– Ох, молодость, – весело рассмеялась женщина, – я ей о делах серьезных, а она – ярмарка.

– Вы неправильно меня поняли, я хочу знать, продаётся ли там готовая еда? Ну, например, пирожки или лепешки, – в голове начал созревать план по нашему обогащению.

– Так, конечно, и пирожки, и лепешки, и много всякой снеди. Только тебе то это зачем? – Марта с любопытством подняла на меня глаза.

– Хочу помочь отцу, может удастся и мне продать что-нибудь из выпечки. Негоже мне на его шее висеть.

Марта задумалась.

– А знаешь, ведь дело ты говоришь. И правда, попробуй. Не продашь, так и самим недолго съесть, а коли расторгуешься, все впрок пойдет, хозяйство немного поправите. Петер – хороший человек, да только мужик один не может за домом, как положено, следить. Тут женская сноровка нужна. Бери, девонька, все в свои руки, давно пора, Эми, ты уже не ребенок, в твои годы девушки уже замуж выходят, да с детьми нянчатся.

– А сколько мне лет? – я чувствовала себя круглой дурой, почему не спросила раньше у отца.

– Семнадцать, Эми, еще пару лет и замуж тебя вряд ли кто возьмет – Марта печально улыбнулась.

– Так у меня и приданого нет, кто позарится на нищую.

– Вот и отправляйся на ярмарку, глядишь и сама себе приданое справишь, – Марта лукаво подмигнула. – Ну, а теперь займемся делом. Ставь-ка, девонька, котел с водой на огонь, – Марта закатала рукава платья и подбоченилась, – сейчас все тебе объясню, справишься, в доме не хуже, чем у добрых людей будет.

Нагрев воды, мы перестирали наши небогатые пожитки. Без мыла, но используя золу, которую Петер собирал в щербатый деревянный таз. В сундуке я нашла еще пару стареньких, но вполне пригодных платьев, а вот одежда отца была, что называется, в одном экземпляре. Марта ловко раздела его, даже не разбудив, и вскоре со стиркой было покончено. Наказав, завтра после обеда прийти к ней домой, женщина вскоре распрощалась со мной и отправилась восвояси.

Прибрав в комнате и немного проветрив дом, я развесила сушеные пучки лаванды, одолженные у знахарки, по стенам. Ее терпкий, пряный аромат заполнил нашу хижину, и теперь запах навоза почти не ощущался.

Проснулся отец, при этом выглядел он немного бодрее и даже съел кусок лепешки, приготовленной Мартой. Вечерело, я, чувствуя, как устала от суматошного дня, прилегла на лежанку, и сама не заметила, как провалилась в сон.

Разбудил меня громкий кашель, которым снова зашелся рыбак. Резко сев, чуть не свалилась на пол: перед глазами всё потемнело, голова закружилась. Ого! Не следует так шустро вскакивать, организм всё ещё не до конца окреп.

Медленно встала, проморгалась, головокружение прошло, и я дала родителю оставшуюся часть настойки, после вышла во двор умыться. В округе пели первые петухи, легкие предрассветные сумерки постепенно уступали место проснувшемуся солнышку. С берега реки поднимался туман, укрывая белой пеленой чахлые деревья, растущие на берегу.

– Время подумать о завтраке, – с грустью подумала я, и побрела обратно в хижину.

Молока больше не было. С какой стороны подойти к козе е ведала. Кое-как растопив очаг и водрузив на него треногу, вскипятила воду и засыпала найденную в одном из мешочков, но так и неопознанную мной, крупу. Перебрав все горшочки, нашла немного меда. Вот и славно, пусть и на воде, но сдобренная медом каша, пойдет больному на пользу. За горшками отыскался небольшой твердый, как кирпич, кусочек сыра. Так, планы меняются. Я нашла во дворе камень побольше и раскрошила сухой сыр в крошку, когда каша была почти готова, добавила в неё крошево и накрыла крышкой. А мед пригодился для травяного взвара, так полезней.

Вскоре проснулся Петер, и я разложила по мискам готовую еду. Сама накормила родителя, поскольку силы совсем его покинули, даже ложку держать у него выходило с трудом.

– Эми, это очень вкусно! – отец с удивлением смотрел на меня, – из чего ты варила кашу?

– Я добавила туда старый кусок сыра.

Получилось и правда вкусно, сыр придал простому блюду свойственную ему пикантность, каша загустела, приобрела приятный медовый оттенок и выглядела очень симпатично.

– Ах, этот, – рассмеялся отец, – подарок твоего дядюшки валялся на полке уже несколько месяцев. Мы же его с тобой и размачивать пытались, да только всё без толку.

– Вот видишь, всё в хозяйстве когда-нибудь да пригодится, – я ласково улыбнулась старику, – поспи еще немного, сон лечит. Тебе нужно больше отдыхать.

Отец послушно прикрыл веки и вскоре его дыхание стало глубоким и спокойным, а я, подкинув дров в очаг, засобиралась к Марте.

Добрая селянка радушно встретила меня и проводила в дом. Пройдя через небольшие сени, я оказалась в просторном помещении с большой печью. Дом новой знакомой был намного больше нашей лачуги, за кухней виднелась еще одна комната, судя по всему спальня. Да и сама кухня впечатляла размерами, посреди неё стоял большой, накрытый нарядной скатертью, стол, вдоль стен примостились лавки, а под окнами разместились большие, резные сундуки, на которых лежало оставленное кем-то шитье. Окна с яркими, расшитыми занавесками, выглядывали в небольшой палисадник.

За столом, накрытым к обеду, собралась вся семья. Муж Марты, улыбчивый мужчина с добрым лицом, был под стать хозяйке, невысокий, тучный, с пухлыми губами и искорками смешинок в карих глазах. По бокам от родителя расположились две дочери – девочки, лет десяти-одиннадцати и маленький мальчуган, едва ли достигший четырех.

– Здравствуй, Эми, рад видеть тебя в добром здравии, – мужчина мягко улыбнулся, – садись с нами обедать.

После скромной еды в лачуге у отца, блюда, стоявшие на этом столе, казались мне просто изысканным лакомством, хоть и были довольно просты: варёная репа, щедро сдобренная сливочным маслом, квашенная капуста, густой куриный суп, поджаристые овощные пироги.

После сытного обеда меня начало клонить в сон, однако Марта тут же принялась за дела, при этом объясняя мне все хитрости домашнего обихода селян. Я научилась делать закваску для хлеба из дешевого эля, что продавался за гроши у одного односельчанина, узнала рецепты самых распространенных блюд местной кухни, заботливая хозяйка подарила мне пару иголок для шитья и немного суровых ниток.

К моей несказанной радости, сегодня у этой замечательной семьи был банный день и, когда хозяева и их дети помылись, Марта отправила помыться и меня. Прежде распутав мои свалявшиеся пряди. Заодно подарив мне деревянный гребень.

Маленькая, приземистая банька, которую здесь называли «мыльня», топилась по-черному, но какое это было блаженство – окунуться в горячую воду. Я, наверное, час отскребала всю грязь с тела, промывала спутанные волосы. Отмывшись, решила использовать большую лохань вместо зеркала, все же интересно, что за лицо мне досталась.

Из воды смотрела на меня совсем молоденькая, миловидная девушка, я, наверное, не назвала бы себя очень красивой, и все-таки подобная внешность не могла не нравиться. Тонкие черты лица, точеный, чуть вздернутый носик, большие глаза, в обрамлении густых ресниц, и тяжелые локоны. Стоит признать, с новым обликом мне повезло, и в приподнятом настроении я вышла из бани.

Поблагодарив сердобольную женщину, засобиралась к себе домой. Марта же не отпустила меня с пустыми руками и, вручив ещё один подарок в виде готовой закваски, тепло распрощалась со мной, наказав заходить к ним, если мне что-то понадобится.

Несмотря на то, что настроение мое было омрачено мыслями о больном отце, душа полнилась радостью: искренняя забота и сердечная доброта семьи Марты настроили и меня на позитивный лад.

«У меня все получится, я выживу в этом мире и смогу обеспечить себе и отцу достойное существование!»

Вернувшись домой, обнаружила, что отец уже не спит: он сидел на лавке, смущенно прикрыв свою наготу покрывалом, а увидев меня, осерчал.

– Эми, что это такое?! – его глаза метали молнии, – кто позволил тебе раздевать меня и куда ты дела одежду…