберные фарфоровые тарелки. А на тарелках — нежнейшие, прозрачные лепестки балыка, красная икра, жареная рыба с гарниром. А какие запахи? Вначале откушали суп из осетрины, что удалило острый голод. Потом начались произноситься тосты, и как-то так получилось, что поднимали рюмки, фужеры и бокалы все присутствующие, даже те, кто зарекался пить спиртное. Как не выпить приличный армянский коньяк или бокальчик — другой грузинского вина, или опрокинуть в себя что покрепче, например, кристальной чистоты абхазскую чачу. Тем специалистам, кто изготовил эту чачу следует памятник поставить. Она катилась в желудок, как нектар. Сквозняк такой чудесный напиток пил первый раз в жизни. Водка тоже не подкачала и проникала в брюхо легко и непринуждённо, как компот, не оставляя в глотке специфический ожог. Всю эту красоту великий человек запивал отличной минеральной водой и закусывал слезящимися ломтиками отличной ветчины, копченого окорока и карбоната. Красиво получалось цеплять вилкой тонко нарезанную сырокопчёную колбаску, лежащую среди огромных чёрных маслин. Это, как оказалось, подана только закуска, так сказать, прелюдия к основным фирменным блюдам.

Тут и основные блюда подоспели: бухарский рассыпчатый плов в больших пиалах и густой венгерский гуляш в объёмных горшочках. Кому что нравится. Понравилось и то и это, ибо всё полезно, что в рот полезло. Веселее и чаще звенел хрусталь, и присутствующие пили в очередной раз уже под разномастные тосты. Напряжение рассосалось, как будто его и не было. Начались обычные застольные разговоры, когда все старались высказаться одновременно, не слушая друг друга. Компании никто не мешал, так как кроме них никого в зале не находилось, только представители министерства, корреспондент, тётка из местной администрации и несколько работников местной школы. Тётка из администрации поглощала пищу за троих, а школьные работники больше молчали, но тоже не отставали в поедании вкусностей. Местные, отметил Сквозняк, соблюдали за столом при поглощении пищи правила хорошего тона и не чавкали на весь посёлок, как поросята. Это им плюс, хоть и небольшой. Длинная и Короткая, следуя завету чеховского героя «лопай, что дают», бодро наворачивали за обе щёки всё, до чего дотягивались. Когда ещё их так хорошо покормят? Тут всё вкусно и необычно. Спиртное они тоже употребляли, не считая рюмок и бокалов.

Местный учитель математики, казалось, успевал везде, особенно он старался угодить председателю жюри. Председатель воспринимал его страстный шёпот благосклонно, так как слова математика полностью соответствовали мыслям Сквозняка:

— Как я вас понимаю, — горячо шептал пронырливый учитель. — Вам тяжело сделать правильный выбор, чтобы не обидеть нашу школу. Но, вы же сами видите, что выступления наших подопечных прошло сыро и оно явно не подготовлено. Ведь так?

— Так! — кивал Сквозняк, поводя своим острым носом. Конечно, оно сырое, да что там говорить: оно совершенно мокрое. Ни уму, ни сердцу. Сплошная ересь. Но, куда клонит этот учитель?

— Вы из чувства благодарности к хозяевам площадки для проведения фестиваля удостоите их призового места, — шептал учитель. — Но, положа руку на сердце, наша школа недостойна получить приз. Как можно возвеличивать какой-то ШНОР? Народ не поймёт. Правильнее всего, если вы оцените наши старания по справедливости, то есть присудите нам десятое место. Самое то будет.

— Десятое не могу, — упирался Сквозняк. — Участвует всего восемь команд. Десятое не получится. Хотя идея хорошая и мне она нравится.

— Тогда восьмое, — предложил математик. — Да вы закусывайте, закусывайте.

— Восьмое, да. Восьмое, могу, — обещал Сквозняк, но спорил из чувства противоречия. — Восьмое ещё заслужить надо.

— Заслужим, — обещал Никодим. — Костьми ляжем.

Наступило время десерта. На десерт подали торт из мороженного с которым хорошо зашёл настоящий портвейн. Все присутствующие расчувствовались до такой степени, что устроили танцы. Длинная и Короткая достались местным работникам, а толстую тётку танцевал Сквозняк и корреспондент. Все танцевали довольными и радостными. И пили, как не в себя. Самое интересное, что никто опьянения не чувствовал: вот что значит хорошая закуска и чувство меры.

— Присвою я вам седьмое место, — заявил Сквозняк, глядя в грустные глаза Никодима. Вот же смешное имя. — Что заслужили, то и получите.

Этот учитель со смешным именем пытался доказать Сквозняку, что тот подсуживает им по-чёрному. Им и восьмого места за глаза хватит.

К концу застолья стало понятно, почему школа выделила крепких мужиков на банкет: тела министерских работников предстояло как-то дотащить до гостиницы. Тела сопротивлялись и требовали продолжения банкета. Даже Сквозняк сам стал тянуться к бутылкам — ведь не все напитки он ещё откушал. А напитков имелся огромный выбор на любой вкус. Монументальная тётка из администрации лезла ко всем с предложением выпить холодного шампанского: «Чтобы газики щипали носик». Судя по поведению барышень из министерства, им именно этого и хотелось сейчас больше всего.

Сквозняк расчувствовался до такой степени, что стал рассказывать учителю со смешным именем о своей драгоценной жене Софочке, какая она выдающаяся женщина во всех смыслах, но стерва, что печально. Ему срочно требовалось, чтобы его кто-то пожалел. Математик встречал откровения со вниманием и выражал сочувствие.

— Вы, молодой человек, надо понимать тоже человек семейный, и вы уже понимаете, для чего на самом деле нужны женщины, — со слезами на глазах жаловался Сквозняк Никодиму. — Моя Софочка стерва…  я в командировку, а она…  Её подруга, которая пять раз выходила замуж, по сравнению с Софочкой ангелочек. У нас сложные и запутанные отношения. Простите, это такое личное и неинтересное.

Никодим сочувственно кивал и подливал напитки: да уж, сердце красавиц оно такое, склонно к изменам. К Леопольду Львовичу лезла целоваться тётка из администрации: она ему сочувствовала из-за его Софочки. Очень сочувствовала.

— Леопольдушка, дай я тебя в носик поцелую, — лезла она к носу Сквозняка своими жирными губами. — Сегодня я хочу много целоваться и блудить, поэтому мне понадобится твоя помощь…  проказник, — слышал он жаркий шёпот озабоченной дамочки. — О, цыплёночек, между нами что-то промелькнуло…  такая большая искорка. Я хочу творить дичь.

Цыплёночек отбивался, как мог, но силы оказались не равные, как и весовая категория. Ему хотелось сказать тётке, что она была бы гораздо убедительнее, если бы хоть вытерла соус со своего лица, но приходилось терпеть телячьи нежности.

Это всё случилось вчера, а сегодня надо опять тащиться в школу и оценивать всякие дебильные поделки из шишек: на большее ума ни у кого не хватает. Да, вчера случился очень интересный, насыщенный и необычный день. Но сегодня утром он окончательно останется в прошлом и лучше его вычеркнуть из памяти. Через час весь коллектив жюри и, примкнувший к ним корреспондент, плелись к школе. Даже тётка из администрации, кряхтя и охая, передвигала ноги, следуя в конце компании. А не надо злоупотреблять — косился на неё Сквозняк. Не всё кошке масленица, случается и Великий пост. На диету тётку пора отправлять. Нажралась вчера, как свинья и непотребства стала вытворять. Истинно говорят, что пьяному море по колено, да лужа по уши.

Идти, правда, требовалось совсем не далеко. Гостей на входе в школу встречала толпа радостных учителей и крутящихся здесь же подростков.

Сквозняк махнул рукой, дескать, хватит торжественности, показывайте уже, что вы там насочиняли творческого. Все школы насочиняли очень творческие поделки из шишек, вот только жупеевская школа опять налажала: они показали, установленную в коридоре какую-то огромную агудину. Как оказалось, это макет адронного коллайдера. Когда эту штуковину включили, она стала весело мигать светодиодами и урчать.