Надышавшись вволю, Кумкагир грузно сел на ближайшее бревно и задумался. Если возвращаться по своим следам, до лагеря больше сорока километров – по карте, а не по бурелому с болотинами. В Букачачу… да, я именно там, вот только поселок примерно в десяти километрах. Пустяк вроде, однако без навигатора придется топать сперва через тайгу, а потом через редколесье, таща на себе тридцатикилограммовую броню, не считая рюкзака. И надеяться, что отыщешь случайного охотника, услышишь шум машин с трассы, почуешь дымок человеческого жилья. Надо же – как легко превратиться в слепого котенка.

Для разнообразия Кумкагир попробовал вспомнить, когда он ходил без навигатора – и не смог. И в планшете, и в детском браслете, и в руле скутера стоял умный прибор, подсказывающий, где на дорогах пробки, где гололед, как сократить маршрут и что встретится на пути. В первом классе Илюша думал, что за пластиковым корпусом прячется специальный премудрый гном, знающий всё на свете… А теперь по ходу придется выбираться самостоятельно.

До жилища шамана оставалось около пяти километров по прямой – вроде рукой подать. Идти вдоль русла реки, никуда не сворачивать – и попадешь куда надо. И ориентир есть – избушка на курьих ножках она же эвенкийский лабаз прямо над берегом. Налегке пара часов ходу. Стемнеет через четыре часа где-то. Еда есть, воды полно русло. А вот балласт-то мы сбросим… Снимать скафандр Кумкагир не особо хотел, однако вариантов не видел. Верный помощник стал тяжелой обузой. А отвертеть заглушки на спине куда проще чем на шлеме. Осторожно двигая плечами, Кумкагир попробовал вылезти через дверцу и немедля свалился в снежную кашу. Носки тотчас отсырели, термокостюм промок, пальцы закололо от острого холода. Ерунда!

Хорошо, что у скафандра отстегиваются ботинки! Ногам сразу стало теплее, Кумкагир попрыгал на месте, сделал несколько махов, растер руки – живем. Скафандр застегнуть и повесить на ветку на видном месте – потеряю, шкуру снимут. Кусочек сахара в рот, рюкзак на плечи и вперед, заре навстречу. И даже песня легла под шаг, та, которую на вечернем костре пел вожатый в «Орленке»:

…И в беде, и в радости, и в горе Только чуточку прищурь глаза. В флибустьерском дальнем синем море Бригантина подымает паруса…

Путь складывался легко – вдоль речного русла кто-то проложил тропинку в снегу. Вряд ли люди, охотникам здесь взяться неоткуда, а шаман бы один не справился – утоптанная поверхность легко держала нагруженного ходока. Ноги совсем согрелись, щеки не мерзли и ладони остались теплыми. Говорливые птахи следовали за человеком, сопровождая его тревожными криками, из-под ног порскнул тощий зайчишка, далеко-далеко провыл волк. Или собака? Различать зверей по голосам Кумкагир тоже не умел и уже жалел, что вполуха слушал отцовские наставления. На какой стороне дерева растет мох, куда направлено течение воды, с какой стороны сугробы быстрее тают, как уйти от медведя и не испачкать штаны. В последнее Кумкагир почему-то не верил.

Через полчаса ходу тропа закончилась – она, как оказалось, вела к броду и водопою. Ближний берег истоптали до бурой глины, на дальнем опустил морду к воде здоровенный лось. Человека он не боялся. Что-то зловещее почудилось в горбатой массивной фигуре и склоненных рогах. Хорошо, что он там, а я здесь.

Дальше реку обрамляли каймой непроходимые заросли ивняка вперемешку с кустами шиповника. Попытка прорыва стоила Кумкагиру двух прорех в термокостюме – туда тотчас забрался кусачий холод. Перебираясь через поваленные деревья, он попал ногой в мерзлую щель между стволами и едва не вывихнул голеностоп.

Спустившись в овраг, сбился с направления – пришлось возвращаться по следам. А в лесу всё холодало и холодало.

Внезапно стало темнеть – на пару часов раньше положенного. Затихли птицы, попрятались в дупла белки. Мощный ветер пронесся по лесу, пригибая верхушки лиственниц, сбрасывая вниз сухие веточки. А затем пошел снег – сперва обманчиво легкий, затем крупный и медленный как новогодний. Короткие волосы Кумкагира накрыло белой чалмой, ресницы то и дело облепляло мокрыми хлопьями. На глазах ухудшалась видимость, еще немного и придется остановиться.

…Словно оторвался от корабля и улетаешь в открытый космос. Вокруг черная пустота, леденящий холод, от смерти отделяет лишь тонкая пленка скафандра. И ясное понимание – или сейчас подлетит товарищ, подцепит страховочный трос и подтянет назад к модулю, или придется долго умирать от удушья в безразличном нигде…

Внезапно Кумкагиру сделалось не по себе. Он один в пустом лесу, без убежища, без огня, без связи, не сможет даже позвать на помощь. И тупо замерзнет, как дурак, где-нибудь под сутулой пихтой. Враз подступила тошнота, лицо покрылось липким потом, сердце заколотилось – пришлось присесть, чтобы не свалиться. Отставить панику!

Несколько глубоких вдохов, кусочек сахара – и думать, думать. Безвыходных ситуаций не бывает, говорил тренер, есть лишь те, из которых не видишь выхода. Что сейчас нужно? Согреться, сосредоточиться, выйти к людям. До шамана полчаса ходу, осталось лишь приложить усилия. И надеяться, что служитель культа в такую погоду сидит дома, а не пасет олешек. Так что аккуратно встаем, используем ближайшую палку в качестве посоха – и геликоптер нихт, шагаем в ногу.

Кумкагир дважды падал, прежде чем выбрался назад к берегу. Осмотреться не получилось – деревья уже окутало сумерками, но хотя бы направление сделалось явным. К запаху палой листвы и снега примешалось что-то сладковато-манящее, тонкое – цветок что ли распустился раньше времени. Рододендрон Адамса? Непохоже, да и не до цветов. Через пару шагов запах сделался ярче, потом Кумкагиру почудился крохотный отблеск огня впереди.

Это была свеча, надежно укрытая от ветра. Под большой лиственницей кто-то натянул тент, натаскал лапника и устроился переждать бурю. Кто-то хозяйственный и аккуратный, с походным рюкзаком, карематом и даже веревкой. Кто-то невысокий, худой, с пышными волосами, выбивающимися из-под шапки. Девчонка экологов… Вот так встреча!

– Привет! Чай будешь?

Больше всего на свете Кумкагиру хотелось крепкого горячего чаю с сахаром.

– Стряхни снег и забирайся под полог. Только осторожней давай – места мало.

Чай в шершавой глиняной кружке был непривычным на вкус – не черный и не зеленый, совсем не сладкий. На кубики сахара девчонка покосилась, но промолчала. Она достала из клапана рюкзака серебристую упаковку и развернула с шелестом – термоодеяло оказалось просто спасением. Укутав плечи и спину, Кумкагир наконец-то перестал дрожать. А запах шел от коричневой тонкой палочки, тлеющей ароматным дымком.

– Индийские благовония, – улыбнулась девушка. – Не видал таких?

– Ни разу, – попробовал улыбнуться Кумкагир. – Как шалфеем окуривают или сосновую кору жгут – встречал, а это зачем?

– Для радости, – пожала плечами девушка. – Вдыхаешь дым и чувствуешь, как внутри теплеет.

Из любопытства Кумкагир потянул носом и оглушительно чихнул.

– Всё равно холодно.

Девчонка хихикнула:

– Как ты здесь оказался, такой мерзлявый? Почему без снаряги, без нормальной одежды?

– У меня скафандр вырубило на ровном месте. Пришлось топать как есть.

– Куда?

– К шаману.

Синие глаза девчонки округлились:

– А зачем тебе Монгой?

– Поговорить хочу. Тут полигон испытательный будут строить для космического корабля. А шаман стройке препятствует, уходить отказывается.

– Есть такое, – согласилась девчонка.

– Если он подобру не уедет, будут крупные неприятности. И у Монгоя и у начальства стройки и у космической экспедиции. Наши круто завернули, неправильно. Шамана понимать надо, с душой к нему, неспешно, трубочку покурить…

– Докурились уже, – фыркнула девчонка. – Слышал про восьминогого небесного коня, которого Туманча Монгой лично передал нашему Учителю Жизни, дабы тот поверг в прах всех врагов и защитил духов священного водопада?

– Чегоо? – опешил Кумкарир.

– Ясно, не слышал. А наш Учитель утверждает, что видел своими глазами и принял из рук в руки поводья.